Стакан без стенок (сборник) - Александр Кабаков

Поэтому в Лондон надо ехать поездом. Например, из Парижа скоростным, скучным и стерильно чистым – до Гавра, потом на пароме, где пассажиры отчаянно, всю ночь, как командированные в областной советской гостинице, гуляют до Саутгемптона, потом довольно заплеванной электричкой, где в вагоне-буфете джентльмены пьют пиво и кидают на пол целлофан от чипсов, до вокзала Виктория… Или сквозь тоннель, но я, признаться, не люблю ехать под землей, да еще и под водой… Словом, в Лондон надо въезжать, а не сваливаться с неба.

Я питаю слабость к весьма непрестижному и даже не очень приличному району Бэйсуотер. Это недалеко от Пэддингтонского вокзала, и, как в любом привокзальном районе, здесь сомнительная обстановка с точки зрения санитарии и нравственности. Маленькие гостиницы, со всех сторон окружившие большой квадратный сквер, – как пародия на самый дорогой лондонский район Белгравия, теперь едва ли не полностью заселенный российскими богачами. В гостиницах этих, что всего в одном квартале от метро, останавливаются небогатые пожилые пары, тратящие пенсию на туризм. Под окнами пакистанских и индийских ресторанчиков разворачивают свои картонные постели высокомерные лондонские бомжи. В узких магазинчиках круглосуточно – пойди найди в другом лондонском районе! – торгуют выпивкой. Вперемежку с гостиницами стоят точно такие же трех– и четырехэтажные дома с тонкими колоннами по сторонам крылечек, в них снимают недорогие, но приличные квартиры уже достаточно обжившиеся приезжие – из Греции и Индонезии, Польши и Португалии… А в полуподвальных этажах этих же семейных домов располагаются заведения уникально лондонского разврата: в штате одна девушка, силуэт которой мелькает за призывно освещенным окном. Опасливо и стыдливо заглядывая в гнезда строго индивидуального порока, пробираются в свои отели припозднившиеся немецкие и французские старики…

Удивительно, но отсюда до самого Букингемского дворца можно дойти пешком минут за тридцать-сорок! А там уже сверкает яркими красками на фоне серой скалы дворца музейно-имперская Великобритания. Там маршируют гвардейцы в шапках из искусственного меха, имитирующего медвежий (экологическая политкорректность), в мундирах особого красного цвета, который так и называется «английский красный», и в полированных башмаках с забавно загнутыми тупыми носами. Там выезжает верхами полурота в медных римских шлемах, сияющих, как хорошие самовары. Там гремит и перестраивается, комично, по-циркульному передвигая ноги, оркестр. Впрочем, я не настолько монархист, чтобы долго любоваться этой оперной постановкой…

Одна из лучших, на мой вкус, улиц в мире – шикарная, но по-английски сдержанная Риджент-стрит. Мне кажется, любой здравый, умеренный в запросах и не лишенный хоть какого-нибудь вкуса мужчина на этой улице найдет все, что по его представлениям нужно нормальному существу сильного (в классическом смысле) пола. Претенциозные богачи одеваются на прославленной Сэвил-роу. Тамошние портные шьют костюмы по мерке, там продаются бумажники по цене автомобиля среднего класса и ботинки чуть дешевле. Обычному же человеку более чем достаточно Риджент-стрит. Я несколько раз ставил эксперимент: гулял с приятелями по этой улице, не торопя их, постепенно начинавших приникать к каждой витрине. И всегда дело кончалось одинаково – покупкой вечного твидового пиджака, не менее практичных вельветовых штанов, прочнейшей пары настоящих английских ботинок на толстой коже и всепогодной, непромокаемой даже под местными дождями вощеной куртки. Те, кто постарше и любят тепло, покупали пальто с капюшоном, кожаными петлями и роговыми пуговицами. В любом мужчине живет бродяга и охотник, а на Риджент-стрит он может полностью, достойно и удобно экипироваться для любой ситуации…

