Семья Буссардель - Филипп Эриа

Однако палата пэров отклонила законопроект, и Буссардель после напрасных волнений возвратился к прежним умонастроениям.

Он обратил теперь все свои заботы на старшую дочь, которую хотел пристроить. Напрасно он отвлекся от этой цели, приходилось все начинать сначала. Аделине уже исполнилось восемнадцать лет, она по-прежнему твердила о своем намерении не выходить замуж, но отец не верил, что девочка, совсем не знающая жизни, может без всякой основательной причины дать обет безбрачия, и считал это детской выдумкой. Он полагал необходимым для блага своей наивной дочери искоренить ложные понятия, которые у нее сложились. Как она будет благодарить его впоследствии, когда, окруженная детками, под руку с превосходным мужем, придет к старому отцу, к дедушке, которым он к тому времени станет, поздравить его с Новым годом или с днем рождения. Старая дева - это сущее чудовище, противоречащее законам природы и особенно нежелательное в буржуазной семье, где оно представляет мертвый груз, кажется чем-то подозрительным, порочащим ее кровных близких. Нечего дальше мешкать. Состояние биржевого маклера Буссарделя, несомненно, должно было в будущем возрасти, и пусть лучше обогащение отца пойдет в пользу младшей дочери и обоих мальчиков. Если Аделина уже будет пристроена, Жюли получит больше приданого, а сыновьям он выделит больше капитала. Но, разумеется, и речи не может быть о том, чтобы принести старшую дочь в жертву; Аделина хорошенькая, да и с пустыми руками она из дому не уйдет, следовательно, можно найти вполне приличного жениха. И Буссардель наметил в женихи своей дочери сына Сильвена Миньона.

Этот молодой человек не представлял собою, что называется, блестящей партии: мать его была еще молода, совершенно здорова, так что надежды на наследство после нее, конечно, осуществятся весьма не скоро; у отца состояние было еще непрочное, могло увеличиться очень сильно, а могло пойти прахом. Остановив свой выбор на этом семействе, Буссардель играл на повышение. А он никогда не делал этого без достаточных оснований.

Сильвен Миньон и Ионас Хагерман были главными пайщиками компании, желавшей создать к северу от улиц Бьенфезанс и Сен-Лазар новый квартал, именовавшийся на их планах Европейским кварталом. Претенциозное название отнюдь не вызывало у Буссарделя недоверия - оно привлекало его, как отзвук его былых мечтаний. Намерения двух пайщиков были ему известны с того времени, как они подавали королю ходатайство о разрешении основать товарищество для осуществления своих планов.

- Вопрос для меня не новый,- сказал им Буссардель.- Предлагаю вам свои услуги.

Он не собирался вступать в пайщики. Прежде всего это в принципе запрещалось правилами профессии биржевого маклера, да и сами эти операции с Европейским кварталом не совсем соответствовали его замыслам, ибо его влекли к себе более далекие окрестности Парижа, расположенные к западу, на самом высоком месте и в непосредственной близости к деревенскому приволью. Поэтому в их предприятии он видел не столько операцию конкурентов, в которой ему из осторожности следовало принять участие, сколько производившуюся за чужой счет пробную попытку, которая могла сделать ясным, какая будущность ожидает его идеи.

Влияние Буссарделя, утвердившееся за последние четыре года, опиралось главным образом на трех клиентов его конторы - весьма влиятельных особ при королевском дворе; как мы видим, либерализм молодого Флорана эволюционировал, и придворные связи маклера немало способствовали успеху двух основателей компании. Она получила разрешение за несколько недель до того, как провалился законопроект о праве первородства и результате чего биржевой маклер вновь начал беспокоиться о замужестве старшей дочери.

Он нисколько не сомневался, что ему удастся заключить союз, который мог так хорошо послужить его интересам, то есть интересам трех его младших детей. В предварительных переговорах он оказался в более выигрышном положении. С первых же шагов стало видно, что он представляет собою в глазах Миньонов. Их семейство было многообещающим, но все же эти люди не принадлежали к высшим банковским кругам, к миру настоящих финансистов. Брачный союз с дочерью Буссарделя открывал им доступ в этот мир. Буссардель, умевший в деловых разговорах ставить точки над "и", дошел до того, что однажды сказал Сильвену Миньону:

- Сударь, подумайте о нашей силе, поразмыслите над словами виконта Состэна де Ларошфуко, который написал в своем докладе королю следующую фразу (за подлинность я ручаюсь), - и он торжественным тоном произнес: - "Четыре банкира могли бы нынче, если им заблагорассудится, заставить нас изъявить кому-нибудь войну".

