Ночью в дождь... - Андрис Колбергс

— Пошли, — один из милиционеров слегка подтолкнул Винарта к другим дверям, расположенным за стулом секретаря, рядом со столом судьи.

В пустом помещении, где они ждали машину, на которой отвозят осужденных в тюрьму, он все еще чувствовал себя словно оглушенным и ничего не понимал. Рядом в небольшой комнатке для охраны о чем-то совсем будничном переговаривались милиционеры. Потом дверь открылась и милиционер позвал его. В комнате стояла мать Науриса, держа большую сетку с продуктами — то ли из дома, то ли только что купила в магазине. Отдав продукты для осмотра другому милиционеру, она что-то говорила. Винарт все еще не мог вникнуть в смысл разговора, но догадался, что эти продукты — ему, в сетке среди свертков он заметил также пачки сигарет.

— …мальчишеские глупости. Будем надеяться, что тебе это пойдет на пользу, — услышал он последние слова Спулги Наркевич, потом она вышла в коридор, где ее ждали.

Что пойдет на пользу? Продукты? Сигареты? Тюрьма?

— Хороша ветчинка! — Проверявший сетку показал другому. — Такую можно купить только на рынке. Рублей десять за кило.

Сидя в тюремной машине, он почувствовал, как она выехала за ворота, обогнула угол дома и проехала мимо главного входа здания суда, по обеим сторонам которого висели доски с золотыми буквами.

Винарт грубо оттолкнул сидящих рядом и припал к крошечному заднему окошку — ему не терпелось скорее увидеть улицу. Мимо, как в замедленном кинофильме, плыл тротуар — по всей длине квартала.

Магоне он не увидел — она не стала ждать, чтобы помахать ему рукой.

Глава IX

— Адвокат виноват, как же! — презрительно воскликнул Саня. В голосе его смешались презрение и насмешка, которыми он оценил абсурдность Винартовой мысли. — Адвокат лишь делал свое дело. Ему платят деньги, и он на суде защищает! По-твоему, он должен был защищать тебя, а тех — завалить. А ты ему платил? Нет, не платил. Профессорша заплатила, мамаша того, другого, тоже заплатила. Он вообще не должен был в твое оправдание говорить ни слова, тем самым он задевает интересы своего клиента, а за это его моментально вышибли бы из коллегии. Без всякой жалости. А за дверями полно таких, кто хочет попасть на его место. Куда он денется? Пойдет в говновозы — на зеленую бочку? Кто тебе запрещал своевременно и прилично заплатить адвокату, но ты пожалел какого-то дерьмового четвертака. И вот теперь сиди из-за своей скупости, не пожадничал бы — гулял бы сейчас по зеленым лугам, нюхал цветочки и кусал за сиськи свою свистульку! А у нее большие сиськи?

Винарта затрясло от злости, его взгляд остановился на коленвале, который лежал на обитом жестью и залитом машинным маслом столе моториста. «Все равно кончено… Трахну его по башке, мозги вылетят!»

Хотя понимал: Саню в своем несчастье винить нечего. Вчера Винарт узнал, что Магоне собрала пожитки и снова перебралась к своей матери. Сказала, что там сможет лучше подготовиться к выпускным экзаменам и вообще — она ведь ему никто!

«Податливая — теперь пойдет по рукам! Какие только красавчики не глазели на нее! Ей это было не безразлично, и не изменила только потому, что мы жили вместе. Сука!»

Когда они познакомились, Магоне была уже не девушкой — он вспомнил, что ему не составило особого труда овладеть ею. Но и когда они уже были вместе, Магоне оставалась для него какой-то неуловимой, он всегда дико ревновал ее к кому-нибудь: любой мелочью, на каждом шагу она напоминала ему о своем превосходстве. Он добился от Магоне признания в ее грехопадении. Тогда-то он и узнал, кто был его соперником. Довольно перспективный велогонщик — красивый, хорошо сложенный парень, года на два старше Винарта. Увидев его, ревнивец понял — на успех в открытой борьбе рассчитывать нечего. И начал вынашивать тайные планы мести. Они были нереальны, поэтому пришлось отбросить их один за другим: выстрел из пневматического ружья в лицо, когда гонщик на огромной скорости несется по треку; удар бортом грузовика, когда юноша возвращается с тренировки домой. Его не волновало, что парень может погибнуть или стать инвалидом: он нашел моральное оправдание своей мести — спортсмен подло воспользовался детской доверчивостью Магоне. Это была правда: роман длился всего одну ночь. Но причина его желания отомстить крылась совсем в другом. Винарт подозревал, что велогонщик все еще нравился Магоне — они жили по соседству, — и стоит ему лишь поманить пальцем, она побежит за ним.

