Обещания - Мари Секстон

— Коул, я с радостью с тобой встречусь.

— Буду к вечеру, дорогуша.

Когда я следующим утром вышел из спальни, он уже успел одеться. Невысокий и по-мальчишески худощавый Коул с замысловатой прической нарочито демонстрировал гомосексуальные ужимки. Он искоса посмотрел на меня с каким-то странным выражением.

— Что?

— Просто интересно, дорогуша, кто такой Мэтт?

Я почувствовал, как заливаюсь краской. По крайней мере, оставалось надеяться, что я не произнес это имя в самый неподходящий момент. Учитывая, чем мы вчера занимались. Коул, вероятно, увидел легкую панику на моем лице, потому что рассмеялся: — Я тебе уже говорил раньше — ты болтаешь во сне. — Он окинул меня пронзительным взглядом. — У тебя с кем-то отношения? Я знаю, что между нами ничего серьезного, но не ожидал, что ты станешь обманывать любовника.

— Нет-нет. Все совсем не так. — Я тщетно старался говорить как можно небрежнее — вышло печально и горько.

Коул расслабился:

— Но тебе хотелось, чтобы все было по-другому? — В голосе я не услышал ни капли ревности. Наши встречи случались слишком редко, чтобы возникли хоть какие-то чувства. Он просто спросил.

— Да.

— Так в чем проблема? Он не заинтересован?

— Правильнее сказать, что его шкаф плотно закрыт. Заколочен наглухо.

— Ясно — сила отрицания. Тогда я не чувствую вины за прошлую ночь. А ты?

Я с улыбкой поцеловал его в подбородок:

— Ни капли. — И по большей части это соответствовало истине. — Наверное, мне следовало сводить тебя куда-нибудь позавтракать.

— Естественно, но ты не станешь. Знаю я тебя. Не дай бог, кто-нибудь в городе прознает, чем ты занимался.

Мы часто спорили по этому поводу и, как правило, безрезультатно.

— Коул…

— Не волнуйся. Подожду, пока ты сбегаешь в магазин. И не вздумай купить мне пончики. Я хочу…

— Булочку с корицей, обезжиренный творог и ванильный латте. — Я снова его поцеловал. — Сейчас быстро помоюсь и сгоняю.

Выходя из душа, я услышал стук в дверь. У меня сжалось сердце — наверняка это Мэтт — все остальные обычно звонили. Я заскочил обратно в ванную, чтобы поскорее вытереться, хотя понятия не имел, что стану делать дальше и как справлюсь с ситуацией.

Скрипнула дверь, раздался возглас Коула:

— Здравствуйте, офицер. Знал бы, что нагрянет такая компания, не стал бы быстро одеваться.

Вот дерьмо.

Я быстро нацепил джинсы и вышел в холл с мокрыми волосами.

— Вы, наверное, Коул, — произнес Мэтт.

— Ух ты, — он подмигнул мне через плечо. — Польщен. А вы?

Мэтт молчал. Я никогда не видел его таким злым. Он смотрел на Коула, словно тот какое-то насекомое, и он не может решить, как поступить — то ли выбросить на улицу, то ли просто раздавить. Но Коула так просто не запугаешь. В качестве защиты от людей, которые смотрели на него сверху вниз, он использовал свой шарм и дурашливость. Именно это и произошло сейчас. Коул положил руку на бедро, взвел воображаемый курок, посмотрел на Мэтта из-под челки, слегка прищурившись:

— Какие-то проблемы, господин полицейский?

Щеки Мэтта залились краской — то ли смущения, то ли злости, но он даже не шелохнулся. Когда стало очевидно, что он не собирается отвечать, я решил вмешаться:

— Коул, это Мэтт.

Коул, моргнув, тут же засуетился:

— Ладно, дорогуша, по-видимому, пора делать ноги. Дай мне одну минуту.

Мэтт и я стояли напротив, молча скрестив руки на груди, пока Коул застегивал куртку и обхлопывал карманы, чтобы убедиться, что ничего не забыл. Потом он походя приобнял меня и потянулся к щеке с поцелуем. Я наклонился ему навстречу. Окаменевшее лицо Мэтта принесло мне какое-то нелепое удовлетворение от столь абсурдной ситуации.

— Прекрасная ночь, как обычно, дорогуша. Я позвоню, когда опять окажусь поблизости. — Он намеренно произнес это погромче, но потом тихонько прошептал на ухо: — Заполучи его, Джаред. — И, поцеловав, направился к двери.

После его ухода мы продолжили молчаливый поединок. Первым прервал тишину Мэтт:

— Не ожидал, что у тебя компания.

— Уже понял.

Столько недель я ждал, что Мэтт придет или хотя бы позвонит, и вот, когда он здесь, я вижу лишь осуждение и злость в его глазах.

Отвернувшись, я обошел стойку и засыпал кофе в кофеварку.

— Ну что, Мэтт, заглянул поведать, как тебе противен мой образ жизни? Или, может, чтобы убедиться, что я не обучаю подростков у себя в спальне?

— Нет. Мне захотелось тебя увидеть, но я не ожидал… — Казалось, он с трудом подбирает слова, сдерживаясь из последних сил. — Не ожидал его. Не ожидал, что ты не один.

— Почему, Мэтт? Почему бы мне не встретиться с кем-нибудь?

— Ты его любишь?

Я удивился, ответив на вопрос вопросом:

— Ты любишь Черри?

— Нет.

Честный ответ. Я пытался сдержать свой гнев, потому что знал: как только он иссякнет, я почувствую себя грязным и опустошенным.

— Нет. Я не люблю Коула, и тебе это известно. Если бы все сложилось как я хочу, в моей постели вчерашней ночью был бы ты. Каждой ночью. Но ты ясно дал понять, что не желаешь иметь со мной ничего общего.

Мэтт уставился на стену над моей головой. Я видел, что он борется. Ему было неловко, больно, он злился. И, как я надеялся, хотя бы немного ревновал.

— Я люблю только тебя, но если ты думаешь, что стану вымаливать прощение за то, что происходит в моей жизни после того, как ты покинул ее без оглядки, то можешь катиться в ад.

Он постоял еще минуту, так и не взглянув на меня:

— Думаю, мне лучше уйти.

— Я тоже.

Мэтт вернулся следующим вечером. Когда я открыл дверь, услышав стук, он стоял на пороге, прислонившись к дверному косяку с упаковкой пива в руках. Осунувшийся, мертвенно-бледный.

— Дерьмово выглядишь.

На его лице мелькнул намек на псевдоулыбку.

— Ты один? — Никакого осуждения в голосе. Он просто давал мне предлог отправить его к черту, если бы я захотел.

— Да.

Он вздохнул и тихо произнес:

— Мы можем попробовать начать все сначала? В последний раз все вышло из-под контроля.

Из души испарились гнев и обида, исчезнув вместе ощущением несчастья. Я обрадовался его возвращению:

— Конечно.

— Я слышал о ребенке, — сказал он, заходя в квартиру. — Ты теперь дядя-морпех?

Я деланно натянуто рассмеялся.

Он отнес упаковку пива на кухню и вернулся с двумя открытыми бутылками. Мы стояли и смотрели друг на друга.

Мне оставалось, замерев, пожирать его глазами, — иначе я бы не выдержал и набросился на него с объятиями. Ничего романтического, в конце концов, мы никогда не были любовниками, лишь только друзьями, но от этого боль потери казалось еще сильней. И когда он вошел ко мне в дом без укора и осуждения в глазах, я почувствовал, что впервые за последние несколько недель снова могу дышать.