Хейтеры - Джесси Эндрюс

Ее губы были прохладными. Они оказались мягче и тоньше, чем я представлял, и солеными на вкус, как жаркое лето. Мои руки касались ее талии, спины и плеч, и, трогая ее кожу, я словно облизывал мороженое.

– Окей, – произнесла она, имея в виду «стоп». Естественно, это произошло раньше, чем мне хотелось.

Но она не ушла. Мы сели на кровати по-турецки лицом друг к другу. Было самое раннее полночь. На улице какая-то старушенция разоралась, недовольная концертом под своим окном.

– Кончайте! – вопила она. – Люди спать хотят!

– Мне вот кажется, люди самим себе врут, объясняя причины своего поведения, – заметила Эш.

– Например? – спросил я.

– Ну, например, говорят: «я тебя люблю», а на самом деле имеют в виду: «мне одиноко».

– А. Это точно.

– Или «мне одиноко», или «я хочу потрахаться».

– Ага.

– Обычно одно из двух.

– Ага.

– Вот лично у меня всегда закручивается с кем-нибудь из-за одиночества. Но люди этого не понимают.

– Точно.

– А у тебя? – спросила она.

– У меня?

– Ну да.

Во дворе трубач пытался научить чувака, играющего на губной гармошке, своей партии из песни Фрэнка Оушена Sweet Life. Хотя на самом деле это была песня Фаррелла.

– У меня тоже все упирается в одиночество.

– Серьезно?

– А еще в то, что я не могу трахаться.

– Как это?

– А вот так. Мы с моим членом в разводе.

– О.

Мне трудно было понять ее реакцию. Но я решил продолжать.

– Ага. Четыре года назад мы с ним решили оформить развод по собственному желанию. Классический пример неразрешимых противоречий. Между членом и остальным телом.

– Так, значит.

– Ага. Звучит печально, но на самом деле все не так плохо. История всем хорошо знакома: люди взрослеют и понимают, что у них нет ничего общего. В какой-то момент ты и твой член – вы просто чувствуете, что стали слишком разными людьми. И вот мне исполнилось тринадцать, мы поговорили и поняли: оба не хотим, чтобы это дальше продолжалось. Если честно, это стало облегчением для нас обоих.

Эш улыбнулась краешком губ. В ее улыбке угадывалось нетерпение. Но по какой-то причине я уже не мог остановиться.

– Правда, мне все равно было обидно, когда не прошло и года, а я узнал, что мой член забыл обо мне и нашел себе другую. А самое обидное, что этой другой оказалась – приготовься испытать шок – собака!

Эш прыснула, но тут же покачала головой, словно извиняясь за свой смех.

– Ага. Реальный удар для меня. Представь, всего через год увидеть эту громадную бернскую овчарку с человеческим членом…

– Ладно, хватит, – оборвала меня Эш. – А теперь расскажи что-нибудь, что было на самом деле.

Глава 19

Что-нибудь, что было на самом деле

Вы, наверное, думаете – что за проблема у этого Уэса с собаками? Он все время твердит про собак. Похоже, собаки для него пунктик. С чего бы это?

А вот с чего. У меня была собака. Мне тогда исполнилось восемь лет. Пса звали Папа Младший. Папа Младший появился у меня, когда я в одиночестве играл на церковном дворе за углом от нашего дома. Пытался побить собственный рекорд по отбиванию мяча головой от верхней части стенки. В том возрасте я часто страдал такой ерундой и называл это «удар дельфина». Вот в средней школе в какой-то момент тебе становится неловко за подобные дурачества, и ты перестаешь ими заниматься. Но проблема в том, что «удар дельфина» по-прежнему остается одним из самых веселых способов провести время, и потом, в старших классах, ты уже думаешь: ну зачем я перестал?

Короче говоря, мне было восемь лет, я практиковал «удар дельфина» на церковном дворе в одиночку, и тут рядом притормозила машина, и из нее вышел лысый нервный мужик средних лет. Он спросил, хочу ли я собаку, и я ответил «да». Тогда он достал из машины громадного неуклюжего пса со свалявшейся шерстью и сказал, что это отличная собака, со всеми прививками, приученная к туалету и все такое, просто они не могут о ней больше заботиться. Им казалось, что они смогут позаботиться о собаке, но выяснилось, что нет. Поэтому если мне нужна собака, вот, пожалуйста. И дает мне поводок. Не успел я опомниться, как уже сидел, обнимая громадного пса за шею, и смотрел, как машина уезжает с церковного двора и исчезает за углом.

Сердце у меня просто чуть не выпрыгнуло из груди. Со мной еще никогда не случалось ничего столь невероятного.