Наконец между родителями дело было решено. Буссардель попросил, чтобы ему представили Феликса Миньона, нашел, что молодой человек недурен собой, и, для того чтобы "впустить волка в овчарню", как он посмеиваясь выразился, выбрал предлогом день рождения близнецов. На улице Сент-Круа по этому случаю всегда устраивалось маленькое празднество. Хотя этот лень был также годовщиной смерти Лидии, вдовец раз навсегда решил, что было бы несправедливо даже по такой уважительной причине лишать его сыновей самых естественных радостей. Он пригласил госпожу Миньон с сыном пожаловать в тот день на чашку чая. Желая сделать сюрприз Аделине, он ничего ей не говорил.

Именуя волком юношу, в котором он уже видел своего зятя, Буссардель немного льстил ему. Молодой Феликс Миньон, у которого в двадцать лет еще были прыщи на лице, как у подростка, держался очень застенчиво, робко, и мать часто его журила за неловкие манеры.

Когда он явился с матерью во второй половине дня, Аделина как будто не обратила на них никакого внимания. Девица Буссардель старшая была поглощена хозяйскими заботами: устраивала игры, наблюдала за приготовлением угощения, уделяла особое внимание маленьким товарищам братьев. Она была так занята, что даже не заметила появления Сильвена Миньона, приехавшего, когда гости уже расходились. Вместе с женой и сыном его оставили ужинать. Это могло показаться необыкновенным, так как впервые он был гостем на улице Сент-Круа, во всяком случае, на втором этаже, но Аделина с годами все лучше умела владеть собою и скрывать свои чувства,- никогда нельзя было угадать, что таило в себе ее молчание, а когда она говорила, никто не мог быть уверен, что она действительно выражала свои мысли.

За ужином собралось человек двенадцать гостей, да еще пять Буссарделей, даже шесть, считая Рамело. Не прошло и получаса, как сели за стол, и вдруг юный Фердинанд с обычной своей непринужденностью, которую поощряла отцовская снисходительность, громко заявил, что он есть не хочет, а хочет спать. Его стали корить: молодой человек в день своего десятилетия должен проявить больше выносливости: однако Фердинанд не устыдился, и пришлось и его, и брата отвести в спальню.

Жюли, для которой это празднество было первым ее вступлением в свет, оживляла разговор своими шутливыми выходками, в которых, однако, не было ничего дерзкого. Несмотря на природную шаловливость, а иногда и дурашливость, она, в сущности, была похожа на покойную мать: та же непосредственность, искренность, цельность натуры, та же глубокая чувствительность. Из четверых детей только она внутренне походила на мать и зачастую напоминала Рамело умершую Лидию, которую она не могла забыть и через десять лет.

- Ах, Буссардель! - восклицала она иной раз, хватаясь за грудь.- Жюли сейчас так сказала, ну совсем как покойная мать. Мне прямо в сердце ударило.

- Правда? - удивлялся отец.- Это вас так взволновало? А я полагаю, что Аделина больше походит на нашу дорогую покойницу. Глаза совершенно такие же, и цвет лица, и цвет волос, и такая же осанка.

Рамело не настаивала на своем.

Когда нанятый для парада лакей подал жаркое, Буссардель для ускорения дела завел разговор о свадьбе Селесты Леба, школьной подруги Аделины. Об этом браке много говорили в мире нотариусов и финансистов, потому что Селеста, единственная дочь, представляла собою весьма завидную партию: помимо капитала, она приносила мужу в приданое нотариальную контору своего отца. Свадьба состоялась недавно, и Аделина была на ней одной из подружек невесты; воспользовавшись этим обстоятельством, госпожа Миньон спросила, не случилось ли так, что, постояв перед алтарем церкви св. Роха в качестве подружки невесты, она почувствовала желание сыграть на свадьбе в этой церкви или в какой-нибудь другой самую главную роль. Вопрос не лишен был тонкости, ибо Миньоны, снимавшие прекрасную квартиру на площади Риволи, сами принадлежали к приходу св. Роха, а ведь не раз случалось, что для совершения бракосочетания выбирали приходскую церковь жениха.

- Сударыня,- ответила Аделина, - разрешите мне не высказывать своего мнения по такому поводу.

Госпожа Миньон засмеялась, выпячивая грудь. Это была особа с двойным подбородком, с быстрыми жестами и живым взглядом, про нее говорили, что она принимает участие в делах своего мужа.