Легион «Идель-Урал» - Искандер Гилязов

Совсем иной тон документа и при перечислении качеств легионеров. При том подчеркивается лишь сильное восточное, мусульманское влияние на их мироощущение и делается «глубокомысленный» вывод: «Никогда, конечно, из тюрков не удастся сделать немцев или же превратить их в прусских гренадеров». Об их недисциплинированности генерал уже не распространяется, ссылаясь на свою же памятку № 2, в которой он уже давал пояснения об этом.

Боевой потенциал легионеров оценен им так: «В тяжких боях они показали себя достойно, их боевые качества очень высоки». Автор памятки рекомендовал: «При подключении легионеров к боевым действиям следует сначала применять их на более легких участках, а в тяжелых же ситуациях обязательно перемешивать их с немецкими войсками. Батальоны более приспособлены к задачам обороны и несения охраны, чем для активных наступательных действий. Они особенно хороши для проведения разведывательных мероприятий, борьбы в лесу, в условиях плохой видимости. Со временем их можно применять в составе немецких соединений и для решения более сложных боевых задач, особенно если они показали свою боеспособность». Фон Хайгендорф, правда, не преминул указать: «Во время боевых действий легионеры всегда должны быть вместе, так как восточные народы имеют стадное чувство — вместе они ощущают себя сильнее, а поодиночке теряются».

В памятке вновь обращено внимание на проблему взаимоотношений между немецким персоналом и восточными легионерами: «Любое оскорбление, физическое или моральное, может привести к серьезным неудачам, поэтому таковые строго запрещаются! В подобных случаях виновные могут быть привлечены к военному суду», — предупреждал генерал и обращался к командованию немецких частей с просьбой: «Заботиться о тюркских легионерах так же, как и о немецких солдатах. Раз тюркские легионеры борются на нашей стороне, проливают за нас кровь и погибают, то они должны иметь такие же права и привилегии, как и немецкие солдаты».

Итак, в памятках генерала фон Хайгендорфа, как мне представляется, налицо своеобразная смесь из вполне здравых, точных наблюдений и надуманных, фальшивых заключений, которые, безусловно, восходят к высокомерным общегерманским стереотипам того времени, к требованиям национал-социалистической теории и, наконец, к обычному невежеству. Тем не менее они действительно позволяют нам лучше понять общее отношение немецкой стороны к созданным и создаваемым соединениям восточных народов, хотя реальность была довольно далека от пожеланий и стремлений командира Восточных легионов. Это сказывалось во всем: во взаимоотношениях в легионах, в общей дисциплине, в участии легионеров в отдельных военных операциях.

Не на пустом месте возникли увещевания и запреты фон Хайгендорфа к немецкому персоналу относительно их отношений с сослуживцами. Эти отношения так и не стали не то чтобы дружескими, но даже, по-видимому, и терпимыми. Некоторые примеры таких «дружеских» отношений уже были приведены выше. Упомянем еще некоторые (неясно, правда, о каких легионах идет речь): адъютант батальона заставил многократно «лечь-встать» обер-муллу, который опоздал на парад по случаю принятия присяги; то же самое проделал батальонный врач с другим муллой, который из-за свершения религиозных обрядов опоздал к медицинскому осмотру; третьему мулле отрезали бороду, когда он потерял сознание в стоматологическом кресле.[172]

Легионеров крайне задевало откровенное неравноправие их с немцами: на железнодорожных вагонах на территории Польши стояла надпись: «Поляки, евреи, легионеры — в последний вагон!», они изгонялись порой из бомбоубежищ во время воздушных налетов, им не разрешалось посещать немецкие солдатские дома, немецкие солдаты не обязаны были отдавать честь офицерам и унтер-офицерам из восточных народов, а должны были только «приветствовать» их.[173] В источниках даже есть сведения о том, что любой приказ идель-уральского офицера легиона мог быть оспорен немецким солдатом, а любой доброволец по заявлению представителя немецкого персонала без проведения следствия мог быть отправлен в штрафной лагерь (в том же источнике, правда, отмечено, что с осени 1943 г. во взаимоотношениях немцев с восточными добровольцами был наведен определенный порядок).[174] Обращение немцев с восточными рабочими, с которыми легионеры поддерживали контакты, также оказывало свое влияние на настроение последних: восточные рабочие должны были носить специальные значки, им было вообще запрещено пользоваться железными дорогами и трамваем, гостиницами и почтой, посещать кино и пр.[175]

