Полковники из МУРа - Алексей Макеев

– А ты, значит, уже безоговорочно принял мою версию? – с любопытством спросил Гуров.

– Не то чтобы совсем принял, – признался Крячко. – Но в голове держу постоянно. Без сценария нельзя. Убедительности той не будет – спроси хоть у Марии.

– Надеешься, что убедил? – спросил Гуров.

– А то нет! – самодовольно ответил Крячко. – Стали бы они меня на встречу приглашать, если бы мне не поверили! Все в порядке, шеф, можешь на меня положиться!

– Твоими бы устами… – с сомнением произнес Гуров. – Хотя, впрочем… Встреча – это уже кое-что. Признаться, я не надеялся на такую удачу. Может быть, это провокация? На месте этих людей после того, что произошло за последние дни, я бы насторожился.

– Спорный вопрос! – отозвался Крячко. – А что, собственно, произошло? Подстрелили какого-то никому не нужного человечка, «зайца»? Какой-то полковник МВД заинтересовался своим коллегой из ГАИ? Какие-то бродяги обокрали ремонтирующийся дом? Да такие вещи каждый день происходят! Ты думаешь, они связывают все эти факты воедино? Сомневаюсь. Они живут своей замкнутой жизнью, где все вопросы решаются очень просто.

– Твоя склонность все упрощать не раз нас подводила, – сказал Гуров. – Ты говоришь, что им нет никакого дела до наших усилий? Я готов с тобой поспорить. Напомню самое основное. Да, я проявил интерес к Сиволапову, и он сразу же почувствовал себя неуютно. Настолько неуютно, что даже организовал свой незамедлительный отъезд. Если мы не ошибаемся в своих расчетах и он ходит у кого-то в шестерках, значит, он непременно должен был обговорить свой отъезд с хозяевами. Следовательно, этот вопрос обсуждался, и ему было придано немалое значение. И еще, ты, кажется, забыл про дом Комкова в Крылатском. Едва я там появился, как его попросту сожгли. Значит, они не посчитали за труд лишний раз замести следы? Но больше всего меня смущает наше вторжение в дом на Красной Пресне. Там мы с тобой наломали столько дров…

– А мне кажется, ничего мы не наломали, – упрямо заявил Крячко. – Наломали бы – они ни за что не пошли бы с нами на контакт. Они пошли на контакт со мной, с Антоном Петровичем из Хабаровска, с отчаявшимся лохом. Все, как тогда Сомов говорил: взяли в обработку, с психологией – глядишь, вечерком к Микеше и сам Платон присоединится… Уговаривать станут, соблазнять…

– Будут соблазнять, соглашайся! – улыбнулся Гуров. – Только, сдается мне, они больше тебя проверять станут. Ты в Хабаровске-то бывал когда-нибудь?

– Не припомню, – признался Крячко. – Ну теперь-то что поделаешь! Раз пошла такая пьянка… Я специально город подальше назвал, чтобы соблазна туда поехать не было. Может, пронесет?

– Жизнь покажет, – вздохнул Гуров. – Во всяком случае, на этот раз веди себя поскромнее. Твоя задача – не в омут головой кидаться, а разузнать, верны ли наши предположения. А потом под любым предлогом постарайся отчалить. Наше дело не шашкой размахивать, а головой думать. Уяснил?

– С головой у меня все в порядке, – заверил Крячко. – Мне бы вот мелких купюр бы… Для полноты картины. Остатки былой роскоши продемонстрировать, так сказать. Я свои в пивной оставил. Не рассчитал маленько. А ведь совсем без денег тоже подозрительно.

– Ладно, подкину тебе на бедность, – усмехнулся Гуров, доставая из кармана бумажник. – Только не думай, что я собираюсь разыгрывать роль спонсора. Если вздумаешь шиковать на мои деньги…

– Никогда в жизни! – поклялся Крячко. – Только для бутафории.

Он рассовал деньги по карманам и озабоченно провел ладонью по щеке.

– Вот оброс! – сказал он с неудовольствием. – Самому как-то не по себе делается. Давненько я не участвовал в таких спектаклях!

– Надеюсь, больше тебе не придется в них участвовать, – заметил Гуров. – Честно говоря, нервирует меня эта самодеятельность! Ну, раз уж ввязались, закончим, но это в последний раз – предупреждаю совершенно серьезно!

– Ты думаешь, мне это доставляет большое удовольствие? – со вздохом спросил Крячко. – Ради общего дела стараюсь… Ну, так я пошел? Пошатаюсь по городу, а к десяти на свидание подгребу…

– А я тебя на Петровке ждать буду – в конце Страстного бульвара, – предупредил Гуров. – Как закончишь переговоры, отрывайся и садись ко мне в машину. Если особенно плотно пасти будут – черт с ними! Что же тебе теперь – бомжевать, что ли? Найдем другое решение. Я в шпионы на старости лет играть не собираюсь.

– Разберемся, – туманно пообещал Крячко.

