100 знаменитых женщин - Татьяна Иовлева

Младшая и любимая дочь боевого генерала эпохи наполеоновских войн Николая Николаевича Раевского и внучки М. Ломоносова, Софии Алексеевны, Мария родилась 1 апреля 1807 г. В доме Раевских царил патриархат. Девочка преклонялась перед чувством долга и беспримерным героизмом отца и братьев. В семье не раз звучал рассказ о том, как в предчувствии поражения под Салтановкой генерал приказал 17-летнему сыну Александру взять знамя, схватил за руку 11-летнего Николая и с возгласом: «Солдаты! Я и мои дети откроем вам путь к славе! Вперед за царя и Отечество!» – ринулся под пули. Тяжело раненный в грудь картечью, он видел, как его корпус разгромил троекратно превышающие силы противника. Пылкая и очень впечатлительная девочка только такими видела настоящих мужчин. (Возможно, поэтому к ухаживаниям А. С. Пушкина, посвятившего ей много нежных строк, она отнеслась с достаточной долей иронии и категорически отказалась от брака с польским помещиком графом Г. Ф. Олизаром.)

Машенька получила блестящее домашнее образование, знала несколько иностранных языков. Но страстным увлечением юности стали музыка и пение. Ее дивным голосом можно было заслушаться. Она без устали разучивала арии, романсы и блистательно исполняла их на званых вечерах, аккомпанируя себе на рояле. В 15 лет Мария уже понимала и чувствовала многое. На формирование ее характера оказали влияние старшие братья и сестры. От Софьи она переняла педантичность, обязательность и страсть к чтению; от Елены – мягкость, чувствительность и кротость; от Екатерины – резкость и категоричность суждений; а от Александра – скептицизм и ироничность. Девушка словно чувствовала, что повзрослеть придется рано, и покоряла сердца мужчин уже на первых балах.

Считается, что Мария вышла замуж не по любви, а по настоянию родных. Генерал Раевский хотел для дочери блестящей и безбедной жизни, его прельстил не только титул жениха – князь Сергей Григорьевич Волконский, несмотря на свои 37 лет, уже был ветераном войны, генерал-майором, принадлежал к знатнейшей в России фамилии, имел огромные связи при дворе. Но главное, он был удивительно честный, благородный и справедливый – человек долга и чести, что так ценила Мария в своем отце. Именно эти качества нашли отклик в сердце 17-летней Раевской.

После сватовства Сергея и ошеломленных слов Марии: «Папа, я ведь его совсем не знаю!» – Раевский в тот же вечер написал Волконскому, что она согласна и можно считать их помолвленными. Генерал отлично знал свою дочь. Не чувствуй она к Волконскому сердечного, душевного влечения, ответила бы не тихой растерянностью, сиянием глаз и с трудом сдерживаемой улыбкой, а как-то иначе, более решительно, резко, как и Густаву Олизару. Кстати, Раевскому все было известно об участии будущего зятя в тайном обществе, но он скрыл это от Марии, хотя и не отказал Волконскому.

Официально помолвку отпраздновали большим балом, на котором собралось все семейство Раевских-Волконских. Во время танца с женихом на Марии загорелось платье: танцуя сложную фигуру мазурки, она нечаянно задела краем одежды столик с канделябрами, и одна из свечей опрокинулась. Благо, несчастье удалось предотвратить, но платье пострадало довольно сильно, да и невеста порядком испугалась – ей все это показалось очень дурным предзнаменованием.

В январе 1825 г., на пороге своего 18-летия, Мария вышла замуж. Она вырвалась из-под родительской опеки и воодушевленно обустраивала свой новый дом: выписывала занавеси из Парижа, ковры и хрусталь из Италии, беспокоилась о каретах и конюшне, прислуге и новой мебели. Она жила в предчувствии счастья, но мужа видела мало, он был поглощен какими-то своими делами, появлялся дома поздно, усталый, молчаливый. Через три месяца после свадьбы молодая княгиня вдруг серьезно заболела. Слетевшиеся к постели доктора определили начало беременности и отправили хрупкую будущую мать в Одессу, на морские купания.

Князь Волконский остался при своей дивизии в Умани, а когда изредка приезжал навестить жену, то больше расспрашивал ее, чем говорил сам. Мария писала позднее: «Я пробыла в Одессе все лето и, таким образом, провела с ним только три месяца в первый год нашего супружества; я не имела понятия о существовании тайного общества, которого он был членом. Он был старше меня лет на двадцать и потому не мог иметь ко мне доверия в столь важном деле».

