СООБЩЕСТВО И ЗЕМЛЯ - Айзек Азимов

— Разве это невозможно на самом деле?

— Никогда, — огрызнулась Лизалор, и голос ее был так тверд, что стало ясно: обсуждать этот вопрос не имело смысла. — Но при всем его скептицизме он сможет сказать вам только то, что смог бы сказать любой компореллонец.

— Что именно?

— А то именно, что Древнейшую вам не найти.

В отдельной квартире, где поселили путешественников, Пелорат задумчиво слушал Тревица. На его лице ничего не отражалось. Он спросил:

— Вазиль Дениадор? Не помню этого имени, но, возможно, на корабле, в своей библиотеке, я найду его статьи.

— Вы уверены, что не слышали о нем? Подумайте! — сказал Тревиц.

— Нет, не помню, — осторожно ответил Пелорат, — но, в конце концов, мой дорогой мальчик, должно быть, существуют сотни достойных ученых, о которых я не слышал или слышал, но не могу вспомнить.

— И все-таки он не из самых известных, иначе вы бы о нем слышали.

— Изучение Земли…

— Приучайтесь говорить "Древнейшая", Янов, иначе будут осложнения.

— Изучение Древнейшей, — сказал Пелорат, — не очень поощряемая ниша в коридорах исследований, и талантливые ученые, даже в области античной истории, не склонны им заниматься. Или, можно сказать, те, кто изучает Древнейшую, не составят себе имени. Незаинтересованный мир не сделает их известными, даже если они того заслуживают… Я, например, ни для кого не являюсь талантливым, я уверен.

— Для меня, Пел, — нежно сказала Блисс.

— Да, конечно, для тебя, дорогая, — улыбаясь, сказал Пелорат. — Но ты судишь меня не по таланту ученого.

Был уже поздний вечер, и Тревиц начал слегка раздражаться, как всегда, когда Блисс и Пелорат обменивались комплиментами.

— Я постараюсь, — сказал он, — организовать встречу с этим Дениадором завтра, но если он знает не больше Министра, мы ненамного продвинемся.

— Может быть, он сможет направить нас к кому-то более сведущему? — спросил Пелорат.

— Сомневаюсь. Отношение этой планеты к Земле… Но лучше мне тоже попрактиковаться и использовать иносказание… Отношение компореллонцев к Древнейшей глупо и суеверно. — Он помолчал. — День был тяжелый, надо нам подумать о вечерней трапезе — если мы вынесем их безвкусную стряпню, — а потом о ночлеге. Вы научились пользоваться здесь душем?

— Мой дорогой друг, — сказал Пелорат, — с нами очень хорошо обращались, и мы получили всевозможные советы, в большинстве которых не нуждались.

— Послушайте, Тревиц, а как же корабль? — спросила Блисс.

— А что?

— Компореллонское правительство его конфискует?

— Нет. Не думаю.

— Ох. Очень приятно. А почему?

— Потому что я уговорил Министра, и она передумала.

— Удивительно, — сказал Пелорат, — мне она не показалась особой, которую легко уговорить.

— Не знаю, — сказала Блисс, — по фактуре ее разума было ясно, что Тревиц ее привлекает.

Тревиц взглянул на Блисс с неожиданно вспыхнувшим подозрением.

— Так это вы подстроили? — спросил он.

— Что вы имеете в виду, Тревиц?

— Я имею в виду, вы изменили ее…

— Ничего я не меняла. Я только не устояла и сняла пару ограничений, когда заметила, что вы ей нравитесь. Я сделала совсем немножко, эти ограничения могли ослабеть и сами. Я хотела, чтобы она преисполнилась к вам благожелательностью и смягчилась.

— Благожелательностью? Случилось нечто большее! Она смягчилась, да, но в постели.

— Не хотите ли вы сказать, старина… — начал Пелорат.

— А что? — сердито перебил Тревиц. — Может быть, она уже немолода, но она вполне знакома с искусством любви, и я не стану разыгрывать джентльмена и беречь ее репутацию. Это была ее инициатива, благодаря махинациям Блисс с ограничениями, и я никак не мог отказаться, даже если бы догадывался об этом, хотя я не догадывался… Ну, Янов, не напускайте на себя такой пуританский вид. У меня уже давно не было случая. Вы-то… — И он неопределенно махнул рукой в сторону Блисс.

— Поверьте мне, Голан, — смущенно сказал Пелорат, — если вы считаете меня пуританином, то вы ошибаетесь. Я не возражаю.

— Но она-то пуританка, — сказала Блисс. — Я просто хотела, чтобы она относилась к вам теплее. Я не рассчитывала на неожиданную вспышку страсти.