Риджент-стрит вливается в Пикадилли-сёркус, круглую площадь, в которую, словно реки в маленькое море, впадают едва ли не все центральные лондонские улицы. Здесь посредине мерзнет бронзовый амур, будто иностранец-южанин, чужой и одинокий. Здесь пылает многоэтажной рекламой знаменитый угловой дом, прекрасно знакомый всем глубоко невыездным советским людям – его всегда показывали в программе «Время» как символ капиталистического бездуховного образа жизни. Теперь в Москве, на Пушкинской, рекламы больше… Отсюда можно пройти дальше, на Лестер-сквер, где по вечерам толпится буйная молодежь, создавшая новую британскую традицию пренебрежения всеми традициями, а днем пустовато и дуют сквозняки. Можно свернуть налево и двинуться вглубь Сохо, днем скучного, грязноватого и малолюдного, а ночью столь же малолюдного, но совсем не скучного, ночью здесь грохочет музыка, вырывающаяся из бесчисленных клубов и дискотек, проблескивают адские огни за внезапно распахнувшимися дверями сомнительного бара, мелькают тени гуляк и возникает отчетливое чувство опасности. Можно повернуть и направо, в сторону Трафальгарской площади, как в русских текстах называют Трафальгар-сквер (почему-то не именуя вышеописанную Риджент-стрит Регентской улицей)…

Там, на площади, обитают туристы и голуби. Туристы – как и в любом уголке мира, большей частью японские – фотографируются на фоне колонны, обелиска в честь великой победы Британской короны; голуби, бессовестные, как и везде, на символ военной мощи садятся и делают свое грязное дело. Если закрыть глаза, а потом открыть их снова, постаравшись за мгновение тьмы забыть, где ты находишься, площадь увидится декорацией к фильму из древнеримской жизни – с многоколонными ампирными дворцами и каменными террасами. Римское владычество сильно повлияло на стиль Британской империи…

Можно двинуться дальше, на Пэлл-Мэлл, серьезную и строгую улицу, где в пустых и тихих клубных библиотеках, холлах и столовых дремлют британские джентльмены. Именно дремлют среди бела дня, будто большой бизнес, большая политика и прочие важные области деятельности, в которых они занимают серьезные позиции, живут сами по себе, без какого-либо руководящего участия… В одном из таких клубов, членами которого состоят самые почтенные господа, я был. Сначала я увидел поразительную вещь: каждое пальто в раздевалке было приковано к вешалке, а цепочка замкнута маленьким висячим замком. Мне объяснили: если член клуба переберет за ужином, возникнет вероятность, что он нечаянно заберет пальто другого члена, такое же черное кашемировое. Поэтому не то с семнадцатого века, не то с восемнадцатого, когда был основан клуб, заведен обычай индивидуальных замочков и ключиков. Потом я увидел настенные часы, на циферблате которых было две цифры VII и ни одной VIII. Мне опять объяснили: в том же веке часовщик, которому заказали работу, ошибся, решили не исправлять из экономии и ради того, чтобы ужинавшие джентльмены имели резерв времени. Потом я заметил весы в виде седла, и мне опять терпеливо объяснили, что джентльмены издавна имеют обыкновение взвешиваться до и после ужина. Поужинал и я, не больше, чем фунта на два веса. В клубной столовой размером с поле для регби ужинали человек семь, подавали человек сорок. Потом я пил кофе в библиотеке клуба. Там нас было трое, прислуги не было вовсе – она туда приходит только в отсутствие джентльменов, прибирать. Кофе и чай мы наливали себе сами. Вскоре двое из троих уже крепко спали в креслах, причем один скинул ботинки… Британия, как известно, любит своих чудаков, а чудаки любят Британию.

…Ранним утром лучше всего оказаться в одном из лондонских парков, окружающих центр зеленым пунктиром – в знаменитом Гайд-парке, или Грин-парке, или Сент-Джеймс парке, или в Кенсингтон-гарденс. По гравийным дорожкам бегут новомодные джоггеры и скачут традиционные всадники, от только что постриженного газона головокружительно пахнет деревенским счастьем, на клумбах в любое время года не вянут яркие цветы, и на душе делается спокойно, будто ты прожил здесь долгую мирную жизнь. Но вспоминаешь вчерашнее путешествие по городу и понимаешь, что никогда ты не станешь местным, не проникнешь в душу Лондона. Будто ты гулял среди призраков по Оксфорд-стрит, будто приснилась тебе Мраморная арка, будто померещилась роскошь Найтсбриджа. Как бы ты ни любил Британию и ее столицу, не рассчитывай на взаимность, вы останетесь чужими. Лондон – это остров на острове, окруженный со всех сторон своей таинственностью. Там полно сокровищ – однажды я пришел на блошиный рынок Портобелло в десять утра и очнулся за разглядыванием слегка поношенной кепки, явно принадлежавшей если не Шерлоку Холмсу, то инспектору Лестрейду, когда уже начало темнеть. Но охотно и за не очень большие деньги отдавая эти сокровища любому гостю, Лондон ни за что не поделится с ним своими секретами…

Собственно, это и есть верный способ поддерживать любовь – оставаться загадкой для любящего. Лондон, самый мужской из знакомых мне городов, блестяще владеет этим чисто женским умением.