История про одолженную жизнь. Том 3 (СИ) - Иванов Александр Анатольевич

— Надеюсь, я успею понянчить своего братика, — негромко сказал я

Негромко, да. Но она аж дернулась от моих слов. Явно считает меня небезопасной для своего ребенка.

— Конечно, — сказала она наконец, — да и в отчий дом ты будешь вольна приезжать хоть каждый день, тебя же никто в клетке запирать не станет.

Ага, из Питера сюда — каждый день!

— Хорошо, мам, — впервые за время завтрака улыбнулся я, хоть глаза мои и оставались заплаканными, — я сделаю для нашей Семьи все

— Вот и славно! — ответила «матушка», — Учись прилежно, и в дальнейшем ты сможешь быть полезной Семье не только в постели своего любовника…

Теперь уже от ее слов дернулся я. Какая мать, пусть даже и приемная, может на полном серьезе сказать подобные слова своей четырнадцатилетней дочери?

— … но и заняв высокую должность в каком-либо из Семейных предприятий. Кушай-кушай, ты не ела целые сутки…и не смотри на меня так, это решение мне тоже не сильно по душе.

Некоторое время спустя.

— Если ты не против, мам, я пойду отдохну, — сказал я, когда обслуга убрала со стола посуду

— Да иди…, — сказала она, но внезапно спохватилась, — помнится ты говорила, что хотела бы брать уроки черчения? Так вот, я нашла для тебя подходящего учителя. И ваш первый урок будет сегодня, в пять часов. Так что слишком долго бездельничать, раздумывая о всяком, у тебя не выйдет. В конце-концов усердный труд — лучшее лекарство от всевозможных депрессий. И да, с этого момента, немецкого языка в твоем учебном расписании станет значительно больше. Плюс, тебе необходимо начать изучать политику и раз уж так вышло, что я теперь сижу дома, то этим займусь самолично.

— Хорошо, мам…, — ответил я, глядя чуть в сторону от нее

— Кстати говоря, — окликнула она, когда я уже встал из-за стола, — как тебе спалось? Если тебя мучают кошмары, из-за случившегося, то Лера даст тебе лекарства.

А вот и главный вопрос этого утра. Я взглянул в потолок и почесав нос, ответил:

— Да нет. Вроде никакие кошмары меня не мучают. Я вообще редко вижу сны. Все хорошо, мам, — улыбнулся ей я и пошел на выход из столовой

Чуть позже, в своей комнате.

Я взял с полки одну из книг (бумажные теперь редкость!) и удобно устроившись на диванчике, принялся бездумно, не читая, листать ее. Потом просто бросил книгу на пол и упал лицом на декоративную подушку.

Я улыбнулся. И не просто, а до ушей, от всей души.

При взгляде со стороны, моя жизнь может показаться сущим адом. Впрочем, это и есть мой личный ад, в котором я вынужден каждую минуту притворяться, чтобы выжить, носить маску, но…

Я сейчас ощущаю себя живым настолько, насколько не ощущал этого никогда ранее… и я вдруг понял, что мне нравится моя теперешняя жизнь. Удивительно, конечно, но это факт. Просто я сошел с ума, наверное.

Примерно за час до урока черчения. Мария, постучавшись, зашла в мою комнату, сообщив о том, что меня дожидается гостья.

— Ия? — спросил я

— Нет, это одна из ваших кузин, Ольга, — ответила та, — она ожидает вас в гостиной

В моей голове моментально всплыла сцена расстрела бывшего «папочки» и его братьев, среди которых был и отец Олечки. А также то, что последовало за этим…

Мои родственнички, и в этом нет ни малейшего сомнения, никогда не простят мне своего страха и своего позора, когда они, распихивая и затаптывая друг друга, бежали прочь из зала, спасая свои никчемные жизни, совершенно позабыв о ближних своих. И друг другу всего этого они тоже не простят. Представляю, как хохотала матушка, когда ей рассказывали о произошедшей сценке.

Мне категорически не хочется разговаривать с Олечкой. Ни теперь, ни когда-либо еще. Очевидно, что эта гимнастка явилась сюда по наущению своей мамашки, которая, кстати, была на том Совете и видела все своими собственными глазами. И которая теперь опасается того, что «матушка» выкинет на мороз жен и детей тех братьев, что попытались прирезать «папашу», а также, тех родственничков, кто безразлично взирал на происходящее. А она может! В этом нет ни малейших сомнений…

В конце-концов родственников в этой Семье более чем достаточно.

