Охота на невесту 2 - Михаил Михеев

Его слова восприняли, как шутку – дуэльный кодекс знали все. Однако следующее действие графа повергло присутствующих в шок. С нехорошей улыбочкой, Корбин подошел к стене, по традиции увешанной оружием, и снял с нее две тяжелых булавы. Взвесил их на руке, довольно оскалился:

– Выбирайте, благородный дон, какая вам больше нравится – правая или левая?

– Вы издеваетесь? – и без того красное лицо идальгийца еще больше побагровело и напоминало теперь перезревший помидор.

– Ни в коей мере, молодой человек. Я имею право на выбор оружия – и я выбираю это. Или вы боитесь?

До идальгийца, кажется, только сейчас начало доходить, во что он вляпался. Традиционное оружие дуэлянта – меч или шпага, ну и как варианты щит, дага, возможны доспехи… Сейчас ему, похоже, предстояла дуэль на оружии, которое он видел хорошо если второй раз в жизни – булавы практически не были распространены в Багванне, а в Идальгии о них вообще мало что знали. Это было традиционное айнорское оружие, однако Айнор располагался далеко на северо-востоке, да и там булавы в последние десятилетия использовали все реже. Граф же явно не шутил, предлагая драться этим неудобным оружием. К тому же, кто-то из "доброжелателей" уже зашептал на ухо идальгийцу, кого он осмелился задеть, и настроения кабальеро это совершенно не поднимало.

– Это неблагородное оружие… – сделал он последнюю попытку изменить ситуацию.

– Да? – де'Карри удивленно заломил бровь. – Во-первых, молодой человек, булава – традиционное оружие айнорских рыцарей. А во-вторых, я что-то не припомню, чтобы дуэльный кодекс настаивал на применении исключительно "благородных" мечей. Ну-ка, кто-нибудь, есть здесь знатоки дуэльного кодекса?

– В дуэльном кодексе о видах вооружения вообще ни слова. Только требование, чтобы оружие было равным, – вмешался какой-то на удивление знакомый голос. Корбин оглянулся – ну ничего себе! Ле'Тонн собственной персоной. А ведь молодец, парнишка, стоит к нему присмотреться…

– Ну, так что, благородный дон желает продолжить разговор в дуэльной комнате, или он предпочтет пинка под зад и пойти вон отсюда? – Корбин был раздражен и теперь уже не собирался спускать идальгийцу оскорбления. Кабальеро это отлично понял, не глядя взял одну из булав и, опустив голову, на негнущихся ногах зашагал в сторону дуэльной комнаты. Он трезвел на глазах и явно ругал себя за то, что ввязался в эту сомнительную склоку, но отступать было уже поздно. Корбин с нехорошей усмешкой шел за ним, поигрывая тяжелой булавой, как прутиком.

В дуэльной комнате секунданты быстро уточнили условия. Хотя какие там условия? Бой немедленно, булавами, без доспехов (секунданты идальгийца заикнулись было о них, но Корбин, на правах вызванного, невежливо послал доброхотов по всем известному маршруту в далекое эротическое путешествие), до первой крови. Ну, насчет первой крови все сомневались – Корбин обычно убивал или жестоко калечил своих противников с первого удара, так что первая кровь обещала стать и последней.

Ну а дальше все развивалось совершенно неожиданно. Противники встали друг напротив друга на расстоянии, чуть превышающем то, на котором можно было нанести удар. Секунданты дали отмашку. Кто-то из них обратил еще внимание, что широкая кожаная петля на рукояти булавы, доставшейся графу, которая, теоретически, должна была быть накинута на руку, свободно болтается, но сказать ничего не успел, поскольку Корбин, не дожидаясь, пока его противник хоть что-то сообразит, резко взмахнул рукой, отправляя булаву в свободный полет. Шипастый железный шар со свистом рассек воздух и долю секунды спустя впечатался прямо в лицо не ожидавшему такой пакости и, соответственно, не успевшему отреагировать идальгийцу.

Секунданты дружно бросились к поверженному кабальеро, почти сразу вслед за ними подскочил присутствующий здесь же целитель. Впрочем, ничего особенно страшного не произошло – идальгийцу сломало нос и нижнюю челюсть, выбило передние зубы и превратило лицо в кровавую кашу, но череп выдержал, и глаза остались целыми. Повезло… Неделя лечения – и будет вполне здоров. Придется, конечно, раскошелиться на хорошего целителя, но это уже только его проблемы.

Корбин улыбнулся, приветливо махнул рукой секундантам и вышел в зал, уже забывший об очередном скандале. Как всегда. Все как всегда…

Однако на этой дуэли набор встреч не окончился. Буквально минутой позже Корбин натолкнулся на герцога Санторского, идущего под ручку с очаровательной куколкой примерно Джурайиного возраста. Ну да, стареющий герцог был всегда падок на молоденьких. А ничего так куколка, судя по всему – родом из Поднебесной, личико фарфоровое… Корбин всмотрелся магическим зрением и чуть не присвистнул от изумления – высшая! Да им что здесь, медом намазано? Сначала Цень… Хотя какой он высший – так, самомнение да пара грязных фокусов в рукаве. Теперь эта. Интересно, не про нее ли рассказывал тогда Корнелиус? Надо узнать, как зовут…

Между тем, как будто услышав его желание, парочка направилась прямехонько к Корбину, причем инициатором был явно не герцог – они с де'Карри относились друг к другу примерно так же, как два паука в одной банке. Однако раз уж так, придется улыбаться. Все для пользы дела, если вдуматься.

– Герцог, как я рад вас видеть!

– Взаимно, граф, взаимно.

Оба вельможи буравили друг друга взглядами, однако требовалось соблюдать приличия и выглядеть со стороны едва ли не лучшими друзьями. Вот и приходилось играть в гляделки, и первым не выдержал герцог – отвел глаза, промокнул левый уголком платка, словно убирая попавшую соринку.

– Позвольте представить, граф, мою хорошую знакомую Фан…

– Для друзей – просто Фан, – улыбнулась уроженка Поднебесной. Корбин внимательно посмотрел на нее – и не скажешь ведь, что эта женщина старше Корнелиуса. Выглядит-то едва ли не ровесницей Джурайи, даже, может, чуть помладше. Хорошо сохранилась, ничего не скажешь, но он-то, Корбин, знает, кто она и что она…

– И я рад приветствовать вас, женщина старая и некрасивая…

Хамить надо с улыбкой, и так, чтобы не к чему было придраться. Сделает оскорбленное лицо, начнутся разбирательства – и сразу всплывет ее истинный возраст. Ну а красота – вообще понятие субъективное, тут к словам Корбина и придраться невозможно. Так что пришлось Фан проглотить обиду и лишь с ненавистью смотреть в спину удаляющемуся графу.

Вечером, после бала, с которого он сбежал, как только позволили приличия, получая нагоняй от Корнелиуса, Корбин лишь улыбался:

– Учитель, я ее просто спровоцировал. То, что она враг, мы с вами отлично знаем, но откусывать ей голову прямо на балу… Не поймут, в общем, проблем наживем кучу. Так зачем давать ей комфортные условия для того, чтобы делать гадости? Если я хоть чуть-чуть разбираюсь в женской психологии, то сейчас Фан просто взбешена. А раз она взбешена, то постарается отомстить, будет делать это излишне эмоционально и поневоле наделает ошибок. Ну а мы, соответственно, возьмем ее на этом за жабры.