Клятва на стали - Дуглас Хьюлик

– Тогда я предлагаю спрятать их как можно лучше. К тому же ты знаешь, что я такими вещами не занимаюсь.

– Правильно, твои секреты наверняка гораздо опаснее.

– Опасность обитает в очах взирающих. – Джелем пожал плечами. – Но так и быть: я покажу тебе письма, перед тем как запечатаю. Устраивает?

Я изучил моего собеседника в попытке прочесть его мысли и решить, морочат ли мне голову и если да, то насколько серьезно. Беда была в том, что он был слишком искушенным жуликом, чтобы чем-то себя выдать, а я – слишком гордым, чтобы признать поражение.

– При условии, что ты запечатаешь их у меня на глазах, – сказал я наконец.

– Как угодно. – Джелем отпил кофе, всосал дым. – Но если тебе интересно мое мнение, то позаботься лучше о том, как проникнуть в Эль-Куаддис, потому что это намного серьезнее, чем мои письма.

– Документы я выправлю.

Для пересечения границ и посещения больших городов в империи и Джане требовались паспорта и подорожные. Имперским и деспотийным бюрократам, не говоря о сборщиках податей, всегда становилось легче на душе, когда они знали, кто, куда и зачем идет и сколько можно урвать на этом действе. Чем дальше ты направлялся и чем больше пересекал границ, тем хитроумнее становились требования, но у меня были для этого свои люди.

– Да, я не сомневаюсь, что Балдезар подделает тебе бумаги, – согласился Джелем. Он познакомился и поработал с главным писцом, которого я нехотя вернул в мою организацию, когда скрывался от Тени. – Их было бы достаточно, направься ты не дальше Вааса, Гешары-на-Заливе или какого другого торгового города. Но мы говорим об Эль-Куаддисе; для получения доступа в политические и религиозные центры Деспотии нужно больше, чем поддельный паспорт с фальшивым штампом о пересечении границы, особенно для неизвестного имперца, который странствует сам по себе.

– Что ты имеешь в виду?

– Тебе нужны проходные письма. А для них – покровитель.

Джанийский патронаж. Я слышал о нем, но никогда не сталкивался. В те считаные разы, когда я бывал в Джане, дело ограничивалось встречами с моими доверенными людьми или взиманием платы за имперскую реликвию из тех, что подороже, контрабандой которых я промышлял. Эти свидания происходили в какой-нибудь захудалой, иной раз безымянной пограничной деревушке или в торговом городе покрупнее, где удавалось беспрепятственно миновать ворота за пару монет и с обычным паспортом. Я никогда не имел надобности углубляться в Деспотию, а потому не нуждался в связях, о которых толковал Джелем.

– Насколько трудно организовать патронаж?

– Для почтенных купцов и дипломатов? Ерунда, обычно хватает нескольких отвратительно крупных взяток и пары посулов. Но для Серого Принца и Носа? – Он покачал головой. – Патронаж преследует двоякую цель: сохранить старые торговые монополии купеческих племен и отвадить случайных шпионов. Ни у кого из торговых шейхов нет никаких оснований за тебя поручиться, и я сомневаюсь, что ты найдешь знатного горожанина, готового подписаться под письмом, которое возложит на него ответственность за твои действия. Странствующее семейство свидетель – я не рискнул бы ради тебя моим состоянием.

– Да, но ты меня знаешь.

– Это верно, но мы сейчас не касаемся превратностей моей жизни. Мы говорим о твоей. И незатейливая правда в том, что тебе не войти в Эль-Куаддис без надлежащих проходных писем. Это во многих смыслах закрытый город, когда речь заходит о неизвестных или подозрительных имперцах.

– Вроде воров и бывших Носов.

– Именно так.

Я подался вперед и задел кофейную чашку. Из-за выпитого и зерен, которые я поглощал с того момента, как разыскал Джелема, мои руки мелко дрожали. Отходняка не будет еще часа два, но когда наступит, мне придется худо. За это время мне предстояло успеть как можно больше.

– А подделать нельзя? – спросил я с напускной беспечностью.

– Возможно. – Джелем вскинул брови, прикидывая в уме. – Но имей в виду, что мы, джанийцы, взираем на документы иначе, чем вы, имперцы. Особенно на неофициальные.

– Это как же?

– Для тебя важно то, что сказано в бумаге; то, что она позволяет тебе по вашим законам; для нас важнее личность подписавшегося и красочность документа. В Джане важные документы и выглядят важными; содержание в лучшем случае третьестепенно. Даже мелкие чиновники лезут из кожи вон, стараясь разукрасить свои грамоты и доклады. Что касается проходного письма… что ж, это сложное дело. У каждого дома и племени писцов существует собственный замысловатый свод правил. Орнаментация, раскраска и каллиграфия в таких документах – далеко не мелочь, и это вдвойне справедливо для письма, предоставляющего доступ в Эль-Куаддис. Позолоченные листы, хитроумные печати, драгоценные чернила и краски, даже спайка волокон самой бумаги – все это тщательно прописано для каждого покровителя. Письма суть произведения искусства.

