100 знаменитых женщин - Татьяна Иовлева

В Москве Мария на несколько дней остановилась у княгини Зинаиды Волконской, давшей в ее честь знаменитый вечер, на котором были Пушкин, Веневитинов и другие известные люди России. И в канун нового, 1827 г., когда в окрестных домах шли балы, звенели бокалы, молодая женщина покинула Москву. Ей казалось – навсегда. Отцу она сказала, что уезжает на год, ибо он обещал проклясть ее, если она не вернется… Старик как чувствовал, что более не увидит дочь. Маленький Николенька и генерал Раевский умерли буквально друг за другом в течение двух лет.

Волконская неслась в одиночестве через бесконечные метели, жестокие морозы, мужественно перенесла обыски и «всевозможные внушения» чиновников. Обгоняя по дороге измученных каторжан, она понимала, через какие унижения пришлось пройти ее мужу, пострадавшему не за какие-то махинации, а за дело чести. И когда, добившись свидания с Сергеем Григорьевичем, княгиня увидела его истощенного, в цепях, она упала перед ним на колени и поцеловала кандалы, отдавая дань его страданиям. Этот поступок стал хрестоматийным символом полного разделения женой судьбы мужа.

Сибирская жизнь Марии Николаевны только начиналась. Пройдет еще целых тридцать лет, прежде чем придет Указ о помиловании и декабристам разрешат выехать в европейскую часть России. До 1830 г. жены декабристов жили отдельно от мужей-каторжан. Но после перевода их на Петровский завод Волконская вытребовала разрешения поселиться в остроге. В их маленькую тюремную каморку, а через год и в дом вне тюрьмы по вечерам собирались гости, читали, спорили, слушали музыку и пение Марии Николаевны. Присутствие преданных женщин было огромной поддержкой для выброшенных из привычной жизни декабристов. Из 121 ссыльного в живых не осталось и двух десятков. Насколько позволяли средства, декабристки вели благотворительную деятельность, приходили друг другу на помощь в трудные дни, оплакивали умерших и радовались появлению новой жизни. Колония ссыльных сделала немало добрых дел в Иркутской губернии.

Жизнь продолжалась и в далекой Сибири. Здесь у Волконских родилось трое детей. Дочь Софья (1830 г.) скончалась в день рождения – слишком слаба была Мария Николаевна. Но сын Михаил (1832 г.) и дочь Елена (Нелли, 1834 г.) стали настоящим утешением родителей. Они росли под строгим присмотром матери, получили прекрасное домашнее образование. Когда в 1846 г. пришло распоряжение царя отдавать детей в казенные учебные заведения под чужой фамилией, Мария Николаевна первой отказалась от этой «странной» затеи, гордо сказав, что «дети, кто бы они ни были, должны носить имя своего отца». Но Михаила и Елену воспитала как благонамеренных граждан, верных престолу, и сделала все от нее зависящее, чтобы вернуть им положение в обществе. Разделив с мужем судьбу, Мария Николаевна так и осталась далека от идей декабристов.

За годы ссылки супруги очень переменились. Воспоминания современников часто расходятся, когда характеризуют их союз. Одни считают, ссылаясь на письма и архивы, что в сердце Марии царил только «опальный князь». Другие, приводя в пример те же архивные данные, утверждают, что Волконская, оставаясь с мужем, вовсе его не любила, а безропотно несла свой крест, как и положено русской женщине, присягнувшей ему перед Богом. Долгие годы в Марию был тайно влюблен Михаил Лунин. Но чаще называют имя декабриста Александра Викторовича Поджио. Их современник Е. И. Якушкин писал, что, став с годами властной и оставшись такой же решительной, княгиня, решая судьбу дочери, «не хотела никого слушать и сказала приятелям Волконского, что ежели он не согласится, то она объяснит ему, что он не имеет никакого права запрещать, потому что он не отец ее дочери. Хотя до этого дело не дошло, но старик, наконец, уступил». Дети ощущали внутреннюю отчужденность родителей, они больше любили мать, ее авторитет был намного выше отцовского. Иногда Марии Николаевне приходилось упрашивать их, чтобы «вкладывать несколько слов к папа в письма».

Так уж вышло, что долгие тридцать лет «сибирского плена» и по возвращении из ссылки супруги Волконские оставались вместе, несмотря на сплетни, досужие разговоры, усталость лет, видимую несхожесть характеров и взглядов. В 1863 г., находясь в имении сына, тяжело больной князь Волконский узнал, что его жена скончалась 10 августа. Он страдал оттого, что в последнее время не мог ухаживать за нею и сопровождать на лечение за границу, поскольку сам с трудом передвигался. Его похоронили (1865 г.) в селе Воронки Черниговской губернии рядом с женой, положив согласно завещанию в ногах ее могилы. А в 1873 г., опять же согласно завещанию, рядом с ними упокоился и Александр Поджио, скончавшись на руках Елены Сергеевны Волконской (во втором браке – Кочубей).

