Охота на охотников - Дмитрий Красько

— Волына, — тем не менее сказал я. Молчать было глупо. Но говорить было нечего. На ум пришло совершенно банальное: — ПМ. Но я в первый раз его вижу.

— Конечно, — согласился Зуев. — А давай, мы заберем его на экспертизу и проверим — не из него ли стреляли в Иванца?

И тут до меня дошло. «Опель» ехал за мной совсем не для того, чтобы убрать свидетеля. Они собирались подбросить ствол. То ли каким-то образом заранее вычислили, где я живу, то ли сумели-таки отследить. Что, конечно, не делает мне чести, как бывшему таксисту, но сейчас это было не важно. Они довели меня до подъезда — и точка. Вскрыть старый драндулет в отсутствие хозяина — дело плевое. Сигнализацию я не устанавливал — именно потому, что драндулет старый и никому в пуп не уперся. Вот только Зуеву этого не объяснишь. Если в его голове еще и оставались какие-то сомнения относительно моей виновности, — в чем я лично сильно сомневаюсь, — то после обнаружения этого пистолета о них можно было забыть. Конечно, это тот самый ствол, из которого подстрелили Иванца. И у меня — ни одного шанса выкрутиться.

— Молчишь, — строго констатировал Зуев. — А ведь я тебя предупреждал — сколько веревочке не виться… Ну что, граждане понятые? Сейчас мы поднимемся в квартиру и составим протокол…

Решение пришло неожиданно. Все равно терять было уже нечего. А в тюрьме я ни за что и никогда не докажу, что не причастен к последним событиям. Оставаясь же на воле — чем черт не шутит?

И, схватив Зуева за пояс и руку, я швырнул его на стоявшего рядом мента. Два тела, спутавшись, рухнули, а я развернулся и пустился бежать. Секунд через десять позади громыхнул выстрел, но я его проигнорировал — было уже темно, и попасть в меня, тем более из «Макара», было нереально. К тому же, зная все местные козьи тропы, я предусмотрительно помчался не через арку на улицу, а в другую сторону — туда, где помойка, кусты и — свобода.

Ну, здравствуй, подпольная жизнь.

13

С такой скоростью я, наверное, еще никогда в жизни не бегал. Даже в школе, когда за мной гнался злой физрук со свистком в зубах — после того, как я бабахнул насаженный на циркуль капсюль у него под ногами. Физрук, конечно, был страшен в своей ярости, но он был с бодуна, и максимум, что мне грозило в случае поимки — оборванные уши. А вот что со мной сделают менты, ежели поймают, я и представить боялся. В застенки бросят — это конечно, но не застенки меня смущали. Потому что сначала со мной проведут разъяснительную работу по теме «Нельзя бросаться в одного мента другим ментом, потому что это некрасиво, неэстетично и противоречит ментовскому восприятию окружающей действительности». Результатом такой разъяснительной работы однозначно станут многочисленные синяки и шишки, которые появятся на моем теле от сильного раскаяния и осознания собственной неправоты.

В том, что именно так все и будет, я не сомневался. Менты — они тоже люди, им тоже время от времени хочется отстаивать свою честь кулаками. Тем более, когда повод есть. Плавали, знаем. Поэтому я стремился как можно быстрее и как можно дальше убежать от их праведного гнева.

У меня это получилось. Остановился я только через четыре квартала, изрядно поплутав по задворкам, закоулкам и прочим труднопроходимым местам. Теперь погони можно было не бояться — в темноте да по незнакомым ухабам Зуев с компанией не имел ни одного шанса на успех. Опасаться нужно было тотальной облавы, но я утешил себя тем, что убежал от собственного дома не меньше, чем на полтора километра — и это по прямой. Сколько выйдет по кривой — даже подумать страшно. Так что Зуев может спокойно утереться — оперативно блокировать и организовать прочесывание такого обширного участка в двенадцатом часу ночи у него просто не получится.

Одышка меня, как ни странно, не мучила — стресс, наверное. Хотя пробежал я немало — в километрах и не сосчитаешь, потому что петлял, словно заяц. Тем более бежал по пересеченной местности. Я погладил себя по умной и все еще довольно волосатой головке и сделал вывод, что нахожусь в прекрасной спортивной форме. Правда, только в том случае, когда следователь Зуев в зад дышит. Но и это немало.

Впрочем, после удачного побега мои проблемы отнюдь не закончились. Впереди маячили темень, довольно холодный осенний вечер и полное отсутствие финансов в кармане. Хорошо еще, что после принятия ванны я оделся в джинсы и рубашку, а не натянул халат на голое тело, как это делал обычно. Но нынешним вечером я ждал визитеров, а потому халат остался висеть на вешалке. Хоть в чем-то повезло.

