Умственные эпидемии - Поль Реньяр

И что же, так и произошло. Недавно один из таких автоматов был арестован, заключен в тюрьму, отдан под суд и был осужден… Все это время он как будто не пробуждался. Когда же он пришел в себя, то уже лишился всех прав, был обесчещен и заключен в тюрьму. Он даже не знал, в каком преступлении обвинялся! Тогда арестованный вспомнил, что врачи часто говорили в его присутствии о тех странных состояниях, в которые он впадал. Он обратился к Мене и Моте, и этим двум ученым удалось привести заключенного в его вторичное сомнамбулическое состояние во время заседания апелляционного суда и, убедив таким образом судей в его невменяемости, добиться отмены приговора первой инстанции.

Я только что говорил об автомате-воре, теперь перейдем к автомату-убийце. Один монах испытывал ненависть к настоятелю монастыря. Однажды ночью, не просыпаясь, он встает, берет кинжал, находившийся у него в келье, и через всю обитель отправляется в покои настоятеля. Тот еще не ложился, а сидел за письменным столом, освещенным двумя лампами, и работал. Монах проходит мимо него, не замечая даже зажженных ламп, идет прямо к кровати, погружает кинжал несколько раз в подушку и затем спокойно возвращается в свою келью, все еще пребывая во сне. На другой день, на допросе перед капитулом монастыря, он ничего не мог вспомнить. Вот человек, который мог бы стать бессознательным убийцей и которого бы осудили без страха и сомнений.

Одна барыня, которую господин Мене наблюдал в течение долгого времени, представляла собой следующий весьма любопытный случай естественного сомнамбулизма.

У нее тоже пробуждалась мрачная мысль, которая определяла собой смысл сновидения. Она вставала ночью и пыталась выброситься из окна, причем даже не видела окружавших ее лиц и не обращала на них внимания. На следующий день она ничего не помнила.

Однажды ночью она погружает несколько медных монет в стакан воды, чтобы приготовить отраву, потом садится за стол и пишет письмо родным: "Я хочу умереть, мое здоровье никогда не поправится, а голова никогда не придет в нормальное состояние. Прощайте. Когда вы получите это письмо, то жить мне останется недолго. Завтра в этот час я уже приму приготовленный мной яд. Еще раз, прощайте!" Затем она прячет стакан в шкаф, решив, что яд еще недостаточно силен. В это время с ней происходит нервный припадок, и она просыпается. На следующий день дама ничего не помнит и настоятельно требует стакан, который у нее будто бы украли. Ей дают другой. В следующую ночь припадок возобновляется, больная встает во сне, идет прямо к шкафу, открывает его и берет стакан с ядом. Нет необходимости говорить, что его заменили стаканом чистой воды. Горничная предупредила об этом весь дом, и все собрались в комнате больной. Госпожа Икс даже не замечает, что ее окружают родные — она спит и видит сновидение. Больная падает на колени перед распятием и приближает стакан к губам. Но в эту минуту, охваченная внезапной решимостью, она его отталкивает, встает и пишет родным следующее письмо: "В ту минуту, когда я хотела принять смертоносный напиток, передо мной явился ангел и поступил так, как в жертвоприношении Исаака — он удержал меня за руку, сказав: "Подумай о том, что ты хочешь совершить, у тебя ведь есть муж и дети". При этих словах мое сердце дрогнуло, и я почувствовала, что во мне снова заговорила супружеская любовь и материнская привязанность, но сердце мое все еще сильно болит, а в голове ощущается слабость. Простите мне мое невольное покушение, одинаково преступное как в ваших, так и в моих собственных глазах". Она писала это во сне. Госпожа Икс совершила еще целый ряд аналогичных попыток, но, что весьма любопытно, во время периодов нормального состояния, отделявших друг от друга эти припадки сомнамбулизма, она не помнила ничего из того, что делала во сне. Когда она засыпала, то ее сновидение начиналось с того момента, на котором остановилось предыдущее, и было его продолжением.

Это дает мне повод познакомить читателя с особенным состоянием, которое возникает вследствие некоторой «привычки» к сомнамбулизму, называемым двойной жизнью. Первое хорошее описание этого невроза дал Азам, профессор медицинского факультета в Бордо.