Очень ясно проблема взаимоотношений легионеров с немецкими сослуживцами раскрыта в памятной записке упоминавшегося уже майора Майер-Мадера, человека в этих вопросах куда более сведущего, чем генерал фон Хайгендорф. «Немцы воспринимали мусульман не как таковых, а как большевиков, как бывших военнопленных. Исходя из этого строились их взаимоотношения. (…) В ротах было около 150 мусульман и 8–15 немцев, которые из-за противоречий и незнания языка составляли два лагеря. До осени 1943 г. пропасть между лагерями стала такой глубокой, что недовольство тюрков начало проявляться активно, и они стали совсем беспомощны перед лицом вражеской пропаганды. (…) Проявления недовольства наказывались строго, а причины его практически не изучались», — очень точно констатировал Майер-Мадер одну из острейших проблем Восточных легионов.[176]

Проявления протеста в легионах и реакция немецкой стороны

Недовольство легионеров существующим положением дел проявлялось по-разному: как в элементарном виде — в нежелании их далее воевать на немецкой стороне, так и на более серьезном уровне — многие легионеры при возможности перебегали к партизанам, другие же готовились к масштабным вооруженным выступлениям. Отмечу, что проявления протеста и «нарушения дисциплины» легионерами не всегда носили политический характер или являлись следствием действий подпольных групп (как бы ни хотелось некоторым исследователям ограничиться исключительно подобным толкованием, хотя таких случаев было немало), — иногда они приобретали даже характер обычных уголовных преступлений. «Проступки» легионеров были вызваны различными причинами, поэтому, очевидно, правильнее по-разному характеризовать каждый случай отдельно. При этом такие проявления имели место почти с самого создания легионов: 15 мая 1943 г. генерал фон Хайгендорф отмечал в особом приказе наиболее серьезные «нарушения дисциплины»:[177] армянский легионер изнасиловал 16-летнюю польскую девушку и военным судом был приговорен к семи годам тюрьмы; азербайджанский легионер публично критиковал Гитлера — был приговорен к смертной казни; в одном из легионов имела место массовая пьянка; в Северокавказском легионе было отмечено проявление кровной мести; из Грузинского легиона сбежало несколько легионеров; почти во всех легионах имелись случаи совершения разбоев и мародерства. Но самый серьезный «проступок» в декабре 1942 г. был зафиксирован в Волго-татарском легионе. Тогда здесь была раскрыта «подрывная коммунистическая группа». К ней принадлежали один командир роты, один заместитель командира роты и один командир взвода, которые «пытались распространять среди легионеров коммунистические идеи, чтобы поднять их в подходящий момент против германского вермахта». В документе отмечалось, что «в кругу товарищей они делали критические замечания о вооружении германских солдат, ругали обеспечение в армии, распространяли листовки с мыслями о том, что немецкая военная сила заметно ослабла, при этом преувеличивая якобы имевшие место советские успехи». Командир роты обвинялся и в том, что он заставлял командиров взводов избивать легионеров, чтобы они лучше познакомились с «немецкой палочной дисциплиной». «Таким образом, — делался вывод, — они должны были подстрекаться и возвращаться к пролетарским идеалам коммунизма». Одного из переводчиков как будто специально заставляли переводить неправильно высказывания легионеров, которые лояльно относились к Германии: «Их высказывания сознательно переводились неправильно, чтобы вызвать к ним недоверие со стороны немецких представителей, чтобы они предстали предателями в их глазах». 27 марта 1943 г. состоялся военный суд, который решил судьбу арестованных. Имена осужденных участников этого первого в Волго-татарском легионе заговора, к сожалению, неизвестны. Командир роты, его заместитель и командир взвода «за подрыв обороноспособности» были приговорены к шести годам каторжной тюрьмы каждый. Относительно приговора фон Хайгендорф подытожил: «Приговор по третьему случаю представляется мне слишком мягким, поэтому легионеров о нем извещать не следует. Устрашающего воздействия на соответствующий походный батальон, который перед объявлением приговора был отправлен на фронт, не получилось. Батальон оказался не готовым к решению боевой задачи».[178] Речь здесь идет о первом из сформированных татарских батальонов — 825-м, о котором будет рассказано ниже.