Темные времена. Как речь, сказанная одним премьер-министром, смогла спасти миллионы жизней - Энтони МакКартен

германоязычными народами. Многие считали намерения Гитлера вполне достойными – ведь он предложил Франции заключить договор о ненападении, чтобы ослабить возникшие в этой стране страхи. На заседании кабинета министров в январе 1937 года Галифакс заявил, что хотел бы улучшить контакты с Германией и что он считает, что немцы имеют основания для обиды, поскольку Британия явно демонстрирует симпатию к Франции и резко критикует Германию[137].

Когда в мае 1937 года Стэнли Болдуин ушел в отставку, его преемник, Невилл Чемберлен, долгое время остававшийся в тени, начал активно проводить открытую политику умиротворения, пытаясь предотвратить Вторую мировую войну. У Галифакса уже сложились хорошие отношения с новым премьером, так что он получил пост лорда-председателя Совета и стал считаться явным фаворитом в правительстве.

Получив в ноябре 1937 года сенсационное приглашение участвовать в охоте на лис, организуемой основателем гестапо, Германом Герингом, и встретиться с Гитлером, Галифакс оказался в затруднительном положении: премьер-министр и министр иностранных дел придерживались противоположных взглядов по этому вопросу. Чемберлен считал, что эта встреча будет сугубо неформальной, министерство же иностранных дел опасалось, что сторонник политики умиротворения получил от премьера полномочия обсудить ряд важных вопросов международного значения. Несмотря на возражения Идена, Галифакс отправился в Германию, но получил указания ограничиться предостережениями касательно Австрии и Чехословакии[138] – ведь именно на эти две страны Гитлер явно имел виды. Однако в меморандуме, который Галифакс направил в министерство иностранных дел по возвращении, Иден с ужасом прочел, что тот обсудил возможные изменения европейского порядка, которые могут быть рассмотрены с течением времени. Среди этих вопросов были Данциг, Австрия и Чехословакия[139].

Встреча с Гитлером началась с фарса. Галифакс по ошибке принял фюрера за швейцара и чуть было не скинул ему на руки свой пиджак. Но вскоре Гитлер очаровал англичанина «и лично, и политически». По возвращении в Англию Галифакс писал своему наставнику, Стэнли Болдуину, что «национализм и расизм – это мощная сила[140].

Поразительные слова о человеке, который, придя к власти в 1933 году, объявил национальный бойкот еврейскому бизнесу, лишил гражданства натурализованных германских евреев и запретил межрасовые браки. Но письмо к Болдуину было еще довольно скромным в сравнении с теми восхвалениями, которыми Галифакс осыпал Гитлера. Лишь слабое неодобрение проскользнуло в его словах, когда он сказал, что «в нацистской системе есть многое, что оскорбляет британские взгляды (отношение к Церкви; пожалуй, в меньшей степени – отношение к евреям; отношение к профсоюзам)».

Совершенно ясно, что Галифакс стремился избежать вопросов, которые могли бы привести к конфликту, но его рассуждения о темах, которые министр иностранных дел настрого запретил затрагивать, а также совершенно искренние комплименты в адрес Гитлера показывают, что этот человек не просто проявил политическую близорукость, но и совершенно не понимал реального положения дел. В дневнике он писал, что Гитлер показался ему «очень искренним, твердо верящим в то, о чем он говорит»[141]. Еще более обаятельным ему показался Геринг: «Его характер весьма привлекателен… Он напоминает большого мальчишку-школьника… сложная личность: кинозвезда, богатый землевладелец, интересующийся своими землями, премьер-министр, партийный лидер, любитель бойцовых птиц»[142]. Статус «богатого землевладельца» был особенно притягателен для пасторальной натуры Галифакса. Он полностью поддался обаянию своих гостеприимных хозяев и перестал критически относиться к тевтонскому меду, который постоянно вливали ему в уши.

Когда он вернулся в Лондон, было уже слишком поздно. Германские политики искусно одурачили его. Галифакс сообщил кабинету министров, что война немыслима и что немцы не собираются действовать немедленно. Они слишком заняты возрождением своей страны[143]. В заключение Галифакс вернулся к концепции, которая постоянно будет всплывать на самых ожесточенных заседаниях военного совета 25–28 мая 1940 года: уступки колониальных земель в рамках всеобщего мира в Европе. Но еще задолго до этих заседаний эта идея стала основой политики умиротворения, которую Галифакс и Чемберлен принялись активно проводить.

В январе 1938 года Чемберлен официально провозгласил политику колониального умиротворения, и правительство принялось оценивать, какими территориями Европа может пожертвовать в пользу Германии. Политики и журналисты открыто осуждали эту стратегию. Публичная критика вызвала жалобы даже со стороны самого Гитлера. Галифакс вызвался успокоить фюрера и лично запретил выход нескольких радиопрограмм с дебатами противников политики умиротворения.

Когда в феврале 1938 года Иден из-за политики умиротворения, позволившей Гитлеру осуществить свои планы в Австрии, а Муссолини – в Средиземноморье, подал в отставку, Чемберлен предложил пост министра иностранных дел Галифаксу.

Всего через две недели, 11 марта 1938 года, Гитлер аннексировал Австрию. Стремительная операция носила название «аншлюс». Зная, что это возможно, Галифакс не сделал практически ничего, а потом стало слишком поздно. Германские войска маршировали по Вене. Посол Германии в Британии, Иоахим фон Риббентроп, позже винил в аншлюсе исключительно Галифакса. Во время Нюрнбергского процесса он написал воспоминания, где привел слова, сказанные Галифаксом в 1937 году и давшие Гитлеру зеленый свет на вторжение: «Британский народ никогда не начнет воевать из-за того, что две германские страны хотят воссоединиться»[144].

После аншлюса все взгляды обратились на Судетскую область Чехословакии, заселенную немцами. Как же Галифакс отнесся к планам Гитлера в этом вопросе?

В то время британский министр иностранных дел, по мнению многих, был человеком неуверенным и колеблющимся[145]. Мартин Гилберт в книге «Корни умиротворения» писал, что он вместе с Чемберленом и группой титулованных сторонников этой политики – сэром Сэмюэлем Хором, сэром Джоном Саймоном, сэром Кингсли Вудом, сэром Томасом Инскипом, сэром Дорман-Смитом и графом Стэнхоупом – верили в возможность спасти англо-германские отношения от бури, связанной с перевооружением, аншлюсом и антисемитизмом, которая уже определяла все международные отношения[146]. Они считали, что Британия не должна осуществлять военное вмешательство, даже если Германия использует силу для аннексии территории, заселенной преимущественно этническими немцами.

Летом 1938 года пошли слухи о том, что германские войска скапливаются у границы с Чехословакией. В сентябре, после того как Гитлер отверг предложения Британии и Франции, в Мюнхене собралась конференция. К тому времени Галифакс, хотя и не потерял веры в потенциальную рациональность Гитлера, решил восстановить свои позиции и твердо выступил за политику быстрого перевооружения Британии. Но оказалось слишком поздно.

В биографической книге «Святой Лис» Эндрю Робертс пишет: «[Галифакс] совершил катастрофическую ошибку, решив перевести свой индийский опыт взаимодействия с [индийским] Конгрессом в политику решения проблем Европы. Он не сумел понять, что Гитлер не верит ни в переговоры, ни в отказ от насилия. Все взгляды, выработанные Галифаксом в Индии… что девяносто процентов проблем носит психологический характер… что личные переговоры эффективны;