Охота на охотников - Дмитрий Красько

Когда последний звук покинул мою правдивую глотку, Зуев сообщил вполне ожидаемое:

— Не верю я тебе, Мешковский. Ни одному слову.

— Вот прямо ни одному?

— Нет, кое-что ты мне честно рассказал. Только сам посуди, Мешковский: если там и был этот парень с пистолетом, то ему нужно было после стрельбы быстро свалить оттуда.

— Он и свалил!

— А как же погоня? Ты же сказал, что «Опель» долго за тобой гнался. Откуда он взялся?

— Да хрен его знает, откуда он взялся! Может, за угол свернули и подглядывали, что происходит. Я не знаю, Зуев, честное слово.

— Ты не знаешь, я не знаю. Но не это главное, Мешковский. Главное — что в твоем рассказе нет логики, хотя ты утверждаешь, что очень логичный. Так что ж не придумал что-нибудь более логичное, а, Мешковский? Ну, попробуй мне объяснить — зачем им караулить за углом? И зачем им гнаться за тобой?

— А почему ты у меня спрашиваешь, зачем он за мной гнался? — огрызнулся я. — Почему за углом караулили, могу с разбегу сказать — вуайеристы они, извращенцы. А вообще, я не нанимался логичные версии тебе сочинять. Я тебе нелогичную правду рассказал. Не нравится — поймай тех, кто в «Опеле» ехал, да спроси у них. Ты — власть, тебе и карты в руки. А мне больше сказать нечего.

Дальнейшие дебаты были бесполезны. Впрочем, за тот недолгий промежуток времени, что продолжалось наше с Зуевым знакомство, я уже успел уяснить — с ним вообще любые дебаты бесполезны. Для него по любому вопросу существовало только две версии. Одна была его, а вторая — неправильная.

Махнув на упрямого мента рукой, я прошел в спальню и, подперев спиной косяк и скрестив на груди руки, принялся наблюдать за ленивой суетой его коллег — довольно аккуратной, надо признаться.

Обыскивать тут было особо нечего. Кровать, пара тумбочек и шифоньер. Судя по слегка растрепанному покрывалу, под матрасы они уже успели заглянуть. Неплотно прикрытые ящики тумбочек черным по белому говорили — и здесь смотрели. На момент моего появления двое рылись в шифоньере, еще двое, плюс понятые, стояли позади и наблюдали за процессом.

Когда очередь дошла до бельевых ящиков, один из ментов, не мудрствуя лукаво, вытащил их и вывалил содержимое на кровать. Ничего криминального там не было, но в один из них я имел обыкновение складывать небольшие подарочки, которые оставались после посещения квартиры некоторыми забывчивыми особами женского пола. Как то: трусики, лифчики, чулки и прочая мутота. Ну, не выбрасывать же, в самом деле. А вдруг хозяйка данного аксессуара решит еще раз почтить мою кровать своим присутствием? Возьмет и спросит — а вот я у тебя как-то трусы оставляла бледно-розового цвета, где они? Не скажешь ведь, что выкинул. А если скажешь, то сам потом будешь бледно-розового цвета. И без секса на сладкое. Так что пусть лежат. Кушать-то не просят.

Но вообще я не фетишист, нет!

Однако изрядная куча женских прибамбасов, скопившаяся за долгие годы холостячества, произвела неизгладимое впечатление на мою юную соседку. И она перевела взгляд, полный смешанных чувств, на меня. Поскольку глаза соседки пребывали в изрядно выпученном состоянии, я испытал при этом далеко не сексуальное возбуждение. Но промелькнуло и нечто вроде законной гордости — так как в этих вытаращенных глазах, помимо всего прочего, было, ни много, ни мало, восхищение. Мол — вот он какой, настоящий самец! И не объяснишь ведь, что для пятнадцати лет холостой жизни эта куча — и не куча даже, а так, баловство. Иные за пару месяцев больше трофеев собирают.

Впрочем, чувства соседки можно было понять. Мужа в рейс она проводила месяца три назад, а мужского внимания хочется. Самец я или не самец, но все необходимые самцовские атрибуты при мне. Куча женских тряпок на постели — лучшее тому подтверждение. И соседка робко мне улыбнулась. Дескать, молодец, так держать. А хочешь, я тоже у тебя что-нибудь забуду?

Я не стал ломаться. Хочется мужского внимания? Пожалуйста! И я подарил ей необъятной широты улыбку. Пусть пользуется. А если очень уж приспичит — даже на огонек заглядывает. Пополнять коллекцию — это еще никогда никому не вредило. Я имею в виду истинных ценителей жанра. Хотя, конечно, с соседками — это не комильфо. Муж — он до поры, до времени в рейсе. А потом ведь вернется. Что ж мне с ним — объясняться, почему его благоверная в моем шкафу свои бледно-розовые трусы забыла? Нет, так дело не пойдет. Я резко стер улыбку с лица и снова уставился на копающихся в женском белье ментов.

