Доктор воровских наук - Валерий Гусев

– Да, – он отодвинул пустую кружку. – Операция проведена отлично. Вот только Чашкина не удалось задержать. Теперь это будет трудно.

– И ничего не трудно, – сказал Алешка, любуясь разложенными на столе своими историческими реликвиями. – У него, у этого мелкого Чашкина, особые приметы есть. Ну, кроме роста, конечно.

– Ну-ну? – заинтересовался папа.

– Он все время чихает и чешется.

За столом началось молчание. А потом оно прекратилось папиным вопросом:

– Откуда вам это известно? Он что – болен? Алексей! Не виляй глазками.

– Ну… Он… Он в пруду искупался. Где у тебя все время караси с крючка срывались.

– Искупался, это я понял. А при чем здесь – чешется?

Пришлось все рассказать. Мне показалось, что взрослые едва сдержали улыбки, но из педагогических соображений, правда, посмеиваясь, нас все-таки поругали.

И папа сразу взял свой мобильник:

– Семенов? Оболенский на связи. Передай шефу, чтобы объявили в розыск гражданина Чашкина. Да, подозреваемого в ряде тяжких преступлений. Приметы? Невысокого роста, среднего телосложения… Особые приметы? – Папа помедлил. – Есть особые приметы. Чихает и чешется. Да! Да! Именно так, ты правильно понял. Что? Сейчас уточню. – Папа прикрыл ладонью микрофон и спросил нас: – Долго он будет чесаться?

– Пока не поймают, – буркнул Алешка.

А наша мама в этом интересном разговоре не участвовала. Она лежала около палатки на надувном матрасе и увлеченно читала свою книгу. Только странички порхали.

– Да, с его задержанием надо поторопиться, – сказал бывший архитектор. – Деньги ведь, которые он награбил, мы так и не нашли.

– Это вы не нашли, – опять буркнул Алешка, вертя в руках кинжал.

И опять застыла над столом тишина. А потом папа осторожно так спросил, будто боялся спугнуть Алешку, как соловья с ветки:

– А кто нашел?

– Я, – простенько так и скромно ответил Алешка и попытался воткнуть кинжал в стол. Как пират.

– Алешка, положи нож, – не отрывая глаз от книги, произнесла мама и сдула со лба прядь волос. – Не балуйся.

– И где эти деньги? – Это папа спросил.

Алешка засунул кинжал за пояс.

– А я их на всякий случай в другое место перепрятал. Чтобы Чашкин не нашел.

– Алексей, – опять не глядя, предостерегла его мама. – Пупок не проткни.

– Да подождите вы со своими пупками! – не выдержал папа. – Речь идет об огромной сумме. – И опять взялся за Алешку: – Где деньги?

– Там, – небрежно махнул Алешка кинжалом, – в монастыре.

– Лейтенант! – вскочил папа. – Быстро организуйте понятых и – в монастырь. Лешку – в машину!

А я и не знал, что Лешка деньги перепрятал. Он ни словом об этом не обмолвился. То-то он около двери повертелся, когда мы ловушку устраивали. Я-то подумал, что он просто проверяет – цела ли сумка…

– Эх ты! – сорвалось у меня. – Мне-то мог бы сказать.

На что Лешка спокойно, по-взрослому ответил:

– Боялся, что ты проболтаешься раньше времени. Ты у нас такой простодушный.

Да, быстро наши нахальные детки взрослеют.

По дороге в монастырь мы заехали в Пеньки и прихватили деда Степу в качестве понятого. Вторым понятым вызвался дядя Федор.

Подъехали мы на двух машинах – на нашей и милицейской, – и мне показалось, что старинный монастырь встретил нас с затаенным вздохом: мол, как же вы мне надоели. Не даете спокойно подремать под летним солнышком, повспоминать прежние боевые и трудовые годы.

Машины мы оставили у воротной башни и вошли во двор монастыря, где все еще торчала чашкинская фальшивая «ДПС» с крошевом ветрового стекла на капоте. Папа оглядел эту картину и сказал архитектору:

– Здорово твои ребята вмазали!

– Это не мои ребята, – улыбнулся архитектор. – Это твои ребята. Моим подарком.

Мы с Алешкой на всякий случай обошли машину так, чтобы она надежно отгородила нас от папы. Но он только вздохнул:

– Мать знает?

– Что ты, папочка, – залебезил Алешка. – Мы что – дураки?

– Вы-то нет, – опять вздохнул папа. Наверное, пожалел, что очень мало из-за своей работы уделял внимания нашему воспитанию. Это же надо – такую машину грохнули.

А дед Степа зачем-то просунул руку в салон через пустую рамку ветрового стекла и мудро заметил:

– Граната рванула. Ить я говорил: тута этих гранат ровно грибов в лесу.

Когда мы всей толпой проникли в первое подземелье, папа еще ничего, только посмотрел на нас и сморщился. А вот когда мы откинули крышку люка, и из него дохнуло холодным болотным смрадом, и когда по черному илу забегали лучи фонариков, папа опять вздохнул, длинно так, протяжно и прерывисто:

– Мать знает?