Азам наблюдал больную, которую звали Фелида Икс. Это была портниха из Бордо, отличавшаяся вполне хорошим здоровьем, если не принимать во внимание нервных явлений, о которых я сейчас буду говорить. В некоторые дни во время работы на нее вдруг находит грусть и тупость, и ее голова склоняется на грудь. Она засыпает, и ничто не может пробудить ее от этого сна. Затем Фелида просыпается, она весела, игрива, подвижна, бегает, смеется и вообще находится в крайне экзальтированном состоянии.

Через несколько часов это подобие сновидения исчезает, и Фелида снова впадает в грусть. Она засыпает, затем пробуждается, и на этот раз окончательно, но не помнит ничего из того, что происходило с ней во вторичном состоянии. На следующий день портниха опять засыпает и вновь подвергается припадку. Тогда она очень ясно вспоминает все, что говорила и делала во время первого припадка, но совершенно не знает, что происходило с ней во время нормального состояния. Она не узнает людей, которых видела в то время. Фелида, следовательно, обладает двумя индивидуальностями, двумя жизнями. В одной она грустна и мрачна, в другой — весела. Находясь в первичном состоянии, она не имеет понятия о том, что происходило во вторичном, и, попадая в это последнее, начинает свое существование с той самой точки, на которой оставила его во время последнего припадка. В сущности, это состояние раздвоения личности есть результат привычки к естественному сомнамбулизму.

Наука, по-видимому, уже далеко шагнула в познании всех этих явлений. Но тут, однако, сам собой возникает вопрос: что же думали в древности, средних веках и в новое время, предшествовавшее нашему, что же думали они об этих странных явлениях и как их понимали? Древность оставила нам мало сведений касательно этого вопроса. Вот почему весьма неосторожно было бы заниматься ретроспективной наукой на таком далеком расстоянии.

В средние века и до последнего столетия сомнамбулов, вероятно, относили к обширной категории одержимых и колдунов. Их заключали с другими больными этого рода и обыкновенно сжигали живьем с большой торжественностью.

Но нашелся в те века мрака гениальный трагический писатель, проявивший исключительную наблюдательность в описании естественного сомнамбулизма. Под этим описанием охотно подписался бы и современный невролог. Этим писателем был Шекспир, который дал нам возможность присутствовать в «Макбете» при сцене автоматизма, мастерски им описанной и воспроизведенной. Она происходит в Дунсинане, в апартаментах замка. Леди Макбет, после совершенных ею преступлений, подвергается припадкам сомнамбулизма. Ее наперсница сочла необходимым уведомить об этом придворного врача, и они вдвоем бодрствуют в ожидании прихода королевы.

Доктор. Вот уж две ночи я провожу с вами без сна, а не подтверждается, что вы рассказывали. Когда ходила она в последний раз?

Придворная. С тех пор, как его величество уехал на войну, я видела, как она вставала, надевала на себя ночное платье, отпирала свой письменный стол, вынимала бумагу, складывала ее, писала что-то на ней, читала написанное, потом запечатывала и опять ложилась в постель. И все это в глубоком сне.

Доктор. Большое расстройство в природе: пользоваться благодеяниями сна и в то же время делать все как не во сне, а в полном бдении. Но в этой сонной возбужденности, кроме хождения и других ее действий, не слыхали ли вы, не говорила ли она чего?

Придворная. Как же, сэр, но такое, чех о я не хочу повторять.

Доктор. Мне-то можете сказать, и лучше будет, если решитесь на это.

Придворная. Ни вам и никому другому! У меня свидетелей нет и некому подтвердить мои слова. Смотрите: вон идет она. (Леди Макбет входит со свечей.) Так она всегда… и, клянусь жизнью, спит глубоко. Наблюдайте. Встаньте ближе.

Доктор. Где взяла она свечу?

Придворная. В спальне у себя. У нее в спальне постоянно огонь. Так сама велит.

Доктор. Видите: глаза у нее открыты.

Придворная. Но зрение закрыто.

Доктор. Что это делает она? Видите: трет свои руки.

Придворная. Как и всегда. Точно она моет их. Я видела, она так делала целых четверть часа.

Леди Макбет. А тут еще пятно.

Доктор. Чу, говорит. Я запишу ее слова, чтобы точнее все запомнить.

Леди Макбет. Прочь, проклятое пятно, прочь, я говорю. Раз, два; ну так, пора, пора за дело! — Ад мрачен! — Фи, мой Лорд. Фи! Воин — и трусит! Чего бояться? Что за важность, что кто-нибудь прознает? Кто может призвать к допросу нашу власть? — Кто бы подумал, что в старике было так много крови!