Он ушел, а Гуров опять вернулся к своему прерванному занятию, которому посвятил почти весь день. Пока Крячко разыгрывал свои импровизации в пивной «У Платона», Гуров изучал материалы, которые ему предоставили из МУРа и прокуратуры. Эти материалы касались двух убийств, которые имели некоторое сходство с убийством Григорьева.

Чем больше Гуров вчитывался в скупые строки следственных и оперативных материалов, тем больше склонялся к мысли, что он прав, и во всех этих случаях убийства имеют не только внешнее сходство, но и глубинную внутреннюю связь.

Личность того человека, что был убит годом раньше в районе ВДНХ, до сих пор не была идентифицирована. Никто из родственников так и не обращался с запросом в столичную милицию. Так этот человек и оставался до сих пор неизвестным. Судя по материалам дела, на трупе не было обнаружено документов – вообще ничего. Пистолета, кстати, тоже. Хотя Панин рассказывал Крячко совершенно определенно, что человек в белом костюме был вооружен. Значит, пистолет забрали, как и в последнем случае.

Сходная картина была и с прошлогодним убийством в Марфине. Здесь, правда, не имелось свидетельских показаний. Никто ничего не видел и не слышал в ту майскую ночь. Изрешеченный пулями труп нашли утром путевые обходчики. При убитом не было ни документов, ни оружия, ни даже денег.

Но в тот раз покойного довольно быстро опознали. Он оказался Красильниковым Евгением Степановичем, преподавателем математики одного из калужских институтов. Из Калуги приезжала его жена, показания которой имелись в деле, но мало что проясняли.

Семья Красильниковых испытывала значительные финансовые трудности, что и подвигло главу семьи отправиться на поиски заработка в столицу. В подробности своих планов он супругу не посвящал – вообще был человеком крайне замкнутым, поэтому она ничего и не знала до самого последнего момента. Правда, сердце у нее, как она сама выражалась, все время было не на месте, и, когда от мужа не было ни слуху ни духу уже целый месяц, она решилась и бросилась на поиски в Москву.

Смерть мужа в перестрелке явилась для нее полнейшей неожиданностью. Как и франтоватый белый костюм, между прочим. По ее словам, Красильников дома таких костюмов никогда не носил. Более всего женщину поразило полнейшее отсутствие денег у погибшего. Видимо, она все-таки надеялась что-то получить от него. Но, судя по всему, Красильников в Москве не заработал ни копейки. В этом деле была еще одна особенность – никто домой к Красильниковым не приезжал, ничего не обещал и ничего не проверял.

Почему убийцы в двух случаях действовали по-разному? То, что убийцы были одни и те же, Гуров не сомневался. В этом его убедила одна любопытная деталь.

В делах были фотоснимки, сделанные на месте убийства. На всех фотоснимках отчетливо видна одежда погибших – покрой, текстура ткани, фурнитура и прочие мелочи. Гуров готов был поклясться, что вся эта одежда, включая костюм Григорьева, вышла из-под руки одного и того же портного.

То, что это не ширпотреб, четко определила экспертиза. Костюмы шились на заказ. И Гуров был уверен, что они имели свой, особый смысл.

Если исходить из посылки, что речь шла о таком экзотическом развлечении, как охота на людей, то логично было предположить, что светлые костюмы играли роль своего рода опознавательного знака. Охота была ночной, а белое лучше видно в темноте. И вообще, в наших краях не слишком жалуют белый цвет, поэтому спутать «зайца» с кем-то посторонним затруднительно. Все-таки «охотники» не собирались палить в кого попало. От этого теряется вся «прелесть» охоты. А им нужен был пресловутый адреналин.

Видимо, с этой целью – чтобы сделать действо позабористее – жертву вооружали пистолетом. Таким образом у него появлялся призрачный шанс отбиться и уйти. «Интересно, – подумал Гуров. – Удалось ли кому-нибудь реализовать этот шанс?» Он склонялся к мысли, что таких прецедентов не было.

Скорее всего, пистолет был один и тот же – вроде эстафетной палочки он переходил от одного несчастного к другому. Вот почему его так старательно изымали у погибшей жертвы. Возможно, по негласным людоедским правилам именно трофейный пистолет являлся главной добычей.

Отдельный вопрос касался личных документов тех, кто попадал в сети «охотников». Документы тоже изымались. Правда, в последнем случае в отношении Григорьева была проявлена очевидная беспечность. Может быть, у преступников действительно притупилась бдительность? Так или иначе, это дало возможность Гурову быстро выйти на след. Впрочем, пока в деле было больше неясностей, чем фактов. Собственно, фактов-то и не было – приходилось руководствоваться догадками. Раздобыть факты – вот что было первоочередной задачей. Поэтому Гуров не слишком был возмущен самодеятельностью своего коллеги и друга. Пожалуй, это был единственный путь подобраться поближе к загадочной компании, в которой четко вырисовывалось пока только одно лицо – лицо своенравного нувориша Сомова. Но этого было мало. Для того чтобы говорить о каких-то результатах, нужно было искать тех, кто нажимал на спусковой крючок. Сам Сомов мог и не участвовать в охоте на людей, он мог ее только организовывать. Но чтобы обвинить его в этом, необходимы показания свидетелей и соучастников.