Вуаль из виноградных лоз - Тилли Коул

Я каждую ночь вспоминал каким был мой отец перед своей смертью. Последние несколько недель, кода он понимал, что его время уходит, он держал фото моей матери в своих руках, когда лежал в кровати. С каждым днем он сжимал ее все сильнее и сильнее, он знал, что приближается время, когда он снова с ней встретится.

Мой отец никогда не боялся смерти. Потому что…

— Он снова становился цельным, — произнес я, не собираясь заканчивать свою мысль вслух.

Мои щеки покраснели, когда Кареса посмотрела на меня.

— Что?

Я покачал головой, желая забыть об этом, но Кареса удивила меня, протянув руку и положив ее на мое плечо. В тот момент, когда ее пальцы коснулись моей загорелой кожи, тепло поднялось по моей руке. Ее пальцы были маленькими и тонкими, и я не мог оторвать глаз от ее ногтей. Они были идеальной формы и покрыты светло-лавандовым цветом.

Я поднял взгляд, и когда это сделал, то почувствовал, как большой палец Каресы скользит верх и вниз по моей руке. Это было всего лишь раз, и это движение было легким, как перышко, но мне понравилась ее мягкая ласка.

Она замерла. Это было рассеянное действие, но оно заставило мою кожу задрожать от ее прикосновения.

Кареса убрала свою руку. Прочистив горло, она сказала:

— Пожалуйста, продолжай. Мне нравится слушать о твоем отце. Ты что-то начал говорить о том, что он снова становился цельным?

Потемневшие листья низко висящих веток деревьев, скользнули по моей щеке, когда мы проезжали мимо них. Я сделал глубокий вдох.

— Да.

Кареса терпеливо ждала, когда я продолжу. Я неловко заерзал в седле. Нико должно быть почувствовал это, его голова дернулась вверх, и он глубоко вздохнул. Кареса мягко засмеялась над быстроменяющимся настроением моего мерина.

Я не мог, не улыбнутся в ответ.

— Ты не должен рассказывать, если тебе не комфортно, — сказала Кареса. — Ты ведь только познакомился со мной. Мне не следовало совать нос в чужие дела.

Я покачал головой.

— Нет, это не так. Просто…

Я замолчал, пытаясь сформулировать слова.

— Что?

Я пожал плечами.

— Не знаю. Наверное, это может показаться глупым. Но мой отец… он был безнадежным романтиком. По-настоящему он любил только мою мать. Он больше не женился и никогда не смотрел на другую женщину за все годы, что прожил после ее смерти, — я оглянулся на поля зелени. — У него были уникальные представления о любви и делах сердечных. Возможно это может показаться смешным. Но я бы… Я бы не вынес…

— Если бы над его памятью смеялись? — продолжила она, когда я не смог закончить свою фразу.

Я кивнул.

— Он был моим отцом. Он…был всем для меня.

— Я не насмехаюсь над ним, Ахилл. Это был последнее, о чем я думала.

Тогда я внимательно посмотрел ей в глаза. На самом деле пытался всмотреться в их темные глубины. И все, что я увидел — это правда сияющая мне в ответ. Принятие и понимание.

И возможно… привязанность?

Я повел нас направо, огибая дорожку по периметру. С этой дистанции я мог видеть свой коттедж, осенние цвета которого создавали потрясающий вид на мой дом — дом моего отца.

— Вы слышали о Платоне? — спросил я.

— О греческом философе?

— Да.

Кареса выглядела смущенно, но не давила на меня. От этого мне становилось легче. Она оказалась совсем не такой, как я думал. Ну я никогда особо не думал о ней, пока она не появилась на моем винограднике, но предполагал, что она будет похожа на принца. Высокомерна и груба со всеми, кто не является людьми ее круга.

Она оказалось совсем не такой.

— Мой отец любил читать, — продолжил я, чувствуя, как мои губы изгибаются от воспоминаний. — Он читал постоянно, все, что попадалось ему под руку. Когда я был ребенком, он читал мне Толкина. Он был моим любимым автором.

Кареса рассеянно провела рукой по шее Розы.

— Ему нравилось почти все, но его страстью была философия, — я нервно рассмеялся. — Странно для простого винодела, знаю.

— Совсем нет, — горячо возразила Кареса. Ее сильный ответ удивил меня. — Я вижу, что он понял философию. Философия учит созерцать мир во всех его аспектах — его творение, его красоту, его недостатки и смысл. Винодел берет семена из простого плода, использует землю, чтобы возрастить его, а затем дает ему жизнь самым удивительным способом. Я прекрасно понимаю, почему твой отец любил философию. Он жил этим, как и ты. Не думаю, что большинство людей, могут сказать это о работе своей жизни.

Я уставился на нее и не мог отвести взгляд. Ее слова были бальзамом на рану, о существовании которой я не знал. Она не считала то, чем мы здесь занимались, чем-то низменным, как некоторые. Она ценила это.

— Мой отец был одержим Аристотелем. Но его любимым философом был Платон. Он читал мне Симпозиум Платона, когда я был ребенком, — мое горло перехватило от этого воспоминания. — Особенно часто он читал мне часть про любовь, — мое лицо и шея, казалось, загорелись огнем.

Я никогда раньше не говорил с кем-то о любви. Точно не с герцогиней.

— Про любовь? — спросила Кареса. — Что говорил Платон о любви? Боюсь, когда дело касается философии моя память коротка.

Я ослабил поводья Нико, давая ему больше свободы, пока мы лениво шли по длинной дорожке.

— Моему отцу сильно нравился Платон, потому что он предлагал теорию о «разделенных половинках». Именно так он представлял мою мать и себя, их жизнь. Вот почему он так сильно любил ее, даже после смерти. Она делала его цельным.

— Извини, но я до сих пор не понимаю. Что за теория о «разделенных половинках»?

— Вот тут-то все и становится фантазией, я думаю. Платон писал, что когда-то, согласно греческой мифологии, люди были созданы как единое целое, с четырьмя руками, четырьмя ногами и головой с двумя лицами. Было сказано, что они начали бросать вызов богам, которые боялись, что их когда-нибудь свергнут. Зевс послал вниз молнию, которая разделила их на две части, две части одного целого. И позже эти части были отправлены в разные уголки мира.

Я взглянул на Каресу, чтобы проверить продолжает ли она меня слушать. Ее глаза были прикованы ко мне, зрачки расширены.

— Что потом? — мягко спросила она. — Что с ними случилось?

Мне показалось, что в этот момент, она была так же увлечена идеей разделенных половинок, как и мой отец.

— Они были сломлены,