Тамбу-ламбу. Три звонка - Галина Карпенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шура подошла к столу и отщипнула корочку хлеба.
— Очень есть хочется! — сказала она.
В этот воскресный вечер во многих квартирах жильцы подходили к окнам и смотрели вниз на деревья, которые расправляли корни в рыхлой земле и уже приживались на новом месте. Пройдёт год-другой, и можно будет посидеть в тени настоящего сада.
На свете бывают несправедливости
Володя Рогов назначил в этот день сбор кружка. Он принёс с собой в школу длинный свёрток, похожий на самоварную трубу, и заботливо положил его на шкаф.
«Что там у него?» — подумала Шура, но, конечно, ни о чём не спросила.
Зато Рогов спросил её сразу:
— Чем же ты болела, Проценко, гриппом или воспалением лёгких?
Наташа Левашко, улыбаясь, ждала, что же ответит Шура.
— У меня болел живот, — громко сказала Шура, крепко сжав дрожащие губы, и уселась за свою половину парты.
Наташа Левашко фыркнула, торжествующе поглядев на председателя отряда. В это самое время в дверях класса появился Пётр Петрович. Все встали и поздоровались с ним.
— Садитесь! — сказал Пётр Петрович.
— Шура Проценко пришла! — обрадовался он. — Отлично! После уроков останешься. Ты можешь сегодня?
— Могу, — ответила Шура.
Шура стояла перед классом, в котором у неё ещё не было товарищей. Правда, один мальчик уже считал её своим другом. Но он ей этого не сказал, а она сама не догадывалась.
Миша Коршунов был рад, что Шура пришла сегодня в школу. И он ей сочувствовал, потому что знал, как трудно навёрстывать пропущенные уроки.
— Садись, Шура, садись, — сказал Пётр Петрович.
Шура молча опустилась на парту рядом с Роговым, который смотрел в другую сторону.
Когда Рогов выполнил поручение классного руководителя и обнаружил, что Проценко во время контрольной отсиживалась дома, он сразу сказал:
— Проценко надо обсудить на совете отряда. Пионерка не должна быть трусихой. Совершенно здоровая, а сидит дома.
Пётр Петрович выслушал его и потом спросил:
— Ты с кем там беседовал?
— С нею самой беседовал, — ответил Володя. — Она даже похвалилась, что совсем не больная.
— Так, так, неважные дела, — сказал Пётр Петрович.
— Неважные, — согласился Володя.
И вдруг — он просто ушам своим не поверил! — Пётр Петрович, который сам попросил его всё узнать, сказал:
— Вы на совете по поводу Проценко ничего не решайте, а контрольную она напишет потом.
— Неужели не понимаешь? — объясняла Володе Наташа Левашко. — Её мама или папа позвонили, наверно, в школу, вот и всё. Подлизались. А ты, дурак, ходил, проверял!
Володя даже «дурака» проглотил молча, так его удивил классный руководитель.
Пётр Петрович, классный руководитель пятого класса «А», понравился Володе с первого дня.
— Он у нас мировой, — рассказывал Володя дома про Петра Петровича. — Молодой, спортсмен, у него разрядный значок.
Когда Пётр Петрович прочитал в классе пьесу «Двенадцать месяцев», которую будет ставить драмкружок, то все ребята хлопали, как в театре, — так хорошо он читал.
На переменах Петра Петровича окружали ученики, будто доброго великана.
— Пётр Петрович! Пётр Петрович! — только и слышалось со всех сторон.
Однажды Володя увидел Петра Петровича на улице. И он с гордостью сказал совсем незнакомому человеку, который шёл рядом (тогда он не знал, Что это дед Миши Коршунова):
— Это наш учитель. Видите, идёт по той стороне? Высокий, в сером пальто.
Незнакомый человек приподнял шляпу.
— Очень похвально, юноша, что вы так почтительно относитесь к учителю. Разрешите узнать, в каком классе учитесь?
— В пятом, — ответил Володя.
— Мой внук тоже учится в пятом, — сказал незнакомец и попросил: — Подержите, пожалуйста, этот сосуд. Я застегну пуговицу, сегодня ветер.
Володя держал стеклянную банку, в которой плавали рыбы.
— Это живородящие? — спросил он.
— Нет, это рыба ткач, — объяснил незнакомец. — Довольно редко бывает в продаже, а мой внук интересуется…
— Говорят, что от рыб в квартире разводится сырость? — спросил Володя.
— Абсурд, ничего подобного! — Незнакомец взял у него банку и, попрощавшись, ещё раз сказал: — Очень похвально, что вы так относитесь к своему наставнику.
