Тост - Юзеф Хен

– Не стреляйте! – прокричал он. – Шеф убит!

Опять свистнуло возле уха. Хенрик подбежал к перекрестку.

– Перестаньте стрелять! – крикнул он. – Шеф убит!

– К черту шефа! – услышал он голос Вияса. Тот стоял за деревом и палил из пистолета.

– Перестань стрелять! – прокричал Хенрик осипшим голосом.

– Сдавайся!

– Перестань! Хватит трупов!

– Погоди! – кричал Вияс. – Теперь мы тебе покажем!

– Шеф убит!

– К черту шефа! Я шеф! – закричал Вияс из-за дерева. – Чесек, дай очередь!

Хенрик влетел в ворота. И тут же заговорил пулемет. По стене застучали пули.

– Идиот! – закричал Вияс. – Опоздал!

Хенрик вошел в дом и стал у окна, которое выходило в сквер. Чесек, лежа за пулеметом, что-то объяснял Виясу. Прилизанный нервничал:

– Не рассуждай. Теперь командую я. Стреляй. Пулемет застучал снова.

– Не так! – дирижировал Вияс из-за дерева. – По окну!

– А как? – спросил с раздражением освенцимец.

Хенрик стоял возле раскрытого окна, сжимая в руке пистолет.

– Подожди! – закричал Вияс и сделал прыжок в сторону пулемета.

Гром выстрела переломил Вияса на лету. Он пошатнулся, его отбросило назад к дереву. Он обнял дерево блуждающими руками и сполз на землю. Чесек наклонился над лежащим и молча посмотрел на него.

– Умер, – сказал он, поднимаясь. Хенрик настежь открыл окно.

– Будешь стрелять? – спросил он.

Чесек поднял пулемет и бросил его в фонтан.

– Я выхожу, – сказал Хенрик, перешагивая через подоконник с пистолетом в руке.

Чесек понуро смотрел на утопленный пулемет. Правую руку он держал в кармане пиджака. Хенрик медленно приближался, тяжело передвигая ноги.

Чесек плюнул в воду. Потом повернулся и пошел в сторону отеля. Хенрик спрятал пистолет и пошел за ним.

Но у самого отеля Хенрик струсил. Что он скажет женщинам, как объяснит эти трупы, рассеянные по всему городу, труп Рудловского на радиостанции, Мелецкого в саду, Вияса в сквере – как объяснит, что сам он жив? Сел на скамейку под деревом.

На террасе перед отелем снова все оживилось. Появились женщины. Анна в брюках и полосатой куртке, Барбара с теннисной ракеткой в руке, Янка, Хонората, последней вышла рыжая Зося. «Я убил ее первого любовника!» Они испуганно оглядывались, о чем-то расспрашивали Чесека, тот что-то им буркнул в ответ.

– Грузитесь, девушки, едем, – долетело до ушей Хенрика. Женщины выносили из отеля чемоданы, Шаффер помогал им.

Чесек подогнал к террасе грузовик с прицепом.

– Грузитесь, девушки, едем, – снова донеслось до него. Машина была ему знакома, штайер с воздушным охлаждением, тот самый, с ящиками из музея. Женщины клали чемоданы на прицеп. Хенрик поднялся со скамейки. Он шел под ярким солнцем, виски сжимала страшная тяжесть. Все молча смотрели на него. Шаффер стоял с открытым ртом.

– Куда? – спросил Хенрик Чесека.

– Домой.

– Сначала разгрузи машину.

– Это почему?

– Потому что у тебя здесь ящики из музея. Чесек обратился к женщинам:

– Садитесь, девушки! Баська и Анна в кабину!

– Пани Анна! – крикнул Хенрик.

Анна не отвечала. Она пропустила в кабину седую, а потом села сама.

– Никуда не поедете, – предупредил Хенрик.

– Увидим, – буркнул Чесек. Сел за руль и нажал стартер.

– Женщины выходят. Ну! Седая толкнула Анну:

– Выходите. – Спрыгнула на землю.

– Выключай мотор, – сказал Хенрик Чесеку.

– Нет.

– Я буду стрелять.

– Стреляй, – сказал Чесек. – Стреляй сколько хочешь. Он достал из кармана пистолет и отбросил его.

– Видел? – крикнул он. – Теперь можешь стрелять. Ну? Стреляй, куриная морда!

У Хенрика дрожала рука. Он процедил сквозь зубы:

– Выключай мотор.

Чесек молчал. К Хенрику подошла Анна. Он посмотрел на нее умоляющим взглядом: «Пойми».

– Ты знаешь, – сказала она, – почему я с тобой не пошла?

– Знаю. Тебе казалось, что ты меня любишь, – сказал он, не глядя на нее.

– Да. Так мне казалось.

– Теперь тебе так не кажется, – усмехнулся Хенрик, не спуская глаз с Чесека. – Выключай мотор, – снова приказал он.

Хенрик чувствовал на себе ее прерывистое дыхание, она размахивала у него перед лицом руками со скрюченными пальцами, будто хотела выцарапать ему глаза.

– Теперь я поняла, что я тобою брезговала, – услышал он. – Я боялась твоего прикосновения. От тебя пахнет убийством.

