Невиновный - Джон Гришэм

Итак – подыграть. Отличная, мол, полицейская работа – и вот она, истина.

Если его «признание», основанное на бредовом сне, будет достаточно абсурдным, то кто же в него поверит?

– Кто первым вошел в магазин? Оделл?

– Ну да, пусть будет Оделл, – ответил Томми, – это же всего лишь сон.

Копы почувствовали, что дело сдвинулось с мертвой точки, – благодаря их умелой тактике парень наконец раскололся.

– Вашей целью было ограбление?

– Пусть будет ограбление или что угодно другое – все равно это только сон.

Большую часть дня Смит и Роджерс добавляли все новые и новые придуманные детали в его сон, а Томми лишь иронически им поддакивал.

Почему бы и нет? Ведь это не более чем сон.

Даже в процессе абсурдных «признаний» Томми полицейские сознавали, что у них серьезные проблемы. Детектив Майк Баскин ждал в Аде, сидя у телефона в полицейском управлении и сожалея, что не находится в центре событий. Около трех часов дня позвонил Гэри Роджерс и сообщил потрясающую новость – Томми Уорд заговорил! «Садись-ка ты в машину, поезжай на заброшенную трансформаторную станцию и поищи там тело». Баскин тут же помчался в указанное место, уверенный, что расследование подходит к концу.

Однако ничего не нашел и понял, что ему нужны несколько помощников, чтобы прочесать местность более тщательно. Он вернулся в участок. Там снова звонил телефон. Картина менялась. На подъезде к трансформаторной станции по правую руку есть сгоревший дом. Вот там-то и находится тело!

Баскин поехал снова, нашел дом, перевернул там каждый камень, опять ничего не нашел и вернулся в город.

Охота за химерой продолжилась и после третьего звонка Роджерса. Условия опять менялись: где-то по соседству с трансформаторной станцией и сгоревшим домом находится бетонированный бункер. Вот где преступники на самом деле бросили тело.

Прихватив еще двух офицеров и несколько прожекторных фонарей, Баскин снова отправился к трансформаторной станции. Они нашли бункер и продолжали обшаривать его даже после наступления темноты.

И снова – ничего.

Каждый раз, получая неутешительный звонок от Баскина, Смит и Роджерс корректировали сон Томми. Время тянулось бесконечно, подозреваемый постепенно лишался последних сил. Полицейские не ослабляли хватку, слаженно действуя в паре: хороший коп – плохой коп; речь то тихая, почти сочувственная, то вдруг срывающаяся на крик, пересыпаемая ругательствами и угрозами. Наиболее часто повторялась фраза: «Ты врешь, подлый сукин сын!» Ее тысячу раз бросали Томми в лицо.

– Радуйся еще, что Майка Баскина здесь нет, – говорил Смит. – Уж он-то выбил бы из твоей башки все мозги.

Томми не удивился бы, даже получив пулю в лоб.

После наступления темноты, когда стало ясно, что в тот день тело уже не найдут, Смит и Роджерс решили закругляться. Пока не включая камеру, они прорепетировали с Томми сочиненное ими для него признание, начиная с того, как трое убийц в пикапе Оделла Титсуорта подъехали к магазину, чтобы его ограбить, и кончая тем, как, поняв, что Дениз сможет их опознать, увезли ее с собой, а потом изнасиловали и убили. Местонахождение тела было слабым звеном их версии, но детективы не сомневались, что труп спрятан где-то вблизи трансформаторной станции.

Томми уже ничего не соображал и едва ворочал языком. Он пытался пересказать их историю, но факты путались у него в голове. Смит и Роджерс останавливали его, повторяли свою страшную сказку и заставляли начинать все сначала. Наконец после четвертой репетиции, произведя необходимую корректировку сценария и спеша сыграть спектакль, пока их «звезда» не угасла совсем, они решились включить камеру.

– Ну давай, – сказали они Томми, – скажи все как нужно, и смотри – никакой чуши о каких-то там снах.

– Но эта история не имеет ничего общего с действительностью, – возразил Томми.

– Не важно, – настаивали копы, – потом мы поможем тебе доказать, что это неправда. Так что никакой ерунды насчет снов!

В 6.58 Томми Уорд, глядя прямо в объектив, назвал свое имя. К тому времени его допрашивали уже восемь с половиной часов, и он совершенно выдохся физически и эмоционально.

Он курил сигарету – первую за весь день, – и на столе перед ним стояла банка с газированной водой, словно у него только что закончилась самая что ни на есть дружеская беседа с полицейскими и все шло вполне цивилизованно и даже мило.

