Руны судьбы (Осенний Лис - 5) - Дмитрий Скирюк

- Не купите ли вы у меня шаль?

* * *

Проснулся Фридрих оттого, что кто-то ненавязчиво пихал его ногой. Несильно, как-то даже по-дружески, мол, рассвело уже, вставай.

Фриц сел и принялся тереть глаза. Зевнул и огляделся.

И в самом деле, рассвело. Тот, кто его пытался растолкать, присел и заглянул ему в лицо. Это оказался плотный круглолицый парень, с крутым упрямым лбом и пухлыми губами, по которым вечно ползала какая-то двусмысленная улыбка. Усишки, чуть горбатый нос, на нём везде, к зиме бледнеющие - россыпью - веснушки. Рыжие волосы мелко курчавились. По отдельности черты его лица не вызывали неприязни, были правильными, даже симпатичными, но вместе почему-то вызвали чувство безотчётной неприязни. Было в его лице что-то нехорошее, хитрое и даже - плутоватое. Тёмные глаза всё время зыркали по сторонам; прямого взгляда парень избегал.

- Ты чего здесь разлёгся? - с усмешкой спросил он. - Жить надоело?

И голос, и усмешка Фрицу также не понравились. Он сел, потирая бока, и оторопело вытаращился на пришельца. Всё тело у него затекло, а правый бок, похоже, основательно подмёрз. Не спасли ни ветки, собранные на ночь для подстилки, ни одеяло, взятое с собою с чердака.

- У меня нет ничего, - угрюмо буркнул он, набычившись, надеясь, что тот пойдёт своей дорогой и не станет обшаривать его карманы. Карманов, впрочем, у мальчишки не было. Завёрнутый в холстину нож за пазухой холодной тяжестью оттягивал рубаху.

- Вот дурной, - с досадой отмахнулся тот и сморщился. - Ты чё, не понимаешь, да? С ума свихнулся, что ли, - на земле валяешься? Ещё раз заночуешь без костра, на голой жопе, к утру коней бросишь. Поял?

-Что?

- Замёрзнешь на хрен, дурошлёп, - разъяснил доступно рыжий. Скривился, передразнивая парня: - "Что"... Тебе повезло ещё, что ночь была сегодня тёплая. Городской ты, что ли? Ты откуда?

- Из Гаммель... - начал было тот и прикусил язык, но было поздно слово уже выскочило. Впрочем, странный парень не обратил на это внимания.

- Из Гаммельна? Ага, - чёрные глазки быстро смерили его от пяток до макушки. - Гм... И куда ж ты прёшь так, налегке, на зиму глядя? На деревню к бабушке? Ещё небось с горшочком маслица и с пирожком?

Фриц опять набычился.

- Никуда я не иду. Чего пристал? Иди, давай, своей дорогой. А замёрзну, так не твоё дело.

Парень задумался. Ему было лет двадцать или около того. Был он невысок, носил суконные штаны и безрукавку из овчины. Рубахи под безрукавкой не было, от чего его голые руки выглядели донельзя нелепо. На удивление добротные и смазанные дёгтем башмаки были заляпаны дорожной грязью. Фриц присмотрелся к нему. Как там описывал Гюнтер? Рыжий, странно выглядит, ходит один, обычно с мешком...

Что у него в мешке?

Сердце его забилось сильней.

- Слушай, - осторожно начал он, не решаясь до конца поверить в свою удачу. - А ты... Ты, случаем, не Лис?

- Что? - встрепенулся тот и посмотрел на Фридриха с недоумением. Лис? Какой лис? Я не лис. Конечно, если хочешь, можешь звать меня лисом, но я, вообще-то, Шнырь. Иоахим Шнырь. - Он объявил об этом так, как будто это имя гремело от Мааса до Рейна, и строго посмотрел на мальчика. - Слыхал, наверное?

- Нет.

- Вот и хорошо, что не слыхал. А тебя как звать?

- Фриц. То есть Фридрих.

- Хватит с тебя и Фрица, - ехидно ответил тот. - Фридрих, ха! Ещё чего. Ростом ты для Фридриха не вышел. Пойдёшь со мной?

- Куда? - опешил Фриц.

- А просто. Никуда. Со мной - и всё. Мне скучно одному. Так что, пойдёшь?

Фриц подумал.