Поскольку путь домой оказался для меня естественным образом закрыт, я присел на бордюр и принялся размышлять, что делать дальше. Вернее, решение этого вопроса было очевидным — требовалось попасть к одному из своих друзей, которых, слава богу, хватало. Все-таки с перерывом на армию я прожил в этом городе тридцать лет, успел обзавестись. Но все закадычные дружки, — в основном, бывшие коллеги по работе в третьем таксопарке, где я ударно трудился в течение последних десяти лет, — по закону подлости жили очень далеко. И как до них добраться посреди ночи, не имея в кармане ломаного гроша — вопрос.

Долго ломать над ним голову я, однако, не стал. Как говорил мой прапорщик, лошадь пусть думает — у ей башка большая. А нам думать не положено — нам нужно выполнять поставленную задачу.

Задача была — добраться до друзей. К примеру, к Генахе Кавалеристу, который и сосватал меня Иванцу. За что теперь должен был расплатиться прерванным сном. Что ж, мне одному, что ли, отдуваться? Нехрен! И я встал и пошел.

Пешком. А фигли? Пусть до Генахиного дома добрых десять километров, другого выхода все равно не было. Без денег ловить машину — дохлый номер. Зато в походе разогреюсь и уже не буду с таким увлечением клацать зубами, оббивая с них эмаль. Стоматологи меня поймут.

Раза три за время этого перехода, который отнял примерно полтора часа, я нырял в кусты при виде проезжающей мимо ментовской машины. Еще раза три я не успевал их вовремя заметить, и они проносились мимо, не обращая на одинокого путника никакого внимания — трезвый, спокойный. Что с него взять? А один раз я даже был остановлен пешим патрулем ППС, вырулившим из какого-то скверика, где он маскировался под кустарник в ожидании меня.

— Документы! — весьма лаконично бросил один из пэпээсников, видимо, старший наряда.

— А ваши? — очень вежливо спросил я. — Если вас, конечно, не затруднит.

Их затруднило. Вместо ответа мне в морду ударил луч света от карманного фонаря, и я надолго ослеп.

— Куда путь держишь? — судя по голосу, это снова был старшой. От него шел такой выхлоп, что комары в беспамятстве на землю валились. К гадалке не ходи — в скверике товарищи не только меня поджидали, но и с алкоголизацией населения путем уничтожения алкогольной продукции боролись.

— Да ты сам пьяный! — раздраженно заявил я. — Вызывай, нафиг, «бобик», поедем в отделение. Там разберемся, кому в вытрезвитель пора.

Пэпээсник досадливо крякнул и гораздо более мирно спросил:

— Рядом живете?

— Я-то? Буду я через весь город шарахаться по такой холодрыге. Вон в том доме и живу, — я ткнул пальцем прямо по курсу, где в полутьме виднелся девятиэтажный «крейсер». — Могу продолжать движение?

— Можете, — мои глаза снова обрели способность видеть, и первым делом зафиксировали довольно кислую мину старшого. — Только вы уж поосторожнее — время позднее, шпана всякая.

— Конечно, — важно кивнул я. — Я от них, если что, убегу. Я быстро бегаю. Только что проверял.

И пошел дальше, от души надеясь, что им не придет в голову сопроводить меня до самого дома. А то опять начнутся вопросы и ненужные телодвижения. Ни к чему это.

Наряд, к счастью, остался топтаться на месте. А когда я метров через пятьдесят обернулся, они вообще гуськом ползли обратно к скверику. То ли у них там еще оставалось, чем продолжить банкет, то ли просто место хорошее было — не знаю. Но самим раскладом остался вполне удовлетворен.

К Генахиному дому я подошел в половине первого ночи. Холода уже не чувствовал. Даже наоборот — рубаха прилипла к вспотевшей спине. Отвык все-таки от таких марш-бросков.

У меня были определенные сомнения, что в данный момент Кавалерист находится дома. С таким же успехом он мог быть и на смене — таксерская доля непредсказуемая. В таком случае придется тащиться еще к кому-нибудь, а это как минимум три километра — ближе никто из знакомых не жил. Ноги заранее недовольно загудели. Я велел им заткнуться, взять себя в руки и быть мужиками, и принялся костяшками пальцев долбиться в дверь — негромко, но часто и настойчиво. И — чудо! — после десяти минут долбежа мне все-таки открыли. На пороге стоял Генаха. Очень трезвый и в одних трусах. Глаза при этом имел узкие-узкие. Очевидно, со сна, потому что от природы узкоглазием не отличался, будучи европеоидом, хотя и довольно карикатурного исполнения.