Он рассказал «свою» историю. Они с Карлом Фонтено и Оделлом Титсуортом похитили Дениз Харауэй из магазина, вывезли на старую трансформаторную станцию, изнасиловали, убили и бросили тело где-то неподалеку от бетонированного бункера у Песчаного ручья. Орудием убийства был складной нож Титсуорта.

«Все это я видел во сне», – добавил Томми. Или хотел добавить. Или думал, что добавил.

Несколько раз вместо «Титсуорт» он произнес «Титсдейл». Детективы останавливали его и услужливо подсказывали правильное имя. Томми поправлялся и продолжал свой рассказ. Он по-прежнему думал: «Даже самому тупому копу видно, что я лгу».

Через тридцать одну минуту запись прекратили. На Томми надели наручники, отвезли его обратно в Аду и бросили в камеру. Майк Робертс все еще ждал на автомобильной стоянке возле Оклахомского отделения ФБР. К тому времени он просидел в ней девять с половиной часов.

На следующее утро Смит и Роджерс созвали пресс-конференцию и объявили, что раскрыли дело Харауэй. Томми Уорд, двадцати четырех лет, житель Ады, сознался в убийстве и назвал двух других участников преступления, которые пока не задержаны. Полицейские попросили журналистов подождать с публикацией еще дня два, пока они не заключат под стражу двух других подозреваемых. Представители газет согласились, телевидение – нет. Новость была тут же распространена по всей юго-восточной Оклахоме.

Спустя несколько часов Карл Фонтено был задержан неподалеку от Талсы и привезен обратно в Аду. Смит и Роджерс, окрыленные победой над Томми Уордом, приступили к допросу. Хотя кинокамера была наготове, допрос поначалу записывать не стали.

Карлу было двадцать лет, самостоятельно он жил с шестнадцати. Вырос в Аде в крайней нищете – его отец был алкоголиком, мать погибла под колесами автомобиля на глазах у Карла. Он был впечатлительным ребенком, имел очень мало друзей и практически никаких родственников.

Он утверждал, что невиновен и ничего не знает об исчезновении Харауэй.

Сломить Карла оказалось куда проще, чем Томми, – не прошло и двух часов, как у Смита и Роджерса было еще одно зафиксированное на пленке «признание», подозрительно буквально повторявшее рассказ Уорда.

Карл отрекся от своих показаний, как только его посадили в камеру, и позднее заявил:

«Я никогда не был в тюрьме и не имел приводов в полицию, никто прежде не бросал мне в лицо обвинения в том, что я якобы убил хорошенькую женщину, и не грозил смертной казнью, поэтому я и наплел им всякую ерунду, чтобы они оставили меня в покое, что они и сделали после того, как засняли допрос на пленку. Они сказали, что у меня есть выбор – писать от руки или говорить перед камерой. До того как они сообщили мне, что я „сделал признание“, я даже полицейского смысла слов „признание“ и „заявление“ не знал. Вот почему получилось так, что я дал им ложное заявление, – просто чтобы меня оставили в покое».

Полиция позаботилась о том, чтобы новость попала в прессу: Уорд и Фонтено полностью изобличены и признали свою вину. Тайна исчезновения Харауэй раскрыта, во всяком случае, в общих чертах. Сейчас они работают с Титсуортом и надеются предъявить обвинение всем троим в течение ближайших нескольких дней.

В сожженном доме был найден фрагмент костей, напоминавший человеческую челюсть. Об этом тоже немедленно сообщили в «Ада ивнинг ньюз».

Несмотря на точные наставления, данные Карлу, его признательное заявление было крайне неубедительным. Между его версией преступления и версией Томми существовали огромные разночтения. Подозреваемые прямо противоречили друг другу в таких подробностях, как порядок, в котором они насиловали Дениз, была ли она заколота в момент изнасилования или после, в описании количества и местоположения ножевых ран, в том, удалось ли ей вырваться и пробежать несколько шагов, прежде чем ее поймали снова, и когда именно она умерла. Самыми существенными противоречиями были противоречия в показаниях о способе убийства и местонахождении тела.

Томми Уорд утверждал, что она получила несколько ножевых ран, когда во время коллективного изнасилования лежала на спине в пикапе Оделла Титсуорта. Умерла она там же, и они выбросили тело в яму возле бетонированного бункера. Фонтено «помнил» все иначе. По его версии, они привезли девушку в заброшенный дом, где Оделл Титсуорт ее заколол, запихал в подпол, а потом облил бензином и сжег вместе с домом.