После смерти Марии Николаевны остались записки, замечательные по скромности, искренности и простоте. Когда сын Волконской читал их в рукописи H.A. Некрасову, поэт по нескольку раз за вечер вскакивал и со словами: «Довольно, не могу» бежал к камину, садился к нему, схватясь руками за голову, и плакал, как ребенок. Охватившие его чувства он сумел вложить в свои знаменитые посвященные княгиням Трубецкой и Волконской поэмы. Благодаря Некрасову пафос долга и самоотверженности, которым была полна жизнь Волконской и ее подруг, навсегда запечатлелся в сознании русского общества.

ПЕРОВСКАЯ СОФЬЯ ЛЬВОВНА

Революционерка-народница, активный член организации «Народная воля». Первая из женщин-террористок, осужденная по политическому делу и казненная как организатор и участница убийства императора Александра II.

С незапамятных времен известно, что достижение любых целей насильственными методами приводит к ответной жестокости и что агрессия может породить только агрессию. Но даже женщины, изначально признанные более слабыми физически, более духовными и, в общем-то, аполитичными личностями по сравнению с мужчинами, часто убивают, не задумываясь о жертвах и последствиях. Одна из них – Софья Перовская – считала терроризм самым действенным способом влияния на правительство. Она любила повторять, что отказалась бы от террора, если бы видела другой путь. Но в том-то и была беда этой образованнейшей молодой женщины, что навязчивая идея поглотила целиком ее мысли, заставила отказаться от привычного уклада жизни и пойти на преступление, противное христианскому и дворянскому воспитанию.

Софья родилась 13 сентября 1853 г. в Петербурге. Ее отец, Лев Перовский, чиновник высокого ранга, приходился правнуком последнему гетману Украины Кириллу Разумовскому, а мать, Варвара Степановна, была родом из простого семейства псковских дворян. Впоследствии эта разница в происхождении привела к разрыву между родителями. Детские годы Софья провела в играх в провинциальном Пскове, где служил отец. Друзьями ее были старший брат Вася и соседский мальчик Коля Муравьев, который спустя много лет, став прокурором, потребовал для подруги детских лет смертной казни.

Вскоре семья переехала в Петербург, где отец занял пост вице-губернатора столицы. Теперь в их доме все было поставлено на широкую ногу. Соня, как и ее брат, терпеть не могла лживости и снобизма высшего света, которые так бросались в глаза на часто устраиваемых балах и приемах. Больше всего она любила общаться со своей двоюродной сестрой Варей, дочерью декабриста А. В. Поджио. В их семье она слышала споры о судьбе России, о жестокости самодержавной власти, которую уже давно пора свергнуть.

Во время первого и неудачного покушения на Александра II Софье было всего 12 лет, и она еще не могла оценить значимости этого события как политического. Но по привычной жизни Перовских это нанесло сокрушительный удар. Отцу из-за проявленной «непредусмотрительности» пришлось уйти в отставку, и семья постепенно разорилась. Варвара Степановна, оставив мужа, увезла детей в Крым. Старое имение располагалось в глуши. Перовских никто не навещал, и единственным развлечением девушки было чтение. Но и тихой провинциальной жизни вскоре пришел конец. В 1869 г. имение было продано за долги, и Софья возвратилась в Петербург. Той же осенью она поступила на Аларчиские курсы. Ее интересовали все науки, в химии, физике и математике девушка проявила великолепные способности и оказалась в числе немногих учениц, которые были допущены к занятиям в химической лаборатории.

С этого времени жизнь Перовской полностью изменилась. Окружавшие ее подруги отличались передовыми для того времени взглядами. Они читали запрещенную литературу, коротко стригли волосы, курили и – что «самое ужасное» – носили мужскую одежду. В 17 лет Софья решительно порвала с семьей и ушла из дома. Тогда же она вступила в народнический кружок «чайковцев» и сразу же активно включилась в их работу. Каждый день с утра и до поздней ночи Перовская вела тайную пропагандистскую работу среди рабочих. Помимо этого по составленной «чайковцами» программе ей предстояло привлечь к народническому движению крестьян, на которых делалась основная ставка в предстоящей революции. Весной 1872 г. Софья отправилась в Самарскую губернию, чтобы впервые собственными глазами увидеть, как они живут. Однако народникам сразу стало понятно, что крестьянам чужды социалистические и революционные идеи. Возвратившись в Петербург, Перовская продолжила занятия в рабочих кружках.