Тамбу-ламбу. Три звонка - Галина Карпенко

Когда Миша уходил, капитан пожал ему руку и пригласил непременно заходить.

— Мы с тобой потолкуем. Я тебе про таких птиц расскажу!

— Я приду завтра, можно? — спросил Миша.

— Всегда рад с тобой поговорить.

И Миша ушёл, не зная, что уносит маленький ключ от чудесной коробки, в которой теперь навечно была заперта старая обкуренная трубка, видавшая штормы и ураганы.

Близко, недалёко

Завтра воскресенье, во дворе нового дома будут сажать деревья. Володина мама дошивала к воскреснику очень пёстрый фартук и всем, кто звонил по телефону, говорила, что она завтра занята, потому что будет сажать деревья.

— Фартук очень хороший, — сказал Володин отец. — Но самое главное — что надеть на ноги. Копать — так по-настоящему! Дождь опять проливной, и завтра будет очень сыро.

— Ты что, отказываешься? И не думай, пожалуйста! Я уже тебя записала первым.

Оказывается, Володина мама не только шила фартуки. Она по поручению домоуправления обошла все квартиры в своём подъезде и ещё раз предупредила всех жильцов о воскреснике.

— Кстати, посмотрела, как живут, — вздохнула она. — Вот ты, — обратилась она к мужу, — говоришь: рабочий класс, рабочий класс! А у меня сегодня в седьмой квартире был неприятный разговор. Из них никто завтра на работу не выйдет. Живут самые настоящие рабочие: он прораб, а она крановщица, работает на подъёмном кране. Они говорят, что будто завтра у них воскресник на стройке. Представляешь? Кто же им поверит?

— В седьмой квартире, фамилия Проценко? — спросил Володя.

— Да, Проценко. А ты откуда знаешь?

— У нас в классе их дочь учится.

Володя сказал — учится в классе, а не сказал, что сидит с Шурой за одной партой.

— Проценко, Проценко… — повторила мать. — Где я слышала эту фамилию?

— Ну как же ты не помнишь? Мы с тобой капитану Проценко давали телеграмму по телефону.

— Ах да! — вспомнила мать. — Как же, ещё обратного адреса не сказали.

— Вот и зря, что не сказали, — грустно произнёс Володя и вспомнил про перочинный нож, — а он бы непременно прислал ответ.

Володя уже несколько раз ходил к автобусной остановке, один раз даже проехался на автобусе, но ремесленники больше не встречались.

«Вот жил бы настоящий Проценко на нашей лестнице, — думал Володя, — я бы давно придумал, как к нему зайти!»

«Извините меня, я не знал, что вы живёте так близко, — сказал бы он. — Я знаю про ваш ледовый поход. И сам склеил макет вашего корабля!»

«Заходи, заходи! — сказал бы капитан. — Так это ты прислал мне телеграмму? Спасибо!»

Они бы сидели и беседовали весь вечер. И капитан подарил бы ему замечательный ножичек, тот самый, который он видел у ремесленника. А на следующее утро Володя сказал бы участникам своего полярного кружка: «Я был вчера у капитана, он живёт со мною рядом. Он подарил мне одну вещь», — и всем бы показал подарок.

Где живёт на самом деле капитан? Может быть, близко, недалёко? А может быть, он уже не на суше, а плывёт на своём корабле где-нибудь в океане?..

Владимир Рогов не только мечтал, он был способен и на действия. Несколько раз он подходил к будке справочного бюро. Подходил и отходил. И наконец решился.

— Проценко? — переспросила его румяная девушка, когда он обратился в заветное окошко.

— Проценко Дмитрий Дмитриевич! — повторил Володя и протянул ей три копейки за справку.

Девушка монеты не взяла. Она стала перелистывать страницы толстой книги, но именно в это время к справочной будке подошёл щеголеватый матрос. Будто по волшебству, девушка стала совсем другой: её внимательные глаза прикрылись ресницами, а щёки даже слегка побледнели.

— Проценко Д. Д. не значится! — сказала она ледяным голосом.

— Как — не значится? — оторопел Володя.

— Следующий! — произнесла девушка, и окошечко заслонила широкая спина в синей форменке.

Володя отошёл от будки, не заплатив за справку.

«Конечно! — подумал он. — Почему он должен значиться? Приехал и уехал. Он же не будет сидеть и прохлаждаться в городе, когда его ждёт корабль».

В окнах дома зажигались огни. Капитан Проценко подошёл к окну, чтобы опустить штору. Он поглядел во двор, покрытый блестящими лужами.

— Вот, на воскресник завтра не могу пойти! — сказал он с досадой. — Дерево посадить не могу!

