Алая королева - Филиппа Грегори

Но Джаспер, крепко прижимая к себе малыша, отвернулся от меня и молчал. Мне показалось, что его до слез тронула моя речь, исполненная праведного гнева, но потом я заметила, что лицо его покраснело, а плечи трясутся: от смеха!

— Боже, — еле выдавил он. — Ты прости меня, Маргарита, но ты же сущее дитя! Да-да, сущее дитя. Ты почти такая же, как наш маленький Генри. Ничего, теперь я стану заботиться о вас обоих.

— Не надо никому обо мне заботиться! — выкрикнула я. — Вы все заблуждаетесь на мой счет. А ты просто дурак, что надо мной смеешься. Обо мне заботится сам Господь! И замуж я больше ни за кого не выйду. Я намерена стать аббатисой.

Джаспер перестал смеяться и перевел дыхание, но в глазах у него по-прежнему прыгали веселые искорки.

— Аббатисой? Ну конечно. Но вы, надеюсь, не откажетесь пообедать с нами сегодня, преподобная мать?

Я хмуро на него взглянула и сурово ответила:

— Пусть обед подадут в мою комнату. Мы с тобой, возможно, никогда больше не будем обедать вместе. И передай, пожалуйста, отцу Уильяму, пусть зайдет ко мне. Мне нужно исповедаться: я невольно перешла все границы в отношении тех, кто давно уже перешел все границы в отношении меня.

— Непременно пошлю его к тебе, — ласково заверил Джаспер. — И велю отнести к тебе в комнату самые вкусные кушанья. Но завтра, надеюсь, ты все же согласишься встретиться со мной на конюшенном дворе? Тебе нужно непременно научиться скакать верхом. Дама, занимающая столь важное положение в обществе, должна иметь собственную лошадь; и ей, конечно, следует ездить верхом самостоятельно и на красивой лошадке. По-моему, когда ты снова отправишься в Англию, тебе стоит последовать моему совету.

Поколебавшись, я предупредила его:

— Меня невозможно соблазнить лестью. Я твердо намерена стать аббатисой, и ничто не собьет меня с этого пути. Вот увидишь! Вы все увидите! И поймете, что со мной нельзя обращаться как с вещью, которую то и дело обменивают или продают. Я сама буду распоряжаться собственной жизнью.

— Ну конечно, — самым любезным тоном промолвил Джаспер. — Только ты не права, считая, будто все мы относимся к тебе именно так. Я, например, люблю и уважаю тебя, как и обещал когда-то. Ладно, пойду выберу тебе самую лучшую и дорогую лошадку; ты прекрасно будешь на ней смотреться, и все станут восхищаться тобой. И то, о чем ты только что рассуждала, возможно, уже не будет иметь для тебя никакого значения.

Ночью мне снились белые оштукатуренные стены монастыря и огромная библиотека, где на столах, прикованные цепью, лежат украшенные цветными рисунками книги, а я каждый день могу ходить в эту библиотеку, читать книги и узнавать что-то новое. Мне снился наставник, который проводит меня сквозь дебри латыни, греческого и даже древнееврейского, чтобы я могла читать Библию на том языке, который ближе всего к языку ангелов, и все понимать. Во сне моя жажда познания и мое страстное желание стать избранной становились более тихими, смиренными. Мне казалось, что если б я имела возможность учиться по-настоящему, то и в душе обрела бы покой. Если бы каждое утро я смогла просыпаться навстречу строго установленному монастырскому распорядку и проводить дни в изучении различных наук, то, наверное, ощущала бы, что моя жизнь угодна теперь не только Богу, но и мне самой. И тогда мне было бы все равно, что думают обо мне люди, считают ли они меня избранной, или особенной, или благочестивой. Мне было бы достаточно того, что я действительно веду образ жизни благочестивой женщины-ученого, исполненной милосердия к ближнему. Я мечтала стать такой, какой кажусь себе. Конечно, я лишь пыталась демонстрировать окружающим, будто и впрямь избрана Господом и обрела особую святость, но ведь я и правда хотела стать такой. По-настоящему хотела!

Утром я проснулась, оделась и еще до завтрака отправилась в детскую взглянуть на своего малыша. Он лежал в колыбельке и тихонько ворковал или покряхтывал, точно утенок, вольно плавающий по тихому пруду. Я наклонилась над ним, чтобы получше его рассмотреть, и он улыбнулся мне. Да, действительно улыбнулся! По выражению его темно-голубых глаз я сразу поняла, что он узнал меня. Улыбка у него была забавная, какая-то треугольная, и он сразу же переставал напоминать хорошенького кукленка и становился самым настоящим, крошечным человечком.

— Ну что, Генри, — сказала я.

Его улыбка стала еще шире, словно ему было известно и свое имя, и мое, и то, что я — его мать, словно он был уверен: мы оба с ним счастливы, у нас есть все блага и сокровища мира, и впереди у нас полная обещаний и надежд жизнь, а не просто жалкое существование.

Мой сын еще некоторое время улыбался мне, потом что-то отвлекло его, на крохотном личике сначала появилось удивленное выражение, а через секунду он и вовсе расплакался; няньки, конечно, тут же бросились к нему, оттеснили меня в сторону, извлекли его из колыбельки и потащили к кормилице. Я позволила им унести моего мальчика, а сама спустилась в обеденный зал, собираясь за завтраком сообщить Джасперу, что маленький Генри улыбался и мне тоже.

Джаспер ждал меня на конюшенном дворе. Рядом с ним, опустив голову, стоял огромный гнедой жеребец и помахивал хвостом.

— Это для меня? — оробев, спросила я.

Изо всех сил я старалась скрыть от Джаспера охватившее меня волнение, но этот жеребец явно предназначался для меня и был действительно очень крупным, а мне до сих пор доводилось самостоятельно кататься только на маленьких пони, да и то их обычно вел в поводу конюх или грум, а во время дальних путешествий я всегда тряслась позади кого-то из грумов на седельной подушке.

— Его зовут Артур, — ласково произнес Джаспер. — И хотя он весьма велик, но отличается на редкость уравновешенным и покладистым нравом; отличная лошадь для обучения верховой езде. Артур был боевым конем моего отца, но теперь он слишком стар даже для турниров. Однако он совершенно не пуглив и послушно отправится туда, куда ты прикажешь.

Конь поднял голову и посмотрел на меня; было что-то настолько надежное в смиренном взгляде его темных глаз, что я смело приблизилась к нему и протянула руку. Огромная голова склонилась ниже, широкие ноздри обнюхали мою перчатку, и Артур нежно пощипал губами мои пальцы.

— Если я пойду рядом с тобой, он будет вести себя совершенно спокойно, — пообещал Джаспер. — А теперь я подсажу тебя в седло.

Джаспер приподнял меня и помог вставить ноги в стремена. Когда я благополучно устроилась в седле, он одернул подол моего платья, и теперь тот ровно спадал с обеих сторон, прикрывая мои башмаки.

— Ну вот, — удовлетворенно заметил он. — А теперь держи ноги неподвижно и чуть сожми коленями бока коня. Так он поймет, что ты вполне уверенно держишься в седле. Бери-ка поводья.