– Нет! – крикнул он.

– Ты убийца.

Он сжал зубы. «Я не ударю ее, только не это. Она бы ликовала: „Я так и знала, грубое животное, убийца!“ Он стер со лба пот. Чесек крикнул:

– Ну, почему не стреляешь? В лагере меня не убили, так ты прикончи! Гестаповец!

Хенрик спрятал пистолет.

– Уезжайте, – сказал он. – Уезжайте ко всем чертям.

Он повернулся к ним спиной. «Пусть делают что хотят. Пусть едут с чем хотят. Убийца. Гестаповец». Дверцу машины поспешно захлопнули. «Я убил трех людей. Высока цена добродетели. Она этого не стоит». Его тошнило. Он подошел к дереву и оперся о него рукой. Мотор заворчал сильней. «Вывозят ящики из музея. Убил трех людей. Зачем? Чтобы все равно вывезли самое ценное!»

– Держись, Хенрик! – послышался голос Янки.

Он не ответил. «Для Анны я убийца. Ей снилась кровь на моих руках. Это неправда. Она мне еще сама это скажет. Она поймет».

Шум машины удалялся, и вскоре стало тихо. Хенрик нащупал в кармане пистолет. Потом снял с себя пиджак. Но легче не стало.

– Боже, – прошептал он.

– Не хотите ли выпить? – услышал он голос немца. Шаффер держал поднос с двумя бокалами вина. Хенрик замотал головой.

– Вы плохо себя чувствуете?

– Плохо.

– Вид у вас неважный. Желудок? Хенрик не отвечал. Шаффер пробормотал:

– Боюсь, что это паштет из печени… Хенрик побрел в глубь парка.

– Пан профессор! – крикнул Шаффер. – Может быть, принести капли?

20

Громы отгремели, пожар погас, стало тихо, не надо было бежать, стрелять, прятаться. Хенрик сидел опустошенный и перегоревший, слушал шум фонтана и вдыхал запах увядающих акаций. В нескошенной траве лежал труп Вияса. «Он был шефом одну минуту и тридцать секунд, а может быть, две минуты, не помню, и погиб в самый прекрасный момент своей жизни, погиб на посту командующего своей армией, отдавая приказы единственному подчиненному. Убийца караулит его останки, сидит рядом и кается, совы не кружат, вороны не каркают, только голуби воркуют». Напор воды в фонтане постепенно падал, искрометный букет увядал и сжимался. Хенрик посмотрел на часы: стайер все еще кружил по циферблату, неутомимо двигался вперед, дышал, как машина, чудесные легкие, прекрасное сердце… «Когда он опишет круг – встану. Мелецкий убил Смулку, хотел убить меня, а теперь лежит в саду под жасмином, не добыл свои миллионы. Не доложит властям о своем сенсационном плане, не отдаст всю свою энергию на пользу обществу, игра окончена. Анна почувствовала во мне убийцу. Но это неправда, она любила меня и знала, что ей нечего мне дать, не свое же оскверненное тело, которым пользовался каждый, у кого была миска супа. Я не убийца, я не хотел убить Рудловского, Мелецкий за мной охотился, Вияс в меня стрелял, Чесеку я позволил уехать, он забрал с собой ящики из музея, а я не сумел этому воспротивиться, она сидела рядом с Чесеком вместо того, чтобы стоять рядом со мной, я не убийца, я защищал народное достояние, защищал его бескорыстно, она, конечно, это поймет, я спасал себя и ее, ее доверие к людям, веру в то, что мы чего-то все-таки стоим, и убил трех людей, такова цена добродетели, боже мой».

Он сидел в оцепенении, уставившись на мертвое тело Вияса, не обращая внимания на стук колес, скрип осей, человеческие голоса, наполнявшие улицы.

– Ваш пиджак, – сказал Шаффер тихо.

Хенрик внимательно посмотрел на него. Этот достиг чего хотел, но тоже не светится от счастья. «Может, разболелся желудок?»

– Оденьтесь, – настаивал немец. – К вам идут с визитом.

Через парк шел высокий офицер в сопровождении двух вооруженных автоматами милиционеров. Они шли к Хенрику. Вдруг офицер посмотрел вниз и остановился. У его ног в нескошенной траве лежал мертвый Вияс. Офицер вопросительно посмотрел на Хенрика. Хенрик достал из кармана пистолеты. Подошел и отдал их офицеру. Некоторое время они стояли молча.

– Вы Хенрик Коних? – наконец спросил военный.

– Я.

– Поручник[4] Вжесиньский. Вам привет от уполномоченного. Хенрик не ответил. Вжесиньский спросил:

– Что здесь случилось?

– Я убил трех людей, – сказал Хенрик. Милиционеры наставили на него свои автоматы.

– В целях самозащиты? – спросил Вжесиньский.

– Почти.

– Я думаю, в целях самозащиты, – подтвердил офицер.

– Это хорошо, что вы так думаете.

– Свидетели есть? – спросил офицер.

– Нет.

– Вы защищали государственное имущество, – сказал тот.

– Откуда вам это известно?

– Нам об этом сказали.

– Этот немец? – спросил Хенрик.