Кажется, мира в Семье не предвидится, ведь для людей, которые привыкли жить не просто роскошной жизнью, потеря кормящей их Семейной «сиськи», будет хуже, чем смерть.

Я поднялся с дивана. Ничего не поделать, нужно идти, разговаривать.

В гостиной.

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что Олечка прекрасно знает то, кто именно «зажмурил» ее папочку, хоть и нельзя не отдать ей должного в том, что актриса она, к моему удивлению, совсем недурственная.

Она меня никогда не простит, естественно, и при удобной возможности непременно постарается отомстить. Я вдруг отчетливо осознал, что хочу, чтобы эта четырнадцатилетняя девочка, стоящая сейчас передо мной, умерла. И от этого желания у меня образовалось очень неприятное послевкусие.

И когда мгновенные эмоции ненависти ко мне схлынули с ее миленького юного личика (она даже догадалась отвернуться, но сделала это недостаточно быстро), она изобразила такую вселенную скорбь, что мне даже захотелось ее пожалеть.

Но что поделать, я тоже был в печали.

К моему удивлению, с разбегу виснуть на моей шее (для этого ей пришлось бы подпрыгнуть, наверное) и рыдать, она не стала. Вместо этого, она встала со своего места и глядя в пол, неспешно подошла ко мне, затем подняла на меня взор и тихим голосом сказала.

— Здравствуй…Кайа

— Здравствуй и ты, Олечка. Это кажется впервые, когда ты назвала меня по имени и никак не ругаешь, — таким же тихим голосом ответил я

— Ты поступила очень плохо, и я на тебя до сих пор зла, — внезапно совершенно искренне ответила та

— Мы с тобой не дружим, так зачем ты пришла? — в лоб спросил я

Она отошла от меня к окну, видимо у нее не было никаких сил спокойно стоять со мной рядом. Ничего удивительного. Я, своими собственными руками, убил ее папу, она меня ненавидела самой лютой ненавистью.

— Мой папа умер…, а мама сказала, что мы, после похорон, уедем. Очень далеко. На Север, на Юг или на Восток…не знаю… Но так велела твоя мама! — Олечка заплакала, а затем, развернувшись ко мне, практически прокричала, — А я не хочу уезжать ни в какую глушь, понимаешь?!

Она вновь отвернулась к окну.

— А если бы, скажем, ты переехала в Санкт-Петербург? Это бы тебя устроило?

— Да! — практически моментально ответила та

— Ты же знаешь, что будущей весной, я стану любовницей одного уважаемого мужчины…, — начал я, но был перебит «кузиной»

— Кто же этого не знает? — буркнула этот зловредный ребенок

— Так вот, — продолжил я, — раз ты так не хочешь уезжать в какую-то глушь, то я подумала, что мой будущий любовник не откажется принять в любовницы еще одну дочь нашей Семьи. Тебя, мою кузину. В конце-концов, матушка мне сегодня за завтраком сказала, что из-за моего возросшего статуса в Семье, некоторые особо пикантные вещи он со мной проделывать не сможет… Ты же — дело иное. В конце-концов, хоть мы с тобой и не друзья, но вдвоем нам будет явно веселее…

Несмотря на всю свою подростковую эмоциональность, дурочкой Олечка не была. Я заметил, что в этой Семье дети ментально гораздо старше своих сверстников из того мира. И даже эта гимнасточка отнюдь не страдает излишним инфантилизмом.

— Тебе так приятно теперь надо мной издеваться? — скривив лицо спросила она

— Вовсе нет, — спокойным тоном ответил я, покачав голой и взяв «кузину» за руку, — вот сейчас пойдем к матушке и все организуем!

Я развернулся и сделал шаг на выход из гостиной.

— Стой! — взвизгнула она, и попыталась вырваться, но я держал крепко, — Я не хочу…!

Я вновь поглядел на кузину.

— Ну раз не хочешь…, — я пожал плечами, отпуская ее руку, — у меня нет иной возможности помочь твоей беде

Затем, обратился к Машке, которая присутствовала здесь же.

— Мария, если матушка сейчас не занята, отведи, пожалуйста, мою кузину к ней. А ты, Олечка, извини меня, но я нехорошо себя чувствую, так что, пойду отдыхать. Пока!