Восставшая Луна - Роберт Хайнлайн

Ещё бы мне не понимать этого! Убийство охранников Надсмотрщика следует рассматривать как деяние, противоречащее Своду правил Администрации, — по крайней мере, если бы Надсмотрщиком был я, то у меня не было бы никаких сомнений по этому поводу.

— Спасибо, проф. Я буду осторожен. И если я увижу эту девушку, я передам ей ваше предупреждение.

— Разве ты не знаешь, где она? Видели, как она ушла вместе с тобой, и я очень надеялся, что ты знаешь, где её можно найти.

— Проф, почему вас это так интересует? Мне кажется, вчера вечером вы были не на её стороне.

— Нет, нет, Мануэль! Просто она — мой товарищ. Я употребляю это слово не в том смысле, в котором его используют в наши дни — как некую форму вежливого обращения, а в его старом смысле. Употребляю для обозначения определённой связи между людьми. Она — мой товарищ, мой сподвижник. Хотя у нас разные взгляды на вопрос тактики, но в том, что касается целей и преданности делу, — тут мы едины.

— Понятно. Считайте, что вы передали ей своё сообщение. Она получит его.

— Это чудесно! Я ни о чём тебя не спрашиваю… Я только надеюсь, очень надеюсь, что ты сумеешь сделать так, чтобы она оставалась в безопасности до тех пор, пока всё это не закончится.

Я поразмыслил над этим:

— Подождите минутку, проф. Не отключайтесь.

Когда я ответил на звонок, Вайо ушла в ванную. Возможно, она сделала это из вежливости, чтобы не слышать, о чём я говорю. Это было вполне в её стиле.

Я постучал в дверь:

— Вайо?

— Я выйду через секунду.

— Нужно посоветоваться.

— Да, Мани? — Она открыла дверь.

— Как в твоей организации относятся к профессору де ля Пазу? Ты доверяешь ему?

Она задумчиво взглянула на меня:

— Предполагается, что за каждого, кто был на митинге, есть кому поручиться. Но я лично его не знаю.

— Гм, а что ты о нём думаешь?

— Он мне понравился, хотя он и спорил со мной. Ты о нём что-то знаешь?

— Да, я знаю его уже двадцать лет. И я верю ему. Но я не настаиваю на том, чтобы ты тоже верила ему. Тут ситуация как в том случае, когда проверяешь свой баллон с кислородом. Доверяй только своему мнению.

Она улыбнулась:

— Мани, поскольку ты веришь ему, я буду верить ему так же твёрдо, как ты.

Я вернулся к телефону:

— Проф, вы скрываетесь от преследования?

— Это действительно так, Мануэль, — хихикнул он.

— Вы знаете дыру под названием гранд-отель «Свалка»? Комната «Л», второй уровень ниже вестибюля. Постарайтесь прийти незаметно, чтобы вас не выследили. И ещё такой вопрос: вы уже завтракали? И что бы вам хотелось на завтрак?

Он снова хихикнул:

— Мануэль, иногда достаточно одного достойного ученика, чтобы учитель чувствовал, что его жизнь прожита не зря. Я знаю, где это. И приду незамеченным. Я сейчас не слишком привередлив и ем всё, что окажется под рукой.

Вай начала сдвигать постели, и я пришёл ей на помощь.

— Что бы ты хотела на завтрак?

— Чай с тостами и хорошо бы соку.

— Для завтрака этого маловато.

— Ну, тогда варёное яйцо. Но за завтрак я заплачу сама.

— Два варёных яйца, тосты с маслом, варенье и сок. Давай бросим кости и посмотрим, кому платить.

— Чьи кости, твои или мои?

— Мои. Со своими мне легче смошенничать.

Я подошёл к подъёмнику, вызвал на дисплей меню и увидел в нём нечто под названием: «ОСТАТКИ ПРЕЖНЕЙ РОСКОШИ — ВСЕ ПОРЦИИ ИСКЛЮЧИТЕЛЬНОГО РАЗМЕРА: томатный сок, омлет, окорок, жареный картофель, лепёшки с мёдом, тосты, масло, молоко, чай или кофе, порция на две персоны — 4,5 доллара Гонконга Лунного».

Я заказал еду на две персоны — не желал афишировать, что завтракать будут трое.

К тому времени, как подъёмник звякнул, извещая нас о прибытии заказа, всё уже было готово для того, чтобы приступить к завтраку. Комната была аккуратно прибрана и сияла чистотой. Вайо сменила свой чёрный наряд на красное платье, «потому что у нас будут гости». Именно из-за этого платья всё и произошло. Надев его, она приняла картинную позу, улыбнулась и спросила:

— Мани, мне так нравится это платье. Как ты догадался, что оно мне пойдёт?

— Ну, я же гений.

— Что ж, вполне возможно. Сколько оно стоит? Я должна вернуть деньги.

— Я купил его на распродаже за пятьдесят центов Администрации.

Её лицо потемнело, и она топнула ногой. Поскольку она была босиком, то всё произошло почти беззвучно, но отдача от удара подбросила её на полметра вверх.

— Желаю счастливой посадки, — сказал я, пока она, словно только что попавший на Луну новичок, отчаянно болтала в воздухе руками и ногами, пытаясь вновь обрести устойчивое положение.

— Мануэль О'Келли! Неужели ты думаешь, что я буду принимать в подарок дорогие шмотки от человека, с которым у меня не было даже любовной связи?

— Это вполне поправимо.

— Ты распутник! Я всё расскажу твоим жёнам.

— Этим ты только подтвердишь то скверное мнение, которое сложилось у Мамы на мой счёт.

Я подошёл к подъёмнику и начал вынимать из него тарелки с нашим завтраком. У двери прозвучал сигнал. Я щёлкнул переключателем видеопереговорного устройства.

— Кто там?

— Посетитель к господину Смиту, — ответил мне скрежещущий голос. — Господин Бернард Смит.

Я отодвинул запоры и впустил профессора де ля Паза. Выглядел он так, что его можно было сдавать в утиль, — немытый, в грязной одежде и с нечёсаными волосами. Половина его тела выглядела парализованной — рука скрючена, а глаз затянут плёнкой катаракты. Одним словом, великолепный образчик старой развалины, из тех, что спят в Нижней аллее и клянчат деньги на выпивку и порцию маринованных яиц в дешёвой пивнушке. Изо рта у него текла слюна.

Как только я закрыл дверь, он выпрямился, черты его лица расслабились и приняли нормальный вид. Сложив руки на груди, он оглядел Вайоминг с ног до головы, глубоко втянул в себя воздух, как иногда делают японцы, и присвистнул.

— Она ещё красивее, — сказал он, — чем мне запомнилось по вчерашнему вечеру.

Ей удалось сдержать клокотавшее в ней бешенство и улыбнуться.

— Благодарю вас, профессор. Но вам не стоит беспокоиться насчёт комплиментов. Мы все здесь — товарищи.

— Сеньорита, в тот день, когда я позволю политическим соображениям оказывать влияние на моё восприятие красоты, я брошу заниматься политикой. Но всё равно вы очень любезны.

Он отвёл глаза и окинул комнату пристальным взглядом.

— Профессор, — сказал я, — грязный вы старикашка, перестаньте искать улики. Ничего между нами не было. Всё, что произошло этой ночью, имеет отношение исключительно к политике.