— Знаешь что? — сказала Шура. — Мы по пионерской двухлетке приняли план — будем сажать не одно дерево, а целых сто. Пожалуйста, будешь сажать с нами. Мы, может быть, посадим и больше. А сейчас отойди от окна, я сама опущу штору.

Шура влезла на подоконник. В окне исчез дождливый вечер, его скрыла, как занавес в театре, пёстрая ткань…

Дим, конечно, и сам понимал, что ему сажать деревья покуда ещё нельзя.

— Мы тоже не пойдём, — сказала Мария Александровна. — У нас завтра на стройке рабочий день. Выходной перенесли.

— Из нашей квартиры пойду я одна, — сказала Шура, — и за всех отработаю.

Она даже немножечко заважничала.

— Ты нос не задирай, работай сама за себя, — сказала мама. — Что на дворе, что на стройке — работа одна.

Зацветут липы, тополь, акация

На следующий день, когда Шура вышла во двор, там уже было много народу. Управдом раздавал лопаты.

— Прошу, граждане, прошу! — говорил он, вручая кому лопату, кому грабли.

Ему помогала Володина мама. Она была в нарядном фартуке и в такой же косыночке и всем улыбалась.

— Дети, вы не будете копать, — сказала она Шуре, которая протянула руку за лопатой. — У нас нет для вас инвентаря.

— Чего нет? — переспросила Шура.

— Ты же, девочка, не удержишь такую лопату?

— Попробую, — ответила Шура.

Но ей всё равно не дали лопату.

— Вот вам, ребята, корзина, — сказал управдом. — Будете собирать в неё камни и мусор.

Взрослые стали копать лунки для деревьев. В земле попадалось много битого кирпича и разных железок. Корзин не хватило, и ребята складывали всё просто в кучу.

— Деревья должны свободно расправить в земле корни, — объяснял Мишин дедушка. — Если корням плохо, дерево не растёт.

Он осматривал саженцы, прислонённые к стене дома. Тонкие деревца ждали, когда они станут каждое на своё место.

— Вот этот вряд ли приживётся. — Дедушка с сожалением отставил прутик без корней.

— Подсунули! — с горечью сказал управдом. — Уж как смотрел, а всё-таки подсунули!

— Может быть, он просто случайно попал сюда, почему же обязательно подсунули? Это ясень, а больше, как я вижу, ясеня нет, — пояснил Мишин дед и распорядился: — Первыми будем сажать липы!

Жильцы работали очень хорошо и весело. Один мужчина в очках даже запел песню:

Не осенний мелкий дождичекБрызжет, брызжет сквозь туман…

Но Володина мама подошла к нему и сказала:

— Что с тобой?

Шура была рядом, и ей было слышно, как, протирая очки, этот человек стал объяснять, что у него сегодня прекрасное настроение.

— Но петь-то дома можно! — возразила Володина мама.

Так Шура и не дослушала песню, которую раньше никогда не слыхала.

Володя Рогов тоже работал, только на Шуру не обращал никакого внимания, будто они не были знакомы. У него в кармане лежал билет на дневное цирковое представление. Он очень старался, чтобы уйти пораньше и не опоздать в цирк.

— Мы посадили сто двадцать два дерева! — объявила Шура Диму, который сам открыл ей дверь.

Хотя папа и мама ещё не пришли с работы, дома уже был накрыт стол, а на плите стоял горячий борщ.

— Ты делал резкие движения? — строго спросила Шура.

— Абсолютно ни одного, — ответил Дим и прошёлся по комнате так плавно, будто под его ногами была палуба корабля, который шёл по морю в самую хорошую погоду.

— Вот, посмотри, — сказала Шура, подходя к окну, — это липы, они вырастут очень большие. А это акация, она весной будет цвести. А это… я забыла, как называется, тоже очень хорошее дерево!

— Это тополь, — сказал Дим.

— Тополь! Правильно, тополь! — обрадовалась Шура. Как же она могла забыть такое знакомое дерево, которое росло за окном старого дома, где она жила раньше! — Я его просто не узнала.

— Это бывает. Не только дерево — человека иногда не узнают, — сказал Дим.

— Узнают, только притворяются, что не узнали. Вот Володька сегодня делал вид, будто совсем меня не знает. Пускай!.. А тополь, знаешь, через два года уже большой вырастет.

— Ты будешь тогда в седьмом классе и потребуешь туфли на каблуках! — сказал Дим.

Шуре очень нравилось, что Дим шутит. Последние дни он был молчалив. Если у человека болит сердце, он прислушивается к нему и молчит.