Погибаю, но не сдаюсь! Разведгруппа принимает неравный бой - Александр Лысёв

– Чего-то я не пойму. Фрицы друг друга колошматят? – поднял лицо на Маркова лейтенант.

Марков некоторое время еще молча наблюдал, затем проронил:

– Странно…

– Может, эти обойти хотели, – кивнул Чередниченко в сторону убитых на верхнем ярусе. – От них отбились и укрылись внизу.

Объяснение лейтенанта выглядело вполне правдоподобно. Пожалуй, так вполне могло быть, подумалось Маркову.

Оставив одного разведчика с раненым подполковником, Марков приказал всем остальным спускаться по тропинке, пока что никому не раскрывая своего присутствия. Осторожно они переместились еще на сотню метров вниз и залегли в кустарнике, росшем над верхним ярусом старинного укрепления. Здесь были свежие воронки от разрывов мин ротных минометов. У края тропинки, откинув в сторону руку с зажатой в ней винтовкой, лежал навзничь молодой солдат в полевой форме вермахта. Китель на спине солдата был весь иссечен осколками. Всеобщее удивление вызвала маленькая православная иконка, выбившаяся поверх немецкого мундира. Она висела на грязной тесемке, обвивавшей шею убитого. Фомичев осторожно нагнулся над телом, констатировал через секунду:

– Ек!

Больше на этом уровне никого не было – ни живых, ни мертвых.

Снизу практически под ними дробно застучал по наступающим пулемет.

– Эмгэшник немецкий работает, – моментально определил по звуку Фомичев.

– Трофейный? – робко предположил кто-то.

Ответа не последовало.

– Вот отсюда они и обходили, – вполголоса продолжил развивать свою версию разыгравшихся тут событий Чередниченко. – Их заметили и накрыли из минометов.

– Лейтенант, – тихонько окликнул взводного Быков, – на траекторию посмотри…

И кивнул на нижний ярус крепости.

Чередниченко осекся, сразу сообразив, о чем толкует ефрейтор. Пустить сюда мины из нижнего яруса не представлялось возможным.

– Ну, может, у них еще где минометы стоят… – протянул Чередниченко.

Все настороженно заозирались. Хрустнула под чьей-то ногой сухая ветка.

– А ну тихо… – вскинул руку Мурков.

Разведчики напряглись, затаив дыхание, все обратились в слух.

Пулемет внизу умолк на несколько мгновений, и до разведчиков донеслись отчетливо произнесенные по-русски слова:

– Воронцов, меняй позицию! Право десять…

Снизу что-то зашелестело, гулко стукнулось.

– Огонь! – донеслось с первого яруса.

Пулемет заработал снова.

– Наши! – расплылся в широченной улыбке сержант Куценко. Все разведчики заметно оживились.

– Товарищ капитан, помочь надо, – подобрался к Маркову лейтенант Чередниченко.

Тот утвердительно покивал в ответ и прильнул к окулярам бинокля. Противник продолжал фронтальную атаку. Марков навел бинокль влево. Прикрываясь кустами, по оврагу перебегали солдаты в немецкой форме.

– Обходят слева, – быстро произнес капитан. – К бою!

Пока что разведчики все еще оставались незамеченными. Марков решил воспользоваться этим обстоятельством и контратаковать противника на левом фланге. Установить отсюда число вражеских солдат не представлялось возможным. Но даже если их накопилось там несколько десятков, разведчики должны успеть преодолеть стремительным броском расстояние в пятьдесят метров до верхнего яруса крепости. Там можно было засесть вплотную за каменной стенкой – и позиция их улучшится, и в непосредственный контакт с обороняющимися войти можно. А там все вместе сообразим, как выбираться из передряги.

«Ах ты черт, Ратников», – вспомнил об оставленном наверху раненом подполковнике Марков. Пришлось отрядить двух человек с приказанием тащить начальника политотдела сюда. Пока ждали, не начиная контратаки. Из оврага послышались приглушенные команды на незнакомом языке.

– Это не немецкий, – удивленно прошептал в самое ухо капитану лейтенант Чередниченко.

Марков смолчал в ответ, только поднял на лейтенанта глаза – Чередниченко тут же понял несуразность своей реплики. Маркову ли растолковывать про немецкий язык!

Жестами объяснили задачу личному составу. Каждый кивнул в ответ – все понятно. Приготовили оружие и гранаты. Паша-Комбайнер аккуратно взвел затвор своего «дегтяря». Наконец сверху волоком втащили на плащ-палатке Ратникова. Марков, встретившись взглядом с подполковником, приложил палец к губам. Ратников кивнул, бодро сам перекатился на живот и выставил перед собой автомат, уперев в плечо откидной металлический приклад.

Судя по звукам, из оврага слева начали карабкаться наверх неприятельские солдаты. Над гребнем появились первые фигуры в немецких касках. Марков выдернул кольцо из приготовленной «лимонки», быстро оглядел еще раз своих разведчиков и первым закинул гранату в овраг. Остальные последовали его примеру. Овраг потонул за стеной разрывов. Через несколько секунд дружно заработали автоматы разведчиков. Забился в руках Клюева «дегтярев». Пред тем как подняться в рост, Марков успел кинуть взгляд на Ратникова. Подполковник лупил длинными очередями по гребню оврага из своего ППСа.

– У-Р-Р-А-А!!! – как оглашенные, дико заорали Куценко с Фомичевым.