– Что ты, папочка, – запел свою песенку Лешка, – мы дураки, что ли?

– Вот уже не уверен – раз вы сюда полезли.

Неожиданное осложнение возникло, когда мы начали спускаться. Дед Степа категорически заупрямился:

– Не, граждане милиция, я туды не полезу. Тама всяко может быть. И нечисть какая злобная, и чудище подземное.

Что старый, что малый – одни фантазии.

Архитектор твердо взял деда за локоть и, не говоря ни слова, помог ему спуститься по скользким и шатким ступеням.

– Осторожно! – вовремя крикнул Алешка. – Там ловушка!

Дед вырвал руку и прытко взлетел на верхнюю ступеньку.

– Что за ловушка? – спросил папа.

– Для Чашкина.

– Мать знает? – машинально спросил папа. Хотя, наверное, хотел спросить совсем другое. У него, наверное, уже голова кружилась от Лешкиных фокусов. Ему, наверное, легче бандитов ловить, чем Лешкины сюрпризы осваивать.

А Лешка между тем вытащил из угла доску и положил ее на место.

– Прошу вас, – сказал он. – Слева от лестницы – дыра в стене. А в дыре – сумка с деньгами.

Все участники изъятия денег цепочкой перебрались через подземное болото.

– Здесь? – спросил папа Лешку. – Граждане понятые, внимательно наблюдайте за моими действиями. – И папа засунул руку в дыру.

И вытащил обратно: в дыре не было ни сумки, ни денег.

На всякий случай папа посветил фонарем в другую дырку, справа от двери – туда, где Алешка нашел эти деньги.

Пусто…

– Ну? – Папа обернулся к Алешке. – Что это значит, Алексей?

– Плохо ищешь, – Алешка уверенно протолкался к дырке, сунул туда руку. Правая бровь его медленно и удивленно поползла вверх. Он задумался. Все молчали. Только дед Степа тихонько икал – у него «чох» икотой сменился.

Тут Лешка шлепнул себя ладонью в лоб:

– Перепутал! Забыл! Я их на всякий случай еще раз в другое место перепрятал. Пошли!

Опять гуськом преодолели болото, поднялись, выбрались. Вышли во двор, где приятно сияло солнце и сразу стало тепло.

– Вспомнил? – спросил папа Алешку.

– Ага. Они вон в той башне. На третьем ярусе. Пошли!

– Ну, Алексей, – грозно сказал папа. – Если их и там нет, то…

– То я тогда не знаю, где они, – спокойно закончил за него Алешка.

Взобрались на башню. Остановились, отдышались. Огляделись. Это была та самая каморка, в которой когда-то проживал Хлястик.

– Где? – Это папа.

– В печке, – это Алешка.

– Граждане понятые, – снова повторил папа, уже не так уверенно. – Прошу вас внимательно наблюдать за моими действиями. – Он открыл дверцу печки, заглянул внутрь и, медленно повернувшись, уставился на Алешку.

– И тут нет? – удивился тот.

Денег в печке не было.

Папа выпрямился, шагнул к Алешке и протянул руку к его уху…

Глава XXIII

НАКОНЕЦ-ТО!

– Здравствуйте, люди добрые, – вдруг послышалось у нас за спиной в этот драматический момент.

В дверном сводчатом проеме стоял Хлястик. Он обошел всех присутствующих, каждому протянул руку и назвался: Вова. И никому не сказал: Хлястик. А к деду Степе вообще не подошел.

– За деньгами пришли? – спросил Вова, перездоровавшись со всеми. – А я их переклал. Зашел как-то в свою бывшую жилищу. Хотел печку стопить по старой памяти, ан в ней сумка с деньгами. Я их и переклал. Так и понял, что ваш малец их тут складывал. Видал, что он тут лазил.

Вова подошел к железной кровати, приподнял ее и вытащил средних размеров спортивную сумку.

– Вот оне. Забирай, Леха, свои капиталы.

– Граждане понятые, – вышел из оцепенения папа, – прошу вас внимательно наблюдать за моими действиями.

А какие там особые действия? Жикнул «молнией» и распахнул сумку, доверху набитую пачками баксов.

– Эк! – вздохнул дед Степа. – Вот я не знал-то! Козу б новую купил. Безрогую.

Сумку отнесли вниз, поставили в машину, туда же усадили понятых. Пересчитали на их глазах деньги, оформили протокол. Вот и все.

Потом завезли деда Степу в Пеньки. Вылезая из машины, он спросил архитектора:

– А мне за участие какие баксы положены?

– А вам, гражданин, за участие, – ответил архитектор, – а точнее за соучастие, общественное порицание положено.

Что это такое, дед не понял, но на всякий случай шмыгнул поскорее в калитку и на вертушку ее закрыл.

Архитектор и участковый повезли деньги в милицию, дядя Федор тоже поехал с ними, а мы стали собираться в дорогу.