— Но вы, плутовка, ее и спровоцировали, — сказал Тревиц. Возможно, разыгрывая на публике пуританство, Министр только сильнее разжигает огонь.

— И поэтому, если вы ее погладите по шерстке, она охотно предаст Сообщество…

— Сообщество она в любом случае собиралась предать, — сказал Тревиц. — Корабль нужен был ей самой… — Он остановился и прошептал: — Нас не подслушивают?

— Нет! — ответила Блисс.

— Вы уверены?

— Уверена. На разум Геи невозможно воздействовать так, чтобы Гея об этом не узнала.

— Компореллон сам хочет получить корабль как ценное добавление к своему флоту.

— Сообщество этого, конечно, не позволило бы.

— Компореллон не собирается извещать Сообщество.

— Вот таковы изоляты, — вздохнула Блисс. — Министр собирается предать Сообщество в пользу Компореллона, а в обмен на любовь готова предать и Компореллон… А Тревиц с удовольствием продает себя, чтобы склонить к этому предательству. Что за анархия царит у вас в Галактике. Сущий хаос.

— Вы ошибаетесь, сударыня, — холодно сказал Тревиц.

— Я сейчас говорила не как Блисс, а как Гея. Я Гея.

— В таком случае, вы ошибаетесь, Гея. Я не продавал свои ласки, я их с радостью подарил, и это никому не причинило вреда. И с моей точки зрения, все вышло к лучшему. Если Компореллону для собственных целей нужен корабль, кто может рассудить, на чьей стороне правда в этом деле? Этот корабль мне дан Сообществом для того, чтобы найти Землю. Поэтому, пока я не закончу поиск, корабль мой, Сообщество не имеет права отменять свое решение. Что касается Компореллона, ему не нравится господство Сообщества, он мечтает о независимости. С точки зрения Компореллона, отобрать корабль Сообщества — это не обман, а патриотизм. Кто может судить?

— Вот именно. Кто может судить? Как можно в анархической Галактике отличить разумные действия от неразумных? Или ложь от правды, добро от зла, преступника от праведника, вред от пользы? И как вы объясните предательство Министра по отношению к собственному правительству, когда она позволяет вам забрать корабль? Разве не стремится она к личной независимости? Кто она, предатель или патриотка своей индивидуальности?

— По правде сказать, — произнес Тревиц, — я не уверен, что она готова была оставить мне корабль только за ту радость, которую я ей доставил. По-моему, она пришла к этому решению после того, как я сказал, что ищу Древнейшую. Она считает эту планету плохой приметой, и мы вместе с кораблем в процессе этих поисков тоже превратились в плохую примету. Мне кажется, она чувствует, что, попытавшись захватить корабль, навлекла несчастье на себя и на Компореллон. Она смотрит на нас и на наш корабль с ужасом. Она считает, что позволив нам удалиться, спасет от неприятностей Компореллон и таким образом проявит свой патриотизм.

— Если это так, Тревиц, в чем я сомневаюсь, то ею движет суеверие. Неужели вы это одобряете?

— Мне все равно. Поступками руководит суеверие, когда отсутствует знание. Сообщество верит в План Селдона, хотя никто в Сообществе не понимает Плана и не может пользоваться им для предсказаний. Мы слепо идем по пути невежества и веры, а разве это не суеверие?

— Возможно.

— Да и Гея не лучше. Вы верите, что я принял правильное решение, и Гее следует объединить всю Галактику в один организм. Но вы не знаете, почему я должен быть прав или насколько для вас безопасен этот путь. Вы готовы действовать в невежестве и вере, вас даже раздражает, что я пытаюсь найти доказательства, которые устранят невежество и при которых не нужна слепая вера. Разве это не суеверие?

— Мне кажется, в этом споре он тебя победил, Блисс, — сказал Пелорат.

— Нет, — ответила Блисс. — В этом поиске он либо ничего не найдет, либо найдет что-то, лишь подтверждающее его решение.

— И это ваше убеждение, — заявил Тревиц, — опирается только на невежество и веру. Другими словами, на суеверие!

Вазиль Дениадор, низенький, с мелкими чертами лица, имел привычку поднимать глаза, не поднимая головы. Эта манера в сочетании с короткими улыбками, периодически освещавшими его лицо, создавала впечатление, что он про себя тихонько смеется над всем белым светом.

В его длинном и узком кабинете полки были беспорядочно и столь неаккуратно заставлены фильмокнигами, что походили на улыбку человека с неровными зубами. На разнокалиберных стульях, которые он предложил гостям, имелись следы недавнего и не вполне успешного вытирания пыли.