Я сразу понял, что нашел лучшего верного друга на всю жизнь. На ошейнике не было клички, поэтому по пути домой я решил назвать его Уэс Младший. Но потом поменял на Папа Младший, надеясь, что тем самым пес завоюет расположение отца. Потому что знал: папа определенно не захочет, чтобы Уэс Младший поселился у нас. Впрочем, мама тоже не захочет, но глупо называть пса Мамой Младшей. Ведь это кобель.

На самом деле теперь я понимаю, что лучше всего было бы назвать его «Оба Родителя Младшие». Короче, когда Уэс Младший предстал перед мамой с папой, они восприняли его в штыки. Очевидно, эта ситуация шокировала их до глубины души.

В итоге мне разрешили его оставить. До сих пор не понял почему. Наверное, то был первый раз, когда я действительно попытался выступить в защиту своих интересов, а не идти на поводу у родителей. Я всегда был очень послушным и не прекословил. Ел вегетарианскую еду, которой меня кормили. Ложился спать, когда велели. Не устраивал истерик по поводу того, что в нашей семье не дарили подарки на Рождество. Без возражений ездил в Центр тибетского буддизма Дордже Линга в Питтсбурге раз в две недели, сидел там в странно пахнущей комнате и два часа пел мантры. Я ни разу не сказал: эй, чуваки, на самом деле такое детство мне не очень нравится. Какое-то оно не прикольное, это детство, по сравнению с тем, что у других ребят в школе, и из-за этого мне не так просто с ними подружиться.

(Вот теперь вам, наверное, стало интересно – бог с ними, с собаками, а что за фишка такая с буддизмом? Короче, моя мама три года служила в Корпусе Мира в Непале и там ударилась в буддизм. Кстати, там же, в Непале, они с папой и познакомились. Но он не служил в Корпусе Мира, а просто шлялся по Азии с рюкзаком. Наверное, поэтому он не такой убежденный буддист, как она, и с каждым годом все больше и больше отлынивает. До такой степени, что в прошлом году папа без предупреждения решил снова праздновать Рождество, и у нас была елка, носки для подарков и все прочее. Мама сделала вид, что ей это совсем не нравится, но при этом все выходные старательно наряжала елку, а потом рассердилась на папу, что он выбросил ее на следующий день после Нового года.)

Это к тому, что до появления Папы Младшего я был примерным сыном. Поэтому мне и разрешили его оставить.

Папа Младший был больше меня ростом и отличался крайней тупостью. Он не понимал простейших собачьих команд и считал, что сжирать все, что валялось на земле, – основная цель его существования. Кроме того, глаза у него были всегда совершенно безумные. В ста процентах случаев его морда выражала крайнее удивление, переходящее в панику. Поэтому любая прогулка с этой собакой всегда заканчивалась одинаково: ты сидишь, а он жрет что-то с земли, всем своим видом как бы говоря: «Эй! Минуточку! А это вообще как попало мне в пасть?»

Но я обожал этого пса.

Можно даже сказать, что в последующие два месяца других друзей у меня не было. То есть я и до этого не слыл компанейским парнем, но когда у меня появилась собака, человеческая раса просто перестала для меня существовать. Остался лишь Папа Младший. Он спал в моей кровати и ел у моих ног. Я вставал за несколько часов до начала уроков, чтобы выгулять его и поиграть с ним, а после школы как можно быстрее бежал домой, чтобы снова можно было с ним поиграть. Несся домой стрелой. Нарисовал тысячу его портретов. Мы дрались на заднем дворе и играли в догонялки в парке. Я попытался выучить собачий и общаться с ним лаем и рычанием. Разрешал ему облизывать свое лицо, а потом облизывал его морду. Думаете, преувеличиваю? Ничего подобного. Я облизывал морду собаки каждый день, причем не один раз. Ту же морду, которой он чистил свой зад. Я глазом не моргнув лизал ее.

Папа Младший оказался не способен обучиться трюкам или основным командам и в целом был менее харизматичным в сравнении с другими крупными собаками. Обычно ему хотелось две вещи: есть или спать. Он был в ужасной форме и уставал гораздо быстрее меня. Как будто моим лучшим другом стал пожилой толстый дядька.

Но меня это не волновало. Я так любил Папу Младшего, что не мог спать по ночам.

Примерно через два месяца после того, как у нас появился Папа Младший, родители пригласили меня на особый ужин. Мы пошли в гималайский ресторан на Сквирелл-Хилл. Там повсюду были тибетские флажки и горные пейзажи.

– Уэсси, – сказала мама со слезами на глазах, – у нас потрясающая новость.

Оказалось, мама ждала ребенка. Она забеременела впервые в жизни. Это стало полной неожиданностью, и причину мне так и не объяснили, а возможно, и не могли объяснить. По состоянию здоровья она просто не могла забеременеть. Но это произошло, и мама с папой находились на седьмом небе от счастья.