Убей-городок (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

Хорошо, что Саня жил в соседнем общежитии, в двух шагах от меня. Правда, его графика я не знал, рассчитывая на удачу. Но к счастью, приятель оказался дома. Он как раз отсыпался после суточного дежурства, но к моему приходу уже встал.

— Сань, ты мне компанию не составишь? Мне бы по одному адресочку сходить, – спросил я.

— А что случилось? — зевнул тот. — Так ты, вроде бы, на больничном должен сидеть? Чего в форме-то?

— Так сам знаешь, какие у нас больничные? Скоро все равно на работу выхожу. А сегодня надо с одним товарищем профилактическую беседу провести. Пьет сильно.

Саню ситуация не сильно и удивила. Такое тоже бывало, что участковых просили просто поговорить с гражданином, «без протокола».

— Внушение сделаем?

— Не-а, я с ним сам хочу поговорить. А ты на площадке постоишь, для страховки.

— На стреме постоять? — хохотнул Санька. — А если тебя бить будут, то спасать?

— Да вроде того, — пожал я плечами. — Тут и идти недалеко, на Ленина.

— Так ладно, схожу, — зевнул Саня еще шире. — Все равно вечером делать нечего. Вот только, чаю вначале попью. Чай будешь? Сушка еще есть.

Чаю я вроде и не хотел, но зайти в гости, да не попить чаю, если тебе предлагают — неприлично.

Пока пили чай, я опять удивил своего приятеля.

— Слушай, а ты чего без сахара пьешь? — нахмурился Барыкин. — Я ж помню, что ты по пять ложек в стакан клал. Сам же всегда говорил — чай должен быть как поцелуй красавицы (Санька изобразил зверский грузинский акцент) крепким, сладким и горячим.

Я и сам помню, что всю жизнь был отъявленным сладкоежкой. Правда, чтобы пять ложечек сахара на стакан чая – этого не было, а вот три, точно. Не понимал, как это можно несладкий чай пить? А я со сладким чаем еще и конфетку мог употребить, и пирожное. А вот, уже лет пять, как пил чай без сахара, и казалось нормально.

— Так после больницы не только на курево, но и на сахар — словно отшибло.

— Да? — с изумлением хмыкнул Саня, потом сам же себе и ответил. — Ну да, печень она такая, штука капризная. Тока если окажется, что ты еще и водку не пьешь, я с тобой больше никуда не пойду…

Водку мы с ним пили нечасто, но что там греха таить – бывало. Если вдвоем – то брали «маленькую», а если пол литру – то это уже на троих. Третьим, иной раз, бывал дядя Петя, который никогда не закусывал, но никогда не пьянел.

— Про водку говорить не стану