Талисман - Стивен Кинг

Да, это был один из тех злодеев, которые пытались похитить его. В животе Джека что-то заворочалось и застонало.

– Я не знал, что у тебя есть сын, Капитан Фаррен, – сказал Осмонд, не сводя глаз с перепуганного лица Джека. Льюис, меня зовут Льюис, подумал тот. Не перепутать бы!

– Лучше бы у меня его не было! – ответил Капитан, глядя на Джека со злобой и ненавистью. – Я оказал ему такую честь, с таким трудом пристроил его во дворец, а он сбежал, как паршивый пес. Я нашел его в…

– Да-да… – сказал Осмонд, улыбаясь застывшей улыбкой. Он не верит ни единому слову! – понял Джек. – Да-да. Мальчики все такие. Все дрянные. Так уж повелось. Все мальчишки дрянные, верно? Так уж оно ведется. Все мальчишки дрянные. И я был дрянным, и ты, я уверен, тоже, Капитан Фаррен. Я угадал? Ты был дрянным?

– Да, Осмонд, – сказал Капитан.

– Совсем дрянным? – не унимался Осмонд. Он начал даже пританцовывать в грязи. В этом еще не было ничего непонятного, Осмонд был гибок и почти нежен в движениях, но Джеку он не казался гомосексуалистом: если в его речи и были какие-то проявления этого, Джек ощущал, что они были наигранны. Нет, ясно было одно – злоба этого человека… и его безумие. – Совсем дрянным? Ужасно дрянным?

– Да, Осмонд, – металлическим голосом сказал Капитан.

Осмонд прекратил свой танец так же внезапно, как начал. Он холодно глядел на Капитана.

– Никто и не знал, что у тебя есть сын, Капитан.

– Он незаконнорожденный, – ответил Капитан. – К тому же простак и лодырь, как выяснилось. – Капитан обернулся и отвесил Джеку тяжелую затрещину. Капитан бил не изо всех сил, но рука у него была тяжела, как камень. Джек взвыл и упал в грязь, потирая ухо.

– Совсем дрянной. Просто отвратительный, – сказал Осмонд, только теперь лицо его было мертвенно-белым, оскаленным. – Встань, дрянной мальчишка. Дрянных мальчишек, которые не слушаются своих отцов, надо наказывать. А еще их надо расспрашивать, почему они так себя ведут.

Осмонд тряхнул плеткой – колечки издали сухой звук. Еще одно странное воспоминание родилось в сознании Джека, наверное, из-за того, что любыми путями оно хотело восстановить связь с домом, с привычным миром, решил Джек позднее. Стук колец плетки Осмонда напомнил ему звук выстрела из духового ружья, которое ему подарили, когда ему исполнилось восемь лет. Ему и Ричарду Слоуту.

Осмонд протянул руку и схватил Джека за грязное плечо. Он притянул его к себе, обдав смесью запахов парфюмерии и помойки. Его дикие серые глаза вперились в голубые глаза Джека. Джек почувствовал, как у него подкосились ноги.

– Кто ты такой? – спросил Осмонд.

4

Эти слова повисли в воздухе.

Джек посмотрел на Капитана. Тот глядел на него с выражением осуждения, которое не могло скрыть отчаяния. Он слышал, как кудахчут куры, как лает собака. Где-то вдали прогрохотала телега.

Скажи мне всю правду. Меня не обманешь, говорили глаза Осмонда. Ты похож на одного дрянного мальчишку, которого я видел в Калифорнии. Ты – он?

И у Джека чуть не сорвалось с губ:

Да! Да, я Джек Сойер, я из Калифорнии, ваша Королева – моя мать, только она умерла, и я знаю вашего хозяина, Моргана – дядю Моргана, и я все расскажу, только не надо смотреть на меня такими глазами, ведь я всего лишь ребенок, а дети все говорят, они все рассказывают…

И тут он услышал голос матери, строгий, на грани насмешки:

И ты все выложишь этому парню? Этому? От него воняет, как от уборной, и он похож на средневекового Чарльза Мэнсона… Но думай сам, решай сам. Ты можешь надуть его, если захочешь, без труда. Но решай сам!

– Кто ты такой? – повторил Осмонд, притянув его еще ближе к себе, и на его лице Джек читал полную уверенность в себе. Он привык вытягивать ответы из людей, а уж из двенадцатилетних детей – и подавно.

Джек набрал полные легкие воздуха (Если хочешь получить самую большую громкость, чтобы даже на последних рядах галерки тебя было слышно, работай диафрагмой. Весь воздух выходит из диафрагмы через связки) и заорал:

– Я УЖЕ САМ УХОДИЛ! КЛЯНУСЬ БОГОМ!

Осмонд, наклонившийся еще ближе в ожидании сломленного, сдавленного шепота, отшатнулся, будто Джек вырвался и ударил его. Он выхватил свою плеть и потряс ею. Он наступил на концы своей плети и чуть было не оборвал их.

