Дело беглеца - Валерий Георгиевич Шарапов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет, – она, подумав, покачала головой. – Быть замужем скучно. Рожать детей – еще скучнее и очень похоже на тюремное заключение, причем пожизненное.
– Сколько вам лет, Марта? Простите, конечно, за вопрос.
– Я родилась в год образования ГДР, считайте сами. Почему просите простить за вопрос?
– У нас считается неприличным спрашивать женщину о ее возрасте.
– Правда? – удивилась Марта. – Не знала. Здесь такое не принято. Возраст есть возраст, и никуда от него не денешься. Компенсируйте же свое невежество, Микаэль, – скажите с придыханием, что я сегодня просто очаровательна…
Она смеялась, давая понять, что шутит, но притягивала каким-то изуверским образом. В глубине искрящихся глаз поблескивал холодок, именно он и не давал расслабиться. Очередной бокал дал отрезвляющий эффект. Чары действовали, но майор контролировал себя. Молодая женщина что-то мурчала, прижималась плечом, обдавала своим дыханием. Майор был стоек, как оловянный солдатик, не отстранялся, но и к ответным действиям не приступал. Беседа про работу завершилась. Пить уже не хотелось. Марта предложила – он отказался, начал думать, как бы деликатнее смотаться. Все закончилось очень странно. Марта сделала для себя какие-то выводы – посмотрела на часы, состроила сложную мину.
– Вы простите меня, Микаэль…
– Да-да, я понимаю, у вас дела. Вас проводить? – Последняя фраза далась с трудом, но у русских так принято – провожать даже сотрудниц одиозных министерств.
– Не надо. Развлекайтесь, Микаэль. Я живу недалеко. Завтра увидимся. Не забывайте, что на послезавтра назначено одно небольшое «увеселительное» мероприятие…
Она не отказала себе в удовольствии буквально облизать его взглядом. Подхватила сумочку, плащ и заспешила к выходу. Михаил не удержался, обернулся, когда она выходила из заведения. Марта тоже повернулась, наградила насмешливым взглядом. В ней что-то было, осталось разобраться, что именно. Запах духов никуда не улетучился, а также тянущее чувство во всех членах. Он уткнулся в стойку, залпом осушил бокал, задумчиво уставился на переливающуюся огоньками винную шеренгу…
Глава шестая
Нервы натянулись, дрожали. Растворилось в памяти все, что было раньше: посиделки в баре, последующая бессонная ночь, когда он больше вертелся, чем спал; следующий суетливый день с визитом в Штази и советское посольство. Волнение зашкаливало, взмокла майка под утепленной рабочей спецовкой. Но внешне он был, как все, лениво почесывал отрастающую щетину, зубы перетирали дарованную кем-то из оперов американскую жевательную резинку. В чем ее прелесть, Кольцов решительно не понимал, лучше смолу пожевать. Или вообще ничего, чтобы не прослыть невоспитанным жвачным животным.
Улицу Кляйнштрассе перегородили бетонные блоки с двумя проемами, обозначенными диагональными красно-белыми полосами. В проемах – шлагбаумы и выдвигающиеся из земли стопоры – из тех, что не снести даже карьерным экскаватором. В остальном обычная улочка, зданий немного (лишние снесли), на территории победившего социализма – сквер с редкими лавочками. Дворники скребли граблями жухлую траву. Люди вышли из автобуса, двинулись к КПП. Для кого-то – рутина, для других – нечто новое и волнительное. Стена, в характерном понимании этого слова, здесь отсутствовала, она возвышалась севернее и южнее, в районе дороги стояли заградительные блоки, противотанковые ежи, обильно вилась и заплеталась колючая проволока и спираль Бруно. Михаил шагал, не глядя по сторонам, на правом плече болталась сумка с инструментом и туго скрученной «гражданской» курткой. Люди шли слева, справа. Негромко насвистывал незнакомый субъект со шрамом под глазом, косил на незнакомого «коллегу». До поста погранслужбы ГДР оставалось метров пятьдесят. Транспорт останавливали за сто метров, и никого не волновало, есть ли у тебя тяжелые баулы. Вайсман и Уве Хогарт уже подходили к посту, доставали документы. Впереди, метрах в двадцати, шла Марта – уже не та красотка, что была в баре. Сотрудница намеренно косолапила, завернулась в какую-то серую спецуху. От косметики не осталось и следа, лицо было серым, снулым; волосы стянуты на затылке настолько туго, что удлинились уголки глаз.
Фальшивые документы, казалось, горели в руках. Перед шлагбаумом образовалась короткая очередь. Уве и Вайсман уже прошли. Пограничник придирчиво разглядывал бумаги какой-то женщины, сделав недовольное лицо, неохотно вернул документы. Остальные разглядывали людей. Молодые люди – рослые, подтянутые, одетые в шинели, фуражки с задранными тульями. Подсумки на ремнях, автоматы Калашникова на плече – какой-то странный симбиоз униформы Советской армии и вермахта. Михаил сунул постовому бумаги. По легенде – некто Руперт Козински, «онемеченный» поляк (или «ополяченный» немец, уроженец Вроцлава (некогда Бреслау). Проживает с семьей в Восточном Берлине и работает инженером на городской железной дороге. На первом посту это значения не имело. Часовой со строгим лицом долго пролистывал бумаги, бросал сомнительные взгляды на предъявителя. Подошел невзрачный человек в штатском, что-то прошептал ему на ухо: дескать, не выделывайся. Пограничник смутился, вернул документы. Ноги несли мимо закрытого шлагбаума. Люди растянулись. Прошедшие проверку на восточном рубеже направлялись дальше. Бег и быстрый шаг запрещались – о чем извещали таблички. «Внимание, вы покидаете восточный сектор! Территорию свободы, равенства, братства…» – билась в черепной коробке мысль.
Между постами пролегал заасфальтированный пустырь – ничейная зона. Семидесятиметровый участок улицы, ограниченный по тротуарам колючей проволокой. Шевелились волосы на затылке – такое ощущение, что территория находилась под прицелом. Возможно, не ощущение. Михаил медленно шел, придерживая сумку, свисающую с плеча. Жевательная резинка предательски застряла в зубах. Человеческий ручеек тянулся к правому посту – на вход. Там тоже стена, но пониже, знак «Стоп», надпись по-английски на приземистом строении: «Пункт проверки. Американская армия», три флажка – британский, американский и французский. Ничего не изменилось с 45-го года… Справа на западной стороне тянулись трехэтажные строения с вытянутыми балконами – жилые дома. Посчастливилось же кому-то жить с видом на границу, где частенько происходят инциденты… Но сегодня все было спокойно. Вайсман и Хогарт уже прошли в «демократический мир» – значит, сработали наспех сварганенные ксивы! Американский солдат в утепленной камуфлированной куртке неспешно изучал документы Марты. Молодая женщина покорно ждала. Все в порядке, пришла в движение, миновала пост…
Тот же военный созерцал, склонив голову, бумаги майора госбезопасности. На его плече висела штурмовая винтовка «М-16», уступающая по характеристикам прославленному «АКМ». Из караульной будки вылупился еще один вояка, сладко зевнул и уставился на Кольцова глазами с неприятными белесыми ресницами. Собрался что-то сказать, но передумал, вернулся в будку. Обстановку на посту контролировали еще двое военнослужащих американской армии, которые стояли, расставив ноги, и провожали глазами прибывающих.
Часовой, поколебавшись, вернул бумаги, пожелал хорошего дня и продуктивной работы. Взмокшая от пота майка Михаила приклеилась к спине. Деревянные ноги понесли к проходу. Спина чесалась и горела