— Как ты собираешься отомстить адвокату? — спрашивал Саня. Он лежал в почти разобранной кабине грузовика, высунув ноги наружу. В изголовье он положил сиденье из микроавтобуса, который в соседнем помещении гаража ожидал своей очереди на ремонт. — Мститель! Написаешь ночью на коврик под дверью адвокатской квартиры!

— Оболью его машину серной кислотой! Или придумаю что-нибудь еще лучше… Во всяком случае, сделаю его пешеходом! Это для начала… Капот открыть — ерунда, потом можно ослабить винтик-другой, глядишь, и свернет себе шею!

— А ты все же сволочь, и гораздо большая, чем я думал! Ты начинаешь мне нравиться! Будешь держаться со мной — разбогатеешь!

Была весна, но в исправительно-трудовой колонии о ней свидетельствовал лишь тонкий слой грязи во дворе да яркое солнце, хотя все утверждали, что в воздухе запахло весной, и старались находиться как можно больше вне помещений.

Начальник транспортного отдела колонии был расстроен: приближался очередной техосмотр машин. За это обстоятельство Саня должен был поблагодарить судьбу, ведь именно поэтому он, рецидивист, временно находился в колонии облегченного режима. Еще в прошлую отсидку он доказал, что как автомеханик и мастер-практик гениален, к тому же имеет диплом техникума, закончил два курса института.

Только в одном ошибался начальник транспортного отдела — в том, что Саня работает. Он не только ничего не делал сам, но и Винарта заставлял тянуть резину. Саня не был заинтересован в том, чтобы закончить ремонт и снова перейти на черствые хлеба строгого режима. Придя утром в гараж и перемазавшись автолом, они спали до тех пор, пока не появлялся кто-нибудь из шоферов. Чтобы исключить внезапность визита, приставляли к дверям большую железяку, которая падала со страшным грохотом, как только открывалась дверь. И пока к ним шли через первое помещение, оба механика уже трудились в поте лица, а что и как сделано, Саня умел наврать фантастически правдиво. Если же он что-нибудь в конце концов и делал, то шоферы не могли нахвалиться качеством работы. А для стимулирования потихоньку приносили кое-какие дешевые медикаменты и чай для чефира — его Саня требовал довольно категорически. Медикаменты имели ничтожную примесь наркотических веществ, но Саня глотал таблетки горстями и поэтому желанного обалдения все же добивался. В таких случаях Винарту удавалось кое-что выведать и о Сане, потому что в обычном состоянии тот никогда ничего о себе не рассказывал. Винарта интриговало туманное прошлое Сани — прилежного читателя, слушателя и комментатора внешнеполитических новостей. О внутренней политике он тоже говорил со знанием дела, государственных деятелей, словно добрых знакомых, называл только по имени-отчеству.

— Мой папенька приказал долго жить еще на войне, до того, как я родился, но родственнички сумели из этого выкачать кое-какую выгоду. Вообще моя маменька была мощный танк, и неизвестно еще, каких высот она достигла бы, если бы, кроме умения орать и расписаться, умела делать еще что-нибудь. Меня она устроила на мировецкое — ну просто царское! — место, но тамошние порядки на меня нагоняли скуку, и я отмочил кое-что. До самой смерти она командовала организацией, которая прилежно занималась ничем. Я не шучу, у нас много таких организаций и обществ, которые занимаются ничегонеделанием. Если в деревне перестанут пахать землю, то в супе у тебя не будет картошки, если перестанут работать врачи, то придется увеличить штат могильщиков, а если прекратит существование такое ничегошное общество, то хорошо, если лет через десять кто-нибудь вспомнит: «Товарищи, а раньше, кажется, пачки отчетов были толще!»

Заключенные легкого режима вызывали у Сани усмешку. Эту колонию он называл курсами повышения квалификации для начинающих. Здесь, по его словам, успешнее, чем где-либо, обучают друг друга способам добывания денег на свободе.

— Ты только примечай — кто горазд учить других, у того задница голая! А все эти жучки надеются — наберутся ума, станут честными ровно настолько, чтобы по закону к ним не могли придраться. И каждый будет иметь по увесистому мешку с сокровищами! Ты только посмотри на этих дебильчиков! На этих милых маленьких дурачков! Мне известно лишь два пути к деньгам: или занять высокий пост, чтобы краденое тебе подносили, или красть самому! Но лучше уж красть самому, ведь, падая с высокого поста, можно расшибиться в лепешку!

Саня был таким циником и эгоистом, что дальше некуда, и, не скрывая этого, скорее наоборот, выставлял эгоизм напоказ, как в витрине, однако его сообразительность и остроумие нельзя было не признать.