«Кон-Тики» - Тур Хейердал

Торстейн однажды показал просто невероятный трюк – такие случаются только в рассказах хвастливых рыболовов. Мы сидели и обедали, вдруг он отложил в сторону вилку, окунул руку в воду, и не успели мы оглянуться, как море забурлило и к нам на палубу шлепнулась здоровенная корифена. Все объяснилось просто: Торстейн поймал обрывок лески, а на другом ее конце была слегка озадаченная корифена, которую Эрик упустил накануне.

Что ни день, вокруг плота и под ним кружили шесть или семь корифен. Очень редко их было только две-три; зато на следующий день мы могли насчитать и тридцать, и сорок. Если нам хотелось свежей рыбы, достаточно было, как правило, сделать заказ коку за двадцать минут до обеда. Он привязывал леску к короткой бамбуковой палке и наживлял крючок половинкой летучей рыбы. Тотчас, рассекая лбом воду, какая-нибудь корифена бросалась на добычу, спеша опередить других. Она сильная, тянуть ее из воды одно удовольствие. У корифены отличное плотное мясо, вкусом что-то среднее между треской и лососем. Оно держалось свежим два дня, а нам дольше и не нужно было: рыбы в море хватало.

С рыбой-лоцманом мы познакомились иначе, через акул, после гибели которых осиротевшие лоцманы переходили к нам. Первые акулы навестили нас вскоре после начала путешествия, и потом мы их видели почти ежедневно. Иногда они подходили просто с проверкой – сделают круг-другой возле плота и отправляются дальше искать добычу. Но чаще всего акулы пристраивались к нам в кильватер за рулевым веслом и бесшумно шли там, смещаясь то влево, то вправо, изредка чуть шевеля хвостом, чтобы не отстать от неторопливо скользящего по волнам плота. Они держались у самой поверхности, качаясь вместе с волнами, и спинной плавник зловеще торчал из воды, а серо-синее туловище казалось бурым в лучах солнца. Большие валы поднимали их выше плота. Смотришь на гребень, а там, словно за стеклянной стеной, прямо на тебя не спеша идет акула, и лоцманы снуют у нее перед мордой. Так и кажется, что сейчас она вместе со своей полосатой свитой очутится па палубе. Но тут же плот, накренившись, взмывал на гребень и переваливал через него.

Первое время мы относились к акуле с большим почтением – такая уж у нее слава, да и вид грозный. Железные мускулы веретенообразного туловища обладают невероятной силой, а широкая плоская голова с кошачьими глазками и громадной – футбольный мяч войдет – пастью олицетворяет беспощадную кровожадность. Заслышав крик рулевого «акула слева!» или «акула справа!» – мы хватали гарпуны и остроги и становились вдоль борта. Хищницы частенько подходили вплотную к бревнам, но остроги гнулись, как лапша, от встречи с наждачной спиной акулы, а гарпуны обламывались, и наше почтение к противнику только росло. Когда же нам все-таки удавалось пробить эту толстую кожу и поразить мускулы или хрящевой череп, это приводило лишь к тому, что после короткой ожесточенной схватки акула срывалась и уходила, окатив нас с ног до головы водой, и только жирное пятно расплывалось на поверхности моря.

Не желая терять последний гарпунный наконечник, мы связали гроздь из самых больших рыболовных крючков и наживили их корифеной. Из многожильного стального канатика сделали поводок, для лесы отрезали кусок от нашей спасательной веревки и закинули приманку. Акула уверенно, не спеша подошла к ней, распахнула огромную полукруглую пасть, так что рыло высунулось из воды, – и корифена целиком исчезла в ее глотке. Попалась, проклятая! И давай отбиваться, вода в пену превратилась, но мы крепко держали веревку и подтянули зверюгу к корме. Она лежала в воде, разинув пасть, словно хотела нас напугать видом своих зубов, которые торчали, как пилы, но тут мы, улучив миг, с помощью набежавшей волны затащили добычу волоком на скользкие от тины бревна. Набросили ей на хвост петлю, чтобы не ушла, и отскочили в сторону, пока длился воинственный танец.

В хрящевом черепе первой добытой нами акулы мы обнаружили одни из наших гарпунных наконечников и решили, что именно эта рана помогла нам одержать сравнительно легкую победу. Но за первой последовала вторая, третья, и каждый раз все шло как по маслу. Конечно, акулы бились и вырывались, и тянуть их было тяжеловато, но, если мы не отпускали лесу ни на дюйм, хищницы быстро падали духом и сдавались. Мы ловили бурых и синих акул длиной от 2 до 3 метров. У бурых шкура настолько крепкая, что мы еле-еле могли ее проткнуть острым ножом. Причем на брюхе кожа такая же прочная, как на спине, и единственное уязвимое место хищницы – жаберные щели позади головы, по пяти с каждой стороны.