– Я УЖЕ СОБИРАЛСЯ УХОДИТЬ! ПОЖАЛУЙСТА, НЕ БЕЙ МЕНЯ, ОСМОНД! Я УЖЕ УХОДИЛ! Я НИКОГДА НЕ ХОТЕЛ ПРИХОДИТЬ СЮДА, НИКОГДА, НИКОГДА…

– Проклятый маленький…

Капитан Фаррен шагнул вперед и ударил Джека в спину. Джек снова растянулся в грязи, не переставая при этом кричать.

– Я же говорил, что он придурочный, – услышал он слова Капитана. – Я приношу свои извинения, Осмонд. Будь уверен, я всыплю ему по первое число. Он…

– Что он делает здесь, во дворце? – взвизгнул Осмонд. Голос его стал высоким и пронзительным, как у торговки. – Что твоему сопливому выродку здесь надо? Покажи-ка мне его пропуск! Я знаю, у него нет пропуска! Ты пристроил его к столу Королевы, чтобы он стащил для тебя ее столовое серебро! Я знаю!.. Дрянной мальчишка… с первого взгляда ясно, что он ужасно, невыносимо, нестерпимо дрянной!

Каждый раз при слове «дрянной» плетка Осмонда со всей силы хлестала Джека по спине, по плечам, по чему попало. Джек не имел понятия, сколько же будет длиться эта порка, – Осмонд все больше распалялся, но вдруг раздался новый голос:

– Осмонд! Осмонд! Вот ты где! Слава Богу!

Послышался топот ног.

Голос Осмонда, срывающийся и захлебывающийся:

– Ну? Что? Что случилось?

Чья-то рука помогла Джеку встать. Джек не мог поверить, что Капитан, такой строгий и резкий во время их путешествия по дворцу, стал теперь таким заботливым.

Джек покачнулся. Все плыло перед его глазами. Горячие струйки крови стекали по шее. Он взглянул на Осмонда, не скрывая ненависти, – самое приятное чувство, которое он сейчас испытывал.

Ты сделал мне больно? Что ж, танцор, мы еще поквитаемся!

– Ты в порядке? – спросил Капитан.

– Вроде бы…

– Ну что? Что нужно? – кричал Осмонд подбежавшим людям, оторвавшим его от любимого занятия.

Первый из них был одним из тех франтов, которых Джек и Капитан встретили по пути в тайную комнату. Второй напоминал кучера, которого Джек встретил сразу по возвращении в Долины. Этот второй выглядел ужасно напуганным и был к тому же ранен – кровь струилась из его левого виска, залив пол-лица. Левая рука бессильно висела; камзол был порван.

– Что вам нужно, кретины?

– Мой фургон перевернулся у деревни Сторонки, – проговорил кучер. Он говорил медленно и глухо, как человек, глубоко потрясенный. – Мой сын… О господин, мой сын умер: его раздавило бочками. Ему только что исполнилось шестнадцать. Не знаю, что будет с матерью…

– Что? – вскричал Осмонд. – Бочки? С элем? Не королевским, надеюсь? Только не говори мне, что ты перевернул целый фургон королевского эля, ты, хрен собачий! Ты ведь не это хочешь сказать, а? Дерьмо-о!

Голос Осмонда повышался с каждым словом, словно тот изображал из себя оперного певца. Он дрожал и срывался. Внезапно Осмонд снова начал пританцовывать, но уже от ярости. Движения его были такими причудливыми, что Джеку пришлось зажать рот руками, чтобы сдержать неуместный смех. Ворот рубашки, поднявшись вслед за руками, коснулся его пораненной шеи, и это отрезвило его еще до того, как Капитан сделал предостерегающий жест.

Так как Осмонд, судя по его поведению, пропустил самое главное, кучер начал снова:

– Ему было всего шестнадцать… Мать не хотела отпускать его со мной. Я не знаю, что будет с матерью…

Осмонд занес свою плеть и с ослепительной быстротой нанес удар. Раздался звук, больше похожий на выстрел игрушечного пистолета. Взвизгнув, кучер отступил на шаг, закрыв лицо руками. Свежая кровь потекла сквозь его грязные пальцы. Он упал, повторяя: «О Боже! О Боже!»

– Уйдем отсюда! – взмолился Джек.

– Подожди! – сказал Капитан. Казалось, угрюмость покинула его лицо и в глазах засветился лучик надежды.

Осмонд в ярости повернулся к франту, который стоял в стороне, шевеля губами.

– Это был королевский эль?

– Осмонд, ты не должен вести себя так…

Осмонд выбросил вперед левую руку. Колечки щелкнули вокруг башмака франта. Тот отступил на шаг назад.

– Не учи меня, как мне себя вести! Отвечай на вопросы! Я просто взбешен, Стивен. Я невыносимо, нестерпимо взбешен! Это был королевский эль?

– Да, – ответил Стивен. – Мне неприятно говорить, но…

– На Подъездной дороге?

– Осмонд!

– На Подъездной дороге, я спрашиваю, ты, учитель хренов?

– Да, – выдавил Стивен.

– Ну конечно, – сказал Осмонд, и его лицо расползлось в зловещей ухмылке. – Где же стоит деревня Сторонки, как не на Подъездной дороге? Разве деревня может летать? Или не может? Может ли деревня перелететь с одной дороги на другую, Стивен? Может? Или нет?