Просто Иван - Гавряев Витальевич

  - Это дело хорошее, только смотри не перестарайся: иначе придёт время в его поганую глотку вцепиться, а у тебя вместо клыков одни пеньки останутся.

  - Ему же хуже: дольше грызть буду. - Иван на секунду задумался и с небольшим ехидством уточнил. - Хотя нет Григорий Иванович, не буду я его на зуб брать. Доктора не советуют всякую мерзость в рот тащить: я одену резиновые перчатки - и утоплю его в самом вонючем нужнике.

   Бойцы дневавшие поодаль на лапнике, засмеялись а Марк, приподнявшись, опираясь на локти сквозь смех поинтересовался:

  - А перчатки зачем? Неужто брезгуешь?

  - Нет. Просто не желаю этим г. замараться.

   Несмотря на то, что шутки были грубыми - топорными, новый взрыв хохота разнёсся по лесу, а старшина, с трудом сдерживая рвущийся наружу смех, пробурчал:

  - Хватит ржать как кони - иначе лешака разбудите. Лучше вот, взвара попейте. Покуда вы дрыхли, я кое-чего по округе насобирал.

  -Товарищ старшина, а картошечка с хлебцем остались? - Немного морщась, поинтересовался Петренко.

  - Немного осталась, голубь ты мой сизокрылый. А зараз, мы все только похлебаем моего взварчика, да по лесу потопаем - для лучшего нагула аппетиту. А когда придёт время, тоды я вас всех и кортоплей, и хлебцем в досыт попотчую.

   Отряд из десяти бойцов уже давно съел почти все трофейные продукты. Только хозяйственный старшина придерживал на НЗ пару банок консервированных сосисок, да завёрнутые в расшитый платок десяток печёных картофелин, и небольшой ломоть хлеба. Вчера они были возле одной из деревень: так ходивший в разведку Хватов принёс из селения этот спешно собранный узелок.

  - Представляешь Ваня, - возмущённо рассказывал Игнат, машинально разглаживая своей огромной мозолистой ладонью, коротко стриженые волосы на голове, - подхожу я значит к ближней от леса хате. А хозяйка то, как только выглянула на стук, да как увидела меня, так сразу и запричитала: - 'Иди мил человек отсюда, нечего тебе на мой двор беду кликать. Иди отсель служивый подобру-поздорову: немцы пообещали строго наказывать тех, кто будет окруженцев привечать‟. - И от карга´ старая, представляешь, со стуком захлопнула перед моим носом дверь - за малым ею мой лоб не расшибла. Зато в другом доме чернявая молодка как меня завидела, так в раз пустила бабью горючую слезу, запричитала что-то малопонятной скороговоркой - мол подожди касатик, и вот какой узелок снеди¹ᴼ вынесла. А так, в деревеньке немцев нет. Эти гады на днях здесь побывали: застращали народ; пограбили по дворам; назначили из местных старосту и убыли с награбленной провизией восвояси.

   Несмотря ни на что, небольшому отряду везло. Они не натыкались на засады или крупные патрули - поэтому больше не несли потерь. Правда несколько раз устраивали обстрел немецких маршевых колонн: старшина отстреливал офицеров, и мощных коней, везущих на телегах боеприпасы. Как он говорил: - 'Коней то оно конечно жаль, но чем дольше немчура будет вести до своих позиций обоз, тем легче нашему солдату держать оборону‟. - В этом его поддерживали все бойцы, но по общему уговору, вели огонь недолго и начинали отход ещё до того, как враг успевал опомниться. Поэтому носимый с собой боезапас быстро таял, а пополнять его было неоткуда. По этой же причине - расстреляв всё до железки, были разобраны и раскиданы по лесу оба немецких пулемёта. А отряд всё шёл и шёл к Черемхе - точнее по независимым от бойцов причинам уже просто на восток. Приходилось постоянно искать обходные пути то из-за блокпостов, или ещё чего либо, неизменно отклоняясь южнее.

   После очередного изматывающего ночного перехода, - когда подираясь через непроглядный подлесок приходилось постоянно прислушиваться, не слышна ли поблизости иноземная речь, замирая при малейшем подозрительном звуке: люди еле передвигая ноги вышли к опушке леса, и болота, где и собирались остановиться на днёвку. Солнце уже давно взошло на небосклон - его лучи обильно проходили через редкие кроны тонкоствольных деревьев: здесь поблизости от топи, все деревца были хилыми и в обилии валялся трухлявый валежник. Старшина только закончил давать распоряжения своим подчинённым и, чавкая по сырой земле своими - некогда щеголеватыми, а сейчас раскисшими, и потерявшими форму сапогами, отмахиваясь подошёл к Непомнящему. Который как его самый прилежный ученик, нарубил лапник, и постелив поверх него трофейную накидку уселся на получившуюся 'перину‟, старательно изучая карту.

  - Ну что Ванюша, а сейчас удалось вычислить наше местоположение?

   Иван, не отрываясь от уже изрядно потёртого листа, рассеяно кивнул и, как будто отвлёкшись от недобрых мыслей, посмотрел на Дзюбу:

  - Найти то нашёл - привязался по недавно пройдённой развилке, оврагу и этому болоту: да только выходит, что мы сильно отклонились от намеченной цели. И ещё, обрати внимание, какая тишина ни единого отголоска боевых действий.

   Как будто в опровержение его слов, неподалёку прозвучала относительно долгая череда сильно приглушённых лесом винтовочных выстрелов. Все кто ещё не успел устроить себе лежак для сна, всполошились и повернулись в направлении, откуда прозвучали эти оружейные хлопки. Встрепенулись и двое счастливчиков успевших смежить веки.

  - Что, где то рядом стреляли? - До конца не высвободившись от чар послесонья, пробубнил Игнат: по недавно приобретённой всеми привычке беря винтовку наизготовку ещё до того, как успел осознать что к чему.

   Не думая ни о чём, скорее всего повинуясь эмоциям, или ещё чему либо, Иван поднялся со своего лежака, сложил изучаемую им карту, спрятав её в полевой планшет; быстро скрутил накидку - спрятав её в свой опустевший сидор; подхватил свою мосинку, снял её с предохранителя и коротко 'бросил‟ - обращаясь сразу ко всем:

  - За мной! Живо!

   Люди привыкли что последних несколько дней именно Непомнящий выбирает и указывает куда и когда идти - Григорий Иванович самоустранился от этого, мотивируя это тем, что он не может читать написанные на чужом языке названия населённых пунктов, и рек. Да и вообще, редко перечил Непомнящему - и то, делал это так чтобы не слышали другие бойцы. Поэтому Ивану повиновались все.

   На окраину леса где хозяйничали оккупанты пробирались с большой осторожностью. И то, что из-за деревьев увидели бойцы, вызвало у всех шок: на мощной ветке одиноко стоящей возле леса берёзы, низкорослый, худощавый немец забравшись на толстый и длинный сук, и привязывал вторую петлю. В первой уже покачивалась короткостриженая девушка: её чёрные кудри трепал ленивый ветерок, шея была неестественно вытянута, а голова имела неестественный наклон. Некогда красивое молодое лицо потемнело, отекло, и как показалось Ивану, из покрасневших от прильнувшей крови глаз, продолжали катиться слёзы. Повешенная была одета в гимнастёрку и полевые галифе - сапоги и ремень отсутствовали.