– А-а-а-а!!! – остервенело отозвались остальные, поднимаясь в атаку.

Трехэтажный мат, нечленораздельные междометия, просто вой – все смешалось в едином порыве. Гребня оврага, в котором до того сосредоточивался неприятель, достигли одним броском. Вражеских солдат там неожиданно оказалось, как селедок в бочке. Давя друг друга, наступая на собственных убитых и раненых, они в панике бросились назад беспорядочной толпой по вязкому дну, спотыкаясь и роняя оружие. Сверху их поливали огнем бегущие над оврагом разведчики. Атаковавшие укрепление с фронта неприятельские цепи, увидав переполох на своем фланге, остановились в недоумении. Из ступора их вывел меткий пулеметный и винтовочный огонь обороняющихся. В укреплении не дремали – вовремя поддержали нежданную контратаку. Значительная часть наступавших по равнине попадала на землю и больше не поднялась, остальные дрогнули. Сначала нерешительно, они сделали по нескольку шагов назад, а затем попросту стремительно побежали в сторону чахлого лесочка, откуда, по-видимому, и предприняли перед этим свое наступление.

– Дае-ео-ошь! – орал сержант Куценко, поводя влево-вправо стволом плюющегося огнем автомата.

– У-а-а!!! – гудели следом Фомичев и Быков, также ведя огонь на бегу.

Закинув пулемет поперек груди на ремень, как лось несся Паша-Комбайнер. Придерживаемый за сошки, рокотал в его могучих ручищах «дегтярь». Вихрем долетели до верхнего яруса Марков и Чередниченко. Остальные разведчики, запыхавшиеся, тоже шлепнулись за каменной стенкой.

– Рассредоточиться! Фланги! Фланги! – кричал Марков, делая вращательные движения руками. – Чередниченко, вправо! Клюев, пулемет сюда!

Рассыпались в цепь на втором ярусе. Неприятель очистил овраг и начал общее отступление на равнине.

– Потери? – чуток отдышавшись, оглядел цепь Марков.

– Никак нет! – радостно отозвался возбужденный сержант Куценко.

– Бог миловал, – плюхнулся рядом с капитаном ефрейтор Быков, меняя диск своего ППШ.

– Ай, молодца! – отозвался с правой стороны лейтенант Чередниченко.

– Занять оборону! – прокричал Марков. И, обернувшись назад, распорядился:

– Тащите сюда подполковника…

12

Февраль выдался снежным. Но если в Карпатах снег был белым-белым, а перед позициями на нейтральной полосе зачастую уже несколько месяцев совсем нетронутым, то в Петрограде снег выглядел по-иному. Прежде всего в городе он был темнее, что ли. И потом здесь не было безбрежных заметенных пространств. Они появлялись всякий раз в окне вагона, когда Марков возвращался из столицы в госпиталь, расположенный в тихой и удаленной Гатчине. Именно сюда, на станцию Татьянино Варшавской железной дороги, привезли минувшей осенью подпоручика Маркова санитарным поездом с Юго-Западного фронта. Первый раз, в сентябре 1914-го, в Восточной Пруссии он отделался пустяковым ранением в ногу навылет. Бог берег его после этого весь трудный для русской армии 1915 год. Хотя Марков оказался в самом пекле оборонительных боев, разгоревшихся в генерал-губернаторстве Варшавском. Второй раз за Великую войну Марков был ранен в ходе ставшего легендарным Брусиловского прорыва. И ранили его тяжело – австрийская пуля разворотила плечо, была раздроблена ключица. Подпоручик до конца декабря был прикован к койке. И лишь в самый канун Рождества ему разрешили вставать, а затем и совершать небольшие прогулки. Чем он не преминул воспользоваться, начав наносить регулярные визиты соседям. Пока Марков еще оставался лежачим, к нему практически каждый день заходил его бессменный вестовой, сибирский стрелок Прохор Зыков. С Зыковым подпоручика судьба свела еще в предвоенное время, когда Марков только прибыл в полк после училища для прохождения службы. Отношения у них сразу сложились теплые и доверительные. Старшему унтер-офицеру Зыкову к тому времени было уже за тридцать. Сам из сверхсрочников, честно отломал японскую войну, побывал в плену и всегда с гордостью носил на косоворотке Георгиевскую медаль, полученную за оборону Порт-Артура. Зыков олицетворял собой тип смекалистого и хозяйственного мужика, который мог достать все, что угодно – хоть черта в ступе. Досконально владел изнанкой военной службы, всегда мог весомо сказать, чего из не прописанного в уставах принято делать, и чего не принято, что можно и что нельзя. А самое главное – что за это будет. Или не будет. Был религиозен, при этом предприимчив и оборотист, как большинство старообрядцев. Мог, однако, выпить, но всегда знал меру. Зыков имел свои хозяйственные дела с ротным командиром, был, можно сказать, доверенным лицом последнего, помогая ему выгодно обернуть артельные суммы, чтобы кормить приварком, одевать и обувать личный состав сверх положенных норм. Рота была ухоженной, солдаты всегда сыты и добротно обшиты, а господа офицеры довольны. Совершавшее время от времени «случайный наезд» высшее начальство никогда никаких злоупотреблений не выявляло, и рота неизменно оказывалась лучшей в полку во всех отношениях. Наверное, были у Зыкова и еще какие-то дела и промыслы, но Марков в них не лез. Как вестовой Зыков был безупречен.