Русский угол Оклахомы - Джефф Питерс

Я немного беспокоился, немного злорадствовал. Но на берегу реки нас поджидали совсем иные трудности.

Широкая цепочка следов внезапно разрослась во все стороны, словно все, кто шел к реке, вдруг разбрелись поодиночке. Одни пошли направо, другие налево, третьи повернули назад, а четвертые шагнули прямо в реку.

Энни остановилась, растерянно вертя головой по сторонам:

— Что здесь случилось?

— Ничего не случилось, — пояснил Джуд.

— Ничего, — согласился я. — Если не считать того, что Темный Бык решил оторваться от погони.

Это было, наверно, похоже на лабиринт. Племя разбежалось, как осколки гранаты. Но я понимал, что, в отличие от гранаты, все эти следы обязательно где-то соединятся. Индейцы знали точку сбора, а мы — нет. И выйти в нее мы могли только одним способом — терпеливо и внимательно двигаясь по любому из следов. Но по какому?

— Налево? Направо? — спросил я у Джуда.

— Налево каменный холм, — ответил команчеро.

Понятно. Каменистая плоскость не хранит следов, особенно если преследуемые не забудут об этом позаботиться.

— Назад тоже бесполезно идти, там поселок, — сказала Энни. — Там будет слишком много чужих следов. И никто не подскажет, куда они ушли. Только запутают еще больше.

— Впереди — река, — подвел я итог нашего военного совета. — Остается один путь. Двигаемся направо вдоль реки.

Через полчаса мы дошли до еще теплых углей небольшого костра. Наверно, это был сигнальный костер: обгоревшие сучья лежали на ровном месте, не было никаких камней, чтобы поставить на них чайник, не было и ни одной дырки в земле, оставленной костровыми рогатинами. К тому же ни один из следов не отклонился в сторону и не кружил на месте, как это бывает даже на коротких остановках.

— Идут на Косой Брод, — уверенно заявил Джуд, мельком глянув на угли.

Я снова оглядел остатки костра и на этот раз заметил то, что проглядел поначалу. Обугленные сучья были положены в золу уже после того, как костер догорел. Длинный сук лежал параллельно реке, а короткий пересекал его под острым углом. Это был знак для тех, кто идет следом. Знак, понятный только своим.

Река в этом месте была не слишком широка, но изобиловала скрытыми ямами, о чем красноречиво говорили воронки, бегущие среди оливковой ряби и белых гребешков. Джуд первым направил своего мустанга в воду и показал рукой на белый валун, высившийся на другом берегу значительно правее.

— Держите на него! Энни, не смотри на воду!

— Спасибо за совет, — негромко проворчала девчонка в ответ и подтянула коробки повыше, придерживая их одной рукой.

Мы долго пробирались по песчаной косой отмели, и я тоже не смотрел на воду, потому что непрерывно вертел головой, оглядывая берега. Каждый раз, когда приходится долго пересекать открытое пространство, чувствуешь себя движущейся мишенью. Конечно, если в тебя уже целятся, ты вряд ли успеешь увернуться от выстрела. Но я по себе знал, как неудобно стрелять в мишень, которая вертит головой и в любой момент может обнаружить стрелка. Стрелку в таком случае приходится не только целиться, но и скрываться. А когда делаешь два дела одновременно, все получается не так, как хотелось бы.

Команчеро знал это не хуже меня. Переправляясь через длинный брод, он держал карабин на бедре стволом вверх. А как только выбрался на берег, остановил коня вплотную под валуном, защитив свой левый бок.

— Кайова собираются у скалы Белого Мула, — сказал Джуд, когда мы с Энни подъехали к нему. — Там раньше собирались на летние праздники. За ними едут чужие.

— Где это написано? — спросил я.

— На земле.

Он опустил карабин и стволом показал на втоптанный в песок огрызок тонкой сигары.

— Наверно, у Темного Быка есть повод для праздника, — сказала Энни. — Это было бы прекрасно. Хорошо, что у нас много подарков. Но плохо, что они нас не отпустят сразу. Отец будет беспокоиться. Поехали скорее, Красный Орех, почему ты стоишь?

— Дальше поедем так, — сказал Джуд. — Я первый, вы двое — сзади. Если остановлюсь, вы тоже стоите. Если поворачиваюсь и убегаю, вы тоже убегаете и не ждете меня.

— Понятно, — кивнул я.

— К чему такие сложности? — сказала Энни недовольно. — Мы здесь ездили тысячу раз безо всяких предосторожностей! Нам надо спешить.

Джуд, не ответив, ускакал вперед.

— Это называется «боевой дозор», — сказал я.

— Он просто любит командовать белыми, — ответила Энни. — Да, отец знал, кого послать со мной…

Она тронулась с места, я пристроился сбоку, но она возмутилась:

— Держитесь сзади, мистер Крокет! Терпеть не могу, когда ко мне прижимаются!

Так мы проехали еще несколько миль, пока Джуд не остановился и не подозвал нас жестом. Тропа вела к тому, что здесь называют «гребенкой» — к череде невысоких, вытянутых холмов, оголенных наверху и опушенных сухим кустарником внизу.

— Уже близко, — сказал команчеро.

Мы поднялись на первый холм, и с его высоты стало видно, как изменился вид прерии на этом берегу. Все пространство было покрыто пятнами густого и высокого темно-зеленого кустарника, а между ними просвечивала безжизненная оранжевая земля. Если обычную степь часто хочется сравнить с морем, то здесь перед нами лежало, скорее, болото.

— Похоже, они прошли совсем недавно, — сказал я и спешился, чтобы пощупать след, оставшийся на склоне холма.

Не успел я сделать и двух шагов, как что-то со страшной силой ударило меня в бок. И сразу время пошло по-другому. Сначала мне показалось, что это злой мустанг индейца исподтишка лягнул меня — недаром он так косился, когда на поворотах я приближался к нему слишком тесно. Потом я сообразил, что мустанг стоит слева, а удар я получил справа. Но почему тогда я падаю не в сторону, а вперед? Бурая земля в белых «прозрачных» известковых потеках стремительно приближалась к моим глазам, и я покрепче сжал карабин, чтобы не потерять его, когда буду катиться вниз по склону. Земля все еще приближалась, когда я услышал далекий треск винтовочного выстрела. Я еще успел подумать, что это охотники на бизонов заготавливают мясо для шахтеров. Ноги мои подогнулись, и я повалился набок, перекатился по склону, прижимая карабин к груди, и застрял в сухом кустарнике.

Я не закрывал глаза ни на секунду, но не видел пока ничего, кроме комьев земли и голых сучьев. Где-то далеко послышался топот убегающего коня, потом проскакало еще несколько лошадей. Кто-то кричал: «Догоним, догоним, с грузом ему не уйти!»

Мне не хотелось подниматься. Я знал, что как только пошевелюсь, мне будет очень больно. Так и вышло. Вся правая сторона груди моментально налилась свинцовой тяжестью боли, от которой меня всего скрючило, и я чуть не закричал. Но крови нигде не было, и обе руки были целы, хотя что-то хрустело под мышкой при каждом движении. Ноги казались ватными, но я все же смог встать на колени. Большего добиться не удалось, и я стал выбираться из куста, стоя на коленях и держа карабин у плеча.