– А искусство подделать трудно, – пробормотал я.

– Тем более на скорую руку.

– Сколько времени это займет?

– Многое зависит от покровителя, стиля росписи, цены и наличия материалов… – Джелем пожал плечами.

– Джелем, сколько?

– Если раздобыть все это быстро? Неделю; скорее всего, дольше.

Недели у меня не было – Волк дышал в спину.

– Должен найтись какой-то способ, – заявил я. – Ни один город нельзя запереть наглухо, тем более такой крупный, как Эль-Куаддис.

– Конечно нет, – согласился Джелем. – Но у Закура нет резонов оказывать радушный прием иностранному криминальному принцу, а у тебя нет связей, чтобы смазать другие шестерни. Наверно, дело было бы проще, не собачься империя с Деспотией так шумно, как это происходит сейчас, но если ты не войдешь с почтенным караванщиком или вдруг не освоишь барабан и не присоединишься к труппе менестрелей, то я не знаю легкого способа проникнуть в город.

– Вот зараза! – буркнул я и повернулся, намереваясь заказать свежий кофейник, но тут меня осенило. – Труппа менестрелей? – переспросил я. – Почему ей легко попасть в Эль-Куаддис?

Джелем пренебрежительно отмахнулся.

– Шестой сын деспота, падишах Язир, считает себя покровителем искусств. Он условился с отцом – скорее, сказать по правде, добился своим нытьем его молчаливого согласия – распространить покровительство падишаха на всяческих музыкантов, скульпторов и поэтов, облегчив им проход в город. Его посетило видение о превращении Эль-Куаддиса в рай для Новой культуры, как он выражается. Никто не знает, что это такое, но мои источники сообщают, что в настоящий момент там числятся в основном позеры и бродяги, которые пользуются покровительством падишаха, чтобы набить брюхо и опустошить его кошелек.

– И он просто раздает свое покровительство?

– Так мне сказали.

– Позерам и бродягам?

– В хороший день.

– Скажи, – произнес я, и на губах у меня заиграла улыбка, – как относится падишах Язир к актерам?

– Нет, – сказал Тобин. – Решительно нет.

– Да почему нет-то, черт побери?

– Джан? – переспросил руководитель труппы и указал широким жестом на якобы Джан. Я не стал париться с объяснениями, что он показывал на запад, а не на юг. – Джан? – повторил он снова. – Пустыни, сударь! Бандиты! Кочевники! Не говоря о джанийцах, которые изъясняются… по-джанийски. В отличие, смею добавить, от нас.

– Два года назад труппа Паллиаса совершила турне по Деспотии, – заметил Езак.

Он привалился к стене в дальнем конце сеновала и хладнокровно взирал на ясеневую палку, из которой выстругивал посох. Судя по горке тонкой стружки в ногах, его труд был близок к завершению. Между Езаком и нами на сене и на полу расселась остальная труппа, вертевшая головами по ходу беседы туда и сюда, как зрители на судебном разбирательстве.

– И что они получили за это? – вспылил Тобин. – Выпали на месяц, а после докатились до деревень и торговых городишек. А взятки! Даже не напоминай мне о взятках, которые Паллиас заплатил этому ворью, рядившемуся под деспотийских чиновников!

– И чем это отличается от некоторых наших туров по империи? – осведомился Езак.

Труппа загудела, разделившись на два лагеря.

– В империи есть вода, – огрызнулся Тобин. – И имперцы. Они хотя бы достаточно хорошо понимают нас, чтобы платить.

– Как правило, – уточнил Езак.

– Большей частью.

Езак пожал плечами и провел своим ножичком по палке, снимая тонкий завиток древесины.

– Суть в том, – подал я голос, – что я должен отправиться в Джан и мне нужно, чтобы вы пошли со мной.

– Нужно? – вскинулся Тобин, развернувшись. – Нужно? А в чем, позволь узнать, причина этой нужды?

Над ответом на этот вопрос я думал большую часть дня. С того момента, как расстался с Джелемом; затем по ходу беседы с Келлзом насчет отъезда из Илдрекки; потом по ходу поисков Птицеловки и посвящения ее в назревающий замысел – все это время я размышлял над тем, что скажу. Я перебрал угрозы, подкуп, сделки, шантаж, мошенничество – весь привычный арсенал Круга, и от всего отказался. Я собирался путешествовать с этими людьми в течение месяца, деля с ними воду, пищу и кров, а в конце путешествия опереться на них, чтобы проникнуть в Эль-Куаддис. И если выступить в путь мне без труда удалось бы при помощи лжи и угроз, то к моменту достижения цели положение могло полностью измениться. Месяц – долгий срок, чтобы держаться на лжи или страхе, и я не хотел рисковать разладом посреди Джана. Гораздо лучше рискнуть в самом начале, здесь, пока я не вложил в затею не только силы и время, но и надежду. Гораздо лучше выложить правду.