Не найдя в спальне ничего предосудительного, те сгребли манатки обратно в ящики и, вернув их на место, перебазировались в кухню. Представители гражданского населения, а с ними и Зуев — тоже.

Я не знаю, что он рассчитывал у меня найти, приставая к прокурору с просьбой выдать ордер на обыск квартиры. Все, что могло бы вызвать интерес у правоохранительных органов — пяток стволов да две гранаты — я хранил в подвале, в месте, недоступном для их длинных рук. Ибо даже среди соседей мало кто знал, где чья коморка в большом, давно поделенном по-братски подвале. Слишком много коморок, слишком много соседей, слишком редко туда спускались люди … Мне это давным-давно пришлось по нраву, и свой небольшой арсенал я почти сразу обустроил там. Хранить подобное в квартире считал ниже своего достоинства — не дебил, в самом деле, хоть и с придурью.

Конечно, они ничего не нашли. После кухни обыскали ванную комнату и туалет — даже в сливной бачок заглянули. Пусто. Поэтому я глумливо усмехнулся в разом ставшую озабоченной рожу Зуева и прямо спросил:

— Слушай, Зуев. А теперь поделись со мной страшной тайной. Что ты хотел у меня найти? Тот самый чемоданчик с двумя лимонами?

— Нет, конечно, — проворчал тот. — Но кое на что интересное все же рассчитывал.

— Это на что же? — в моем голосе было столько ехидства, что самому стало противно. Но поделать с собой я ничего не мог — оно само перло наружу, не спрашивая разрешения.

По лицу Зуева было видно, что он гоняется за мыслью. Та долго и ловко от него убегала, но в конце концов была изловлена и подумана. В результате чего следователь просветлел лицом и спросил:

— У тебя есть гараж, Мешковский?

— Не-а, — я мотнул головой. — Я машину на стоянку ставлю.

— Ага! Значит, у тебя есть машина!

— Ой, блин! А как ты догадался?! Сам разве не сообразил, что меня секретарша иванцовская, Татьяна, в том числе и по машине опознала?

Зуев пропустил подначку мимо ушей. У него в голове была придуманная мысль, и ни на что другое он отвлекаться не желал.

— А ты не будешь возражать, если мы ее тоже досмотрим?

— А в твоей бумажке прокурор что-нибудь про машину писал?

— Нет, — он снова помрачнел. Промашку допустил. Не все продумал. Ай-яй-яй. Как бы опять скользкий, как намыленный отросток, Мешковский между пальцев не проскочил…

— Зуев! — торжественно провозгласил я. — Я не буду возражать против досмотра машины. Чтобы ты раз и навсегда понял — мне скрывать нечего, я в Иванца не стрелял.

— Ну, так пошли на стоянку! — он снова просветлел лицом.

— Не на стоянку, — возразил я. — Машина во дворе.

Ему было без разницы. Его волновало лишь то, что добро на досмотр получено. И мы спустились вниз, оставив в квартире двух ментов. Зачем — не знаю. Но я надеялся — не для того, чтобы они разворовали мою коллекцию трофейного женского белья. Я хоть и не фетишист, но память есть память.

Открыв машину, я сделал широкий приглашающий жест рукой. Им тут же воспользовались, и я принялся смотреть, как два сыскаря принялись с упоением извращаться мозгом и руками, стараясь найти место поукромнее, но чтобы в нем можно было что-нибудь спрятать.

И был немало удивлен, когда через пару минут один из них выпрямился и поманил к себе Зуева. Тот подошел, и мент предусмотрительно сдвинул назад водительское кресло. Чтобы, значит, и секрет неосторожным словом не выдать, и начальство в известность поставить.

Затея вполне удалась. Не успел я и носом шмыгнуть, и даже примерно прикинуть, что же там могло отыскаться такого интересного, — ибо, насколько помнил, там не было вообще ничего, кроме пыли, — как рука Зуева схватила меня за рубаху и рывком подтащила к машине.

— Смотри, Мешковский! — плотоядно прошипел следователь. — Может быть, ты знаешь, что это такое?

Конечно я знал. Пистолет системы Макарова. Калибр девять миллиметров. Оружие останавливающего действия. Полное говно, но в техническом плане почти безотказный.

Тем не менее, это самое дерьмо лежало у меня под водительским сиденьем и коварно поблескивало. Откуда оно там взялось — ума не приложу. Насколько я разбирался в этом вопросе, пыль размножаться пистолетами Макарова не умеет. Она ведь почти как человеки, пыль-то — размножается исключительно сама собой.

— Волына, — тем не менее сказал я. Молчать было глупо. Но говорить было нечего. На ум пришло совершенно банальное: — ПМ. Но я в первый раз его вижу.