Орхидея съела их всех - Скарлетт Томас

Однако каждый раз, когда он рассматривает обложки женских журналов на вокзале или в аэропорту (а занимается он этим, понятное дело, только когда вынужден убить несколько часов, остающихся до самолета или поезда), так вот, когда он их рассматривает, больше всего ему нравится “Космо Герл” – девушки там всегда счастливые, свежие и молодые. Будь у него дочери, они были бы именно такими.

Раньше Олли никогда не позволял себе замечтаться на работе. Обычно, когда он созерцает, скажем, своих второкурсников и представляет себе, что один из них мог бы быть его ребенком – потным, тупым, нескладным, немодным, бестолковым, с тягой к алкоголю, одутловатым, занудным ребенком, – и пришлось бы платить по три тысячи фунтов в год (поговаривают, что скоро плату поднимут до девяти тысяч), ради того чтобы этот отпрыск подрабатывал в кафе, бренчал в группе и занимался сексом с кем-то еще более уродливым, чем он сам, а в перерывах готовился к семинарам С ПОМОЩЬЮ ВИКИПЕДИИ да к тому же употреблял слова вроде “инцендент”, – так вот, представляя все это, Олли почти рад своей бесплодности. Понятно ведь: родители, например, Марка из группы, что стоит в расписании по четвергам (того Марка, который иногда является на семинар в футбольном обмундировании и считает, что все романы восемнадцатого века “слишком длинные”, и “чего-то в них не хватает, чтобы захотелось дочитать до конца”, и “зачем было так долго расписывать, ведь можно сразу переходить к делу”), в глубине души жалеют, что произвели его на свет.

Но потом появляется вот эта: в чистеньких голубых джинсах в обтяжку, в короткой кожаной курточке, с РОЗОВОЙ ПОМАДОЙ на губах и обалденным бриллиантом в носу. Сумочка точно как у Брионии, а та уверяет, что купила ее почти за тысячу фунтов. Откуда у студентки такие деньги на сумочку? До Олли вдруг доходит, что, будь у него дочурка с вот такими надутыми губками, она тоже, как Шарлотта Мэй, заводилась бы по пустякам вроде запропастившейся куда-то ручки и впадала бы в панику, забыв время отхода поезда или ломая голову над тем, где добыть DVD с “Опасными связями”. И она тоже пускала бы в ход – умело и, что греха таить, сознательно – очарование своих огромных голубых глаз, чтобы заставлять людей делать все, о чем она ни попросит… До Олли вдруг доходит, что ради такой дочки он сделал бы все. Купил бы ей десять таких сумочек. В дождь приезжал бы забирать ее из ночных клубов. Говорил ей о том, какая она красивая. Покупал платья и убеждал носить их, а не джинсы. Он построил бы для нее замок и запер бы ворота…

– У вас найдется пять минут?

К слову сказать, Олли вдруг понимает, почему взрослые из его собственного детства – и в особенности из детских книжек – требовали, чтобы ребятишки всегда ходили чистыми и опрятными и являлись людям на глаза в отутюженных и накрахмаленных одежках. Ведь если ты отец вот такой девочки и тебе хватило ума дать ей прекрасное имя – например, Шарлотта Мэй (родись у Олли и Клем ребенок, его бы, конечно, пришлось назвать ботаническим именем: девочка была бы Лили-Анной или Розой, хотя, погодите, не Розой ли звали проклятую мать Флёр, которая всех УБИЛА и все УНИЧТОЖИЛА?), тебе хотелось бы, чтобы она выглядела на все сто, сверкала и сияла, как начищенный пятак. Ты не позволял бы ей строить шалаши и карабкаться по деревьям, и не дай Бог она наступит на собачье дерьмо или станет хватать еду руками. Ты покупал бы ей носовые платки и нанял бы няню в форменной одежде, чтобы та ГЛАДИЛА эти носовые платки.

– Конечно. – Олли слегка разворачивается на своем вращающемся кресле. – Присаживайтесь.

Когда Шарлотта Мэй в прошлый раз приходила к нему в кабинет, она плакала и рассказывала, что ей безумно хочется закончить бакалавриат с отличием. С тех пор Олли подтянул все ее баллы с 68 до 72, а с 72 (на всякий случай) – до 75. Он вообще-то всегда завышал ей оценки минимум на два балла просто за то, что она такая красивая и имя у нее чудесное. Студенты твердят, что необходимо добиться большей объективности в оценке работ и внедрить принцип анонимности, чтобы искоренить подобные преподавательские уловки, но они не понимают: полная безымянность приведет к тому, что все станут получать более низкие баллы. В наш век обесценивания отметок, заоблачной стоимости обучения и популярности сайта “Мамснет[24]” студентам, разумеется, завышают оценки, и если симпатичным эти самые оценки завышают чуть сильнее, чем несимпатичным, так это потому, что они этого заслуживают (по меньшей мере, в эстетическом отношении). В конце концов, именно эта логика работает в реальной жизни. Девушки вроде Рианны и Бейонсе добиваются успеха не потому, что у них прекрасный голос и они соответствуют шестидесяти процентам каких-то там особых требований, да к тому же трудились в поте лица. Нет, вовсе не поэтому программа Microsoft Word теперь автоматически ставит значок ударения над последней буквой имени “Бейонсé”.

Шарлотта Мэй грациозно опускается на край дивана. Другие студенты, бывает, бесконечно долго снимают с себя или надевают многочисленные слои одежды, прежде чем сесть или встать. Они приходят промокшие насквозь, засыпанные снегом или забрызганные грязью, а иногда являются после того, как часов семь ЖАРИЛИ СВИНИНУ (именно так от них и пахнет, ей-богу). Они разматывают шарфы и вешают их на один из Оллиных крючков, а это никуда-никуда-никуда не годится, ведь крючки – ЕГО, они принадлежат ЕМУ, и точно так же вот этот стол принадлежит ЕМУ, но это не мешает им бесцеремонно шагать через кабинет и облокачиваться на стол, класть на него свои вещи, хотя это – ЕГО СТОЛ. Олли придумал таскать из дома ароматические свечи и расставлять их по тем местам в кабинете, которые особенно облюбовали студенты, – туда, где они вечно кладут вещи, прислоняются или еще что-нибудь. Шарлотта Мэй никогда не снимает с себя никакой одежды и не прикасается ни к каким предметам. Она – будто кукла, которую только что выпустили из мастерской, уже одетую, и фарфоровая одежда ее раз и навсегда прикреплена к фарфоровому телу. Она сидит собранная, сдвинув колени и примостив сумку у ног, и серебряной перьевой ручкой марки “Кросс” выводит в своем “Молескине” сегодняшнее число.

– Я хотела поговорить с вами о студенческом комитете.

– О студенческом комитете? С чего вдруг?

– Ну, я там теперь новый представитель студентов.

– Это еще зачем?

– Наверное, для резюме…

– По-моему, окончание курса с отличием будет куда полезнее для вашего резюме, чем работа в бессмысленном комитете. Да этот комитет отнимет у вас годы жизни, уж поверьте моему опыту! Вы, может быть, не знаете, что обычно они заседают по пятнадцать часов подряд?

В ее голубых глазах смятение.

– Правда?

– Ну ладно, по три. Но я научу вас хитрой уловке. Говорите, что вам нужно КРОВЬ ИЗ НОСУ уйти в половине третьего, и просто берите и уходите. Только ведь я полагал, вы собираетесь продолжить учебу в магистратуре, а не ограничиться бакалавриатом? Если так, вам пока рано беспокоиться о резюме.

– Мой отец не уверен, что я смогу продолжить учебу. Это довольно дорого.

Вот говнюк.

– Обидно. Но он ведь знает о том, что вы намерены окончить бакалавриат с отличием?

– Он не слишком в это верит.

Козел. Придурок. Хренов идиот. Если бы у Олли была дочь, которая хотела продолжить учебу в магистратуре, это был бы решенный вопрос. РЕШЕННЫЙ. Дочь Олли пошла бы в магистратуру и потом вдобавок – в аспирантуру, и он заплатил бы за все, потому что так поступают отцы. Клем на днях рассказывала, как какие-то балбесы собрали длиннющую очередь у кассы на вокзале: никак не могли договориться, стоит ли доплачивать десять фунтов за билет (да-да, каких-то десять фунтов!), чтобы их дочь поехала из Кентербери в ЛИДС[25] первым классом вместо второго. В конце концов они решили не доплачивать: “А не то еще привыкнет!” Ну не сволочи?!! Клем не поняла, с чего Олли так всполошился, услышав эту историю, и повела себя странновато, когда он сказал, что людей вроде этих необходимо в принудительном порядке стерилизовать, они недостойны иметь детей. Нет, ну правда, вдумайтесь, их дети в самом деле будут гораздо счастливее, если их заберут у родителей и отдадут парам вроде Олли и Клем – те выстелют им колыбель лебяжьим пухом и станут покупать билеты первого класса каждый божий день, если детям захочется путешествовать с комфортом.

– А известно ли вам, что председатель комитета психически нездоров?

Опять широко распахнутые глаза. И едва слышный смешок.

– И что последнему представителю от студентов пришлось сесть на успокоительные после того, как он ПЯТЬ ЧАСОВ проторчал на заседании факультетского отделения комитета, которое вел этот тип, а потом вынужден был задержаться еще немного, чтобы изложить ему суть дела, потому что председатель а) не способен воспринимать информацию, как бы ее ни преподносили, – ни в цифрах, ни в графиках, ни в чем; б) не в состоянии читать, пока не нацепит как минимум четыре пары очков; в) ничего не слышит и г) вечно пьян.