Обещания - Мари Секстон

— Я слышал о ребенке, — сказал он, заходя в квартиру. — Ты теперь дядя-морпех?

Я деланно натянуто рассмеялся.

Он отнес упаковку пива на кухню и вернулся с двумя открытыми бутылками. Мы стояли и смотрели друг на друга.

Мне оставалось, замерев, пожирать его глазами, — иначе я бы не выдержал и набросился на него с объятиями. Ничего романтического, в конце концов, мы никогда не были любовниками, лишь только друзьями, но от этого боль потери казалось еще сильней. И когда он вошел ко мне в дом без укора и осуждения в глазах, я почувствовал, что впервые за последние несколько недель снова могу дышать.

Мэтт по-прежнему испуганно прятал глаза, словно ожидая, что я что-нибудь скажу или даже накричу на него, а когда решился поднять взор, я лишь стоял и улыбался, как идиот.

— Так здорово снова тебя видеть, — сказал я, и его брови удивленно взметнулись вверх.

Облегченно выдохнув, он хлопнул меня по спине так, что я пошатнулся:

— Пошли присядем.

Мы устроились на диване бок о бок, как сотни раз до этого. Все привычно и знакомо. Мэтт откинулся на спинку и смежил веки. Он все еще казался наглухо застегнутым на все пуговицы, но, несомненно, был рад снова оказаться рядом со мной.

— Откуда ты узнал о ребенке?

Он сел и до боли знакомым жестом стал сдирать этикетку с бутылки:

— Черри рассказала.

Ревность — горячая, злая — всколыхнулась в груди, но я постарался ее унять. Однако мой следующий вопрос прозвучал резко:

— Ну и как она?

Раздался невеселый смешок:

— Господи, Джаред, ужасно. С ней скучно, она с ног до головы обливается вонючими духами. Не любит походы, ненавидит горы, постоянно что-то ворчит во время футбольного матча и даже не знает, где находится зачетная зона. И без остановки талдычит одно и то же: как она ненавидит свою работу и как ненавидит этот кусок дерьма — своего бывшего.

— Гм… — Я постарался сдержать улыбку.

После минутного молчания он добавил:

— Хуже всего то, что я прекрасно знал, что все так и будет. — Он посмотрел на меня. — Ты собираешься мне сказать, какой я идиот?

— Если тебе полегчает.

Он опять грустно рассмеялся и вернулся к этикетке:

— Последние недели были просто ужасны.

Я потрясенно замолчал, стараясь собраться, и смог ответить спокойно:

— У меня тоже.

— Я скучал по тебе, — произнес он хриплым шепотом. Но когда я потянулся к нему, отпрянул. — Не надо.

Пришлось отстраниться, сжавшись от боли.

— Я не это имел в виду. — Он вздохнул и опять откинул голову. — Я просто… — Прикусил губу, уставившись в потолок. — Знаю, у меня нет права просить, но можно, я ненадолго останусь? Мне хочется… хочется побыть здесь. — Его голос дрожал.

— Конечно.

Мы смотрели телевизор и пили пиво, в основном болтая о футболе, в нашей обычной — разве лишь чуть более неловкой — манере подкалывая друг друга. Мэтт медленно расслаблялся, избавляясь от налета скованности и грусти, но за весь вечер ни разу не улыбнулся. В конце концов он закрыл глаза и через несколько минут заснул.

Когда я проснулся, его уже не было.

На следующий день ко мне в подсобку заскочил взволнованный Ринго:

— Джаред, там пришла миссис Рочестер.

Через минуту я понял, что это за птица:

— Ты имеешь в виду Элис Рочестер?

— Я не знаю ее имени.

— Директор школы?

— Да.

— Черт. — После истории с вызовом полиции с разрешением от родителей вернулись почти все ученики, кроме двоих. Но, видимо, этого оказалось недостаточно — кто-то решил нажаловаться в школу. — Скажи, что я сейчас выйду.

Я несколько секунд настраивался на конфронтацию, стараясь собраться с силами.

Миссис Рочестер великолепно выглядела для своих сорока лет — высокая, моложавая, подтянутая, в строгом темно-синем костюме.

— Мистер Томас. — Со своей белозубой улыбкой она запросто могла сниматься в рекламе зубной пасты. — Кажется, официально мы еще ни разу не встречались.

— Зовите меня Джаред.

— Джаред. Тогда зовите меня Элис. — Она все еще улыбалась. — Даже не представляете, какой переполох из-за вас поднялся в школе.

Ее жизнерадостность начинала раздражать:

— Извините. Я просто пытался помочь.

— Почему вы извиняетесь? — удивленно спросила она.

— Вы ведь говорите о моем репетиторстве, я правильно понял?

— Конечно. Если вас не затруднит, не могли бы вы найти время для встречи со мной и некоторыми учителями? Всего на несколько минут.

— Дерьмо. — Я произнес это вслух?

— Простите?

— Ничего-ничего. — Глубокий вдох, натужная улыбка. — Извините. Я приду, если это так важно.

— Вот и хорошо, — кивнула она с явным облегчением, заново демонстрируя великолепные зубы. — Скажем, сразу после каникул Дня Благодарения, в первый понедельник декабря. Подходите в школу к четырем.

— Договорились.

— Что это значит? — поинтересовался Ринго после ухода миссис Рочестер.

— Вероятно, конец наших занятий.

Глава 20

Два дня спустя Мэтт забарабанил в мою дверь так, что петли заскрипели.

— Я расстался с Черри, — сообщил он, как только вошел.

— Ух ты. — Оставалось надеяться, что мне удалось хоть немного скрыть очевидную радость. — А почему?

Он покосился на меня гневным взглядом:

— Нет! Не надо. Ты знаешь, почему.

— Мэтт…

— Нет!

Я замолк, сердце билось где-то в горле, пока Мэтт метался по кухне, зверея с каждым шагом. Мне бы все равно не удалось его успокоить, что бы я сейчас ни сказал, поэтому оставалось лишь ждать. Вдруг он замер и что есть силы ударил кулаком о стену.

— Полегчало? — поинтересовался я.

— Нет. — Он прижался к стене лбом рядом с окровавленной вмятиной в гипсокартоне. Немного помолчав, продолжил: — У меня такое чувство, будто я не спал несколько недель. — Казалось, он вот-вот разрыдается. — Я чертовски устал и расстроен. Мне одновременно хочется тебя поцеловать и выбить из тебя всю дурь.

Должен признаться, меня эти слова несколько встревожили:

— А мое мнение учитывается? Потому что я определенно предпочитаю первое.

Он даже не улыбнулся:

— Ужасно, что я не могу перестать думать о тебе, ужасно, что так сильно скучаю.

— Я тоже скучаю по тебе, Мэтт, — признался я. — Как бы мне хотелось хоть что-то сделать, чтобы мы снова стали друзьями.

Он ответил минуту спустя, тщательно отводя взгляд:

— Ты был бы счастлив, если мы остались лишь друзьями?

— Конечно, мне хотелось бы большего, но да, если ты согласен. — Истинная правда, уж лучше так, чем проклятое одиночество.