Где же на свете правда, если Пётр Петрович берёт под защиту таких прогульщиц, как Проценко! И Володя Рогов решил, что он должен открыть глаза своему учителю. Он не допустит, чтобы учителя обманывала девчонка, которая не желает выполнять никакой общественной нагрузки. Он выведет её на чистую воду!
«Не пойдет больше в море капитан!»
— Пётр Петрович! — обратился Володя. — Можно, я после полярного кружка приду к вам в учительскую? Мне очень нужно с вами поговорить по важному делу.
Рядом с учителем стояла Шура Проценко. Она осталась после уроков решать контрольную.
— Разумеется, можно, — ответил Пётр Петрович. — Да я, собственно говоря, никуда не ухожу, я тоже хочу побыть у вас на кружке. Ну-ка, Серёжа, потеснись, — сказал он Лапину.
Серёжа с удовольствием потеснился, и классный наставник превратился в слушателя первого доклада своего ученика — Владимира Рогова.
Володя снял со шкафа свёрток и торжественно его развернул. Он ждал, что полярный кружок ахнет, но что громче всех ахнет его соседка по парте, это было для него неожиданностью. Шура сидела на задней парте и уже начала решать примеры, когда Рогов зашелестел бумагой. Она, конечно, подняла голову — и что же она увидела? На классной доске раскинулся синий океан, а рядом, слева, был портрет Дима. Дядя Дим, в этом не было никакого сомнения! Правда, очень молодой, не седой, в полной морской форме и с трубкой. Этой фотографии Шура раньше не видела, но у них дома есть другая, очень похожая на эту.
— Сегодня у нас будет беседа… — сказал Рогов и замолчал.
Шура Проценко, вместо того чтобы решать контрольную, смотрела на карту во все глаза.
«Пускай смотрит, — решил Володя. — Не хотела записываться, теперь пожалеет».
И он уже уверенно повторил:
— Сегодня у нас будет беседа о замечательном походе капитана Проценко.
Около карты появилась Наташа Левашко с длинной указкой. Она была очень серьёзная и внимательно слушала, что говорит Володя.
— Этот героический поход, — начал Рогов, — славная страница нашей мореходной истории.
Володя очень хорошо выучил, каким путём плыл по океану капитан Проценко. Теперь, совершая при помощи Наташи этот путь по карте, он говорил, не сбиваясь и не останавливаясь. Только Шуре, которая знала про этот поход от самого Дима, казалось, что Рогов рассказывает про что-то совсем другое. В его рассказе судно шло по тому же курсу и к тем же берегам, но в океане не было слышно ни штормового ветра, ни шума волн, не было видно зелёных коварных льдов и горизонт не закрывали снежные тучи. Раздавался только торжественный голос председателя отряда:
— Доблестный капитан Проценко закончил свой рейс в небывалый срок; преодолевая чрезвычайно сложный путь, наши моряки совершили настоящий подвиг.
Шура помнила, как Дим, расстелив на столе карту, рассказывал им целый вечер о том, что они плыли по океану пятьдесят дней и ночей, прежде чем подошли к морозному скалистому берегу.
«Вот здесь, — говорил Дим, обводя острым кончиком карандаша маленький белый островок, — здесь нас погода потрепала. Никому не пожелаю попасть в такую историю».
Дядя Дим тогда признался: «Казалось мне, что никогда не оттаю. Промёрз и устал смертельно».
Вот, оказывается, как ему было трудно вести корабль…
Володя продолжал говорить. Он говорил и говорил, и капитан Проценко в его рассказе всё время гордо стоял на своём капитанском мостике и смотрел только вперёд, не выпуская из рук бинокля.
«Зачем он сочиняет? — думала Шура. — Ну зачем?»
Володя перевёл дыхание и продолжал без запинки хвалить капитана. Если бы тот мог всё это слышать, то, наверно, сказал бы:
«Ну и ну! Вот какой я стал хороший, сам себя не узнаю!»
Левашко показала указкой точку на ледяном берегу, где, по словам Володи, капитан бросил якорь, и Володя замолчал.
— Всё? — спросил Пётр Петрович.
— Всё, — ответил Володя и, обращаясь к кружковцам, деловито спросил: — У кого, ребята, вопросы?
— А дальше? — спросил Миша Коршунов. — Дальше что было?
Надо же было Коршунову остаться на кружке! Володя не знал, что было дальше. Но он не растерялся.
— Когда капитан вернётся из нового плавания, мы пошлём ему телеграмму и попросим его рассказать…
Володя не успел договорить, о чём они будут просить капитана, потому что в классе кто-то громко заплакал.
Плакала Шура Проценко. Плакала горько, уронив голову на парту.