В конце декабря князь Сергей привез жену в имение Раевских, Болтышку, под Киевом. Ему уже было известно, что полковник П. Пестель арестован, но о событиях 14 декабря 1825 г. он не знал. Об этом поведал зятю генерал Раевский и, предчувствуя, что арест может коснуться и князя, предложил ему эмигрировать. Волконский от этого предложения сразу же отказался, ибо бегство для героя Бородино было бы равносильно смерти.

Роды у Марии были очень тяжелые, без повивальной бабки 2 января 1826 г. она родила сына, которого, по семейной традиции, назвали Николушкой. Сама Мария тогда едва не умерла, родильная горячка продержала ее в жару и бреду несколько суток, и она почти не помнила короткого свидания с мужем, который без разрешения покинул часть, чтобы увидеть жену и сына. А через несколько дней он был арестован и препровожден в Петербург для первых допросов. Но Мария об этом не знала. Болезнь цепко держала ее в своих объятиях несколько месяцев.

События меж тем развивались весьма бурно. Следствие по делу бунтовщиков шло полным ходом. Были арестованы и затем отпущены сыновья Раевского. Старый генерал ездил хлопотать за родственников в Петербург, но только навлек на себя гнев императора. Лишь возвратившись в апреле в Болтышку, Раевский обо всем известил дочь, прибавив, что Волконский «запирается, срамится» и прочее – он не покаялся перед императором и не назвал имен заговорщиков. И конечно, отец сразу же объявил ей, что не осудит ее, если она решит расторгнуть брак с Сергеем.

Можно лишь представить себе, каково было все это услышать молодой женщине, измученной долгой болезнью. Отец рассчитывал на то, что она покорится воле родителей (брат Александр откровенно говорил, что она сделает все, что скажет отец и он), но произошло наоборот. Мария взбунтовалась. Как ее ни отговаривали, она отправилась в Петербург, добилась свидания с мужем в Алексеевском равелине, сблизилась с его родственниками, утешая их и мужественно ожидая приговора.

Но тут внезапно заболел Николушка, и Мария вынуждена была спешно выехать к тетке, графине Браницкой, на попечение которой она оставила своего сына. В имении тетки ее ждало заточение с апреля по август. И все это время она была лишена известий о Сергее. Но эти месяцы не прошли даром. В душевном одиночестве, думая о муже, Мария как бы рождалась заново. Казалось, вся огромная энергетическая сила рода Раевских перелилась в эту хрупкую женщину. Молодой княгине потребовалась огромная духовная работа, чтобы определить свое отношение к поступку Сергея, понять его, прийти к единственному выводу: что бы его ни ожидало, она должна быть рядом с ним. Это решение тем более ценно, что Волконская выстрадала его. Если А. Муравьева, Е. Трубецкая и другие жены декабристов не были скованы столь жесткими домашними оковами, были вольны общаться друг с другом, находили поддержку друзей, родственников, всех, сочувствующих бунту, то Мария была вынуждена в одиночку бороться за свой смелый выбор, отстаивать его и даже пойти на конфликт с самыми близкими, любимыми ею людьми.

В июле 1826 г. подследственным объявили приговор. Князь Волконский был осужден по первому разряду на 20 лет каторги и отправлен в Сибирь. Как только об этом стало известно, Мария с сыном отправилась в Петербург. Остановилась она в доме свекрови на Мойке (в той самой квартире, где через 11 лет умирал Пушкин) и направила прошение государю отпустить ее к мужу. Своему отцу она писала: «Дорогой папа, вы должны удивляться моей смелости писать коронованным особам и министрам; что хотите вы – необходимость, несчастие обнаружило во мне энергию решительности и особенно терпения. Во мне заговорило самолюбие обойтись без помощи другого, я стою на собственных ногах и от этого чувствую себя хорошо». Спустя месяц был получен благожелательный ответ, и уже на следующий день, оставив ребенка свекрови, она выехала в Москву. Насколько же сильным было неприятие ее поступков родными, что Мария оставила своего первенца малознакомой женщине, пальцем не пошевельнувшей для спасения своего сына! Что ж, она решилась и на это, уверенная в своей правоте: «Мой сын счастлив, мой муж – несчастен, – мое место около мужа». Какой душевной силой и волей надо было обладать, чтобы принять такое решение! (Всего в Сибирь был сослан 121 человек, а добились права приезда к своим мужьям только 11 женщин.)

В Москве Мария на несколько дней остановилась у княгини Зинаиды Волконской, давшей в ее честь знаменитый вечер, на котором были Пушкин, Веневитинов и другие известные люди России. И в канун нового, 1827 г., когда в окрестных домах шли балы, звенели бокалы, молодая женщина покинула Москву. Ей казалось – навсегда. Отцу она сказала, что уезжает на год, ибо он обещал проклясть ее, если она не вернется… Старик как чувствовал, что более не увидит дочь. Маленький Николенька и генерал Раевский умерли буквально друг за другом в течение двух лет.