Вытащишь из воды акулу, а на ней сидят скользкие черные прилипалы. Овальный присосок на макушке плоской головы позволял им буквально прирастать к акуле, сколько ни тяни за хвост – не оторвешь. А сами они мгновенно отцеплялись и перескакивали на другое место. Когда до них доходило, что «хозяин» уже не вернется в родную стихию, прилипалы сквозь щели в плоту ныряли в море и шли искать другую акулу. Не найдет акул, на время прицепится еще к какой-нибудь рыбе. Нам попадались прилипалы длиной от десяти до тридцати сантиметров. Мы решили испытать старую уловку полинезийцев: поймав живьем прилипалу, они привязывали ему за хвост веревку и пускали обратно в воду. Прилипала присасывался к первой попавшейся рыбе, да так крепко, что удачливый рыбак мог вытащить за веревку обоих. Но у нас ничего не получилось. Каждый раз, когда мы выпускали в воду прилипалу, он немедленно присасывался к ближайшему бревну нашего плота, должно быть принимая его за редкостно крупную акулу. И сколько ни тяни – не оторвешь. Постепенно среди ракушек на днище плота собралась целая колония небольших прилипал, и они прошли так с нами через весь Тихий океан.

Но прилипала глуп и безобразен, и как домашнее животное нам гораздо больше нравился веселый лоцман. Это небольшая сигаровидная рыбка, полосатая, как зебра; лоцманы стаями вертятся перед носом акулы, образуя ее свиту. Свое название они получили потому, что их долго считали как бы проводниками плохо видящих акул. На самом деле лоцманы сами лишь слепо следуют за акулой и уходят вперед только тогда, когда в поле зрения появляется что-то съедобное. Лоцманы тоже до последней секунды оставались верны своему господину и повелителю. Но ведь они в отличие от прилипалы не могут судорожно уцепиться за хозяина и совсем терялись, когда тот вдруг возносился в воздух и больше не возвращался. Они ошалело метались взад-вперед, искали акулу, снова и снова возвращались к тому месту, где потеряли ее. А акулы нет как нет, и приходилось им искать себе нового покровителя. Кстати, под рукой был наш «Кон-Тики».

Окунешь голову в чистую, как стеклышко, воду, и днище плота предстает твоему взгляду, словно брюхо морского чудовища. Вон там хвост (рулевое весло), вот тупые плавники (шверты), а между ними бок о бок плавали усыновленные нами лоцманы. Булькающая пузырями человеческая голова их ничуть не смущала, разве что один-два разведчика подойдут, обнюхают вам нос и тотчас возвращаются в строй.

Наши лоцманы составили два отряда: большинство держалось между швертами, остальные шли веером перед носом плота. Иногда, завидев что-нибудь съедобное, они бросались вперед. А когда мы после еды споласкивали посуду, можно было подумать, что кто-то высыпал в воду целый ящик живых полосатых сигар: каждая крошка тщательно исследовалась, и все, кроме растительной пищи, исчезало в желудках лоцманов. Причудливые рыбешки с таким чисто детским доверием искали у нас защиты, что мы испытывали к ним какое-то отеческое чувство. Строгое табу охранило этих подводных домашних животных «Кон-Тики» от посягательств со стороны членов команды.

Среди наших лоцманов были еще совсем юные, меньше дюйма в длину, но преобладали полуфутовые. Когда китовая акула, которую поразил гарпуном Эрик, молнией ринулась прочь, часть ее лоцманов переметнулась к победителю; они были около двух футов в длину. После серии побед над акулами свита «Кон-Тики» выросла до сорока – пятидесяти лоцманов. Многим из них наш неторопливый ход и крошки с нашего стола настолько пришлись по вкусу, что они плыли за нами много тысяч километров.

Но не все оставались нам верны. Однажды, когда я стоял на руле, море к югу от плота закипело: косяк корифен пронизывал волны, словно серебристые торпеды. Они не плескались игриво, а неслись, как безумные, больше по воздуху, чем по воде. Спасающиеся бегством корифены вспенили голубые валы, а следом, словно глиссер, зигзагами мелькала над водой черная спина. Возле плота объятые ужасом корифены ушли вглубь, но около сотни из них, идя плотным слоем, свернули на восток, и море за кормой вспыхнуло яркими красками. Лоснящаяся спина изогнулась в воздухе, красиво нырнула под плот и стрелой метнулась вдогонку за косяком. Мы успели разглядеть здоровенную синюю акулу длиной в 5–6 метров. Через минуту она исчезла вдали, и с ней – многие наши лоцманы, которым новый герой показался интереснее, чем наш «Кон-Тики».