С тех пор, как Гюнтер-трубочист помог мальчишке выбраться из города, прошло четыре дня. Дорога начиналась сразу же от пустыря, где Гюнтер вытряхал мешки, и Фриц отправился в путь немедля. Правда вот, куда идти было непонятно, но Фриц надеялся на свою удачу и чутьё. Теперь, четыре дня спустя, он несколько пересмотрел своё мнение. Всё это время Фриц ночевал в лесу, не разводя костра, вчера доел последний кусок хлеба и уже всерьёз задумывался о том, чтобы вернуться в Гаммельн. Внезапный попутчик появился весьма вовремя. Взять с Фрица было нечего, кроме старого одеяла, да кинжала, но Вервольфа он отдавать не собирался, не собирался даже говорить о нём. Обшаривать его парнишка не спешил, поверив ему на слово, а идти вдвоём, с какой стороны ни взгляни, и веселей, и безопаснее. Остальное было не важно.

Пока не важно.

Фриц подумал, подумал ещё, и решился.

- Пойду, - сказал он.

С погодой им, похоже, снова повезло - тепло и солнышко держались целый день и только вечером нагнало туч. Вдвоём и вправду оказалось веселей идти. Иоахим говорил без умолку, рассказывал истории, какие-то смешные и не очень случаи, да и вообще оказался изрядным болтуном. Он говорил о воле, пьянках, кабаках, своих приятелях сомнительного свойства и о гулящих девках, которых он, по собственным словам "имел без всякого числа". Единственное, что Фридриха по-настоящему смущало - каждый второй рассказ Шныря оканчивался тем, что он кого-нибудь обчистил или кому-то дал по морде. Шнырь был показушно весел, нагл, и даже на взгляд неискушённого в подобных делах Фридриха отчаянно "вертел колесо".

Сказать иначе - врал.

- Шнырь, - не выдержав, спросил его Фриц, - а, Шнырь. А ты вообще кто?

- Я-то? А никто, - ответил бесшабашно тот. - Хожу, брожу, на свет гляжу, на что набредаю - себе забираю, что плохо лежит - меня сторожит. Держись, брат, меня, со мной не пропадёшь.

Иоахим был вором. Обыкновенным бродячим вором, со своей доморощенной философией, что если кому-то в этом мире плохо, то почему другим должно быть хорошо? А значит, нечего горбатиться на дядю! Стукнуть богатея камнем по башке, отнять кошель - вот это жизнь!

- Украсть вещь - всё одно, что найти, - втолковывал он Фрицу свои принципы. - Просто эту вещь ещё не потеряли. Я праильно говорю? Праильно, да? Вот то-то.

Он был неприятен Фридриху. Однако вскоре он смог оценить его, как странника - Шнырь был привычен к долгому пути. Он смыслил в том, как обустроить ночлег, умел сыскать пастушеский шалаш или ещё чего-нибудь подобное, знал, как найти и приготовить нехитрую лесную снедь. В его рюкзаке оказались хлеб и сыр, побитый закопчённый котелок, кресало, нож и всяческая мелочь, нужная в дороге. На первом же привале новоиспечённые приятели набрали грибов, развели костёр, заварили чай. Фриц согрелся, разомлел и даже чуточку вздремнул - от холода всю ночь он спал урывками.

- Ничего, - ободрил его Шнырь, потирая ладони, - подыщем тебе какую-нибудь одежонку. В соседних деревнях ещё много дураков, которые не запирают на ночь дверей, а днём там вообще никто не запирает.

Так оно и вышло. В первой же попавшейся деревне Шнырь отвлёк собаку и стащил овчинный полушубок, который кто-то вывесил проветрить на плетень в преддверии зимы. Полушубок оказался чересчур огромен для мальчишки, Шнырь напялил его сам, а Фридриху великодушно отдал безрукавку. После этого оба долго драпали от разъярённого хозяина, покуда не укрылись в перелеске. Хозяин полушубка долго ползал по кустам, ругался, выкликал обоих, гневно потрясая дрыном из плетня, потом плюнул и пошёл домой. Фриц был подавлен, но при этом понимал, что ничего иного сделать бы не смог - в ночь подморозило, и если б не костёр и не подаренный кожух, то он замёрз бы насмерть, как Шнырь ему и предсказывал. Иоахим всячески подбадривал его и зубоскалил, а потом достал из своего мешка початую бутылку шнапса и сказал, что надо бы отметить первое "сувместное" дельце. Уступая его уговорам, Фридрих через силу выцедил из горлышка и проглотил колючую дурную жидкость, и сразу осовел. По жилам разлилось тепло, в голове зашумело - он никогда не пил до этого спиртного. Шнырь скалил зубы, гоготал, хлопал мальчишку по спине и шумно чесался - в трофейном полушубке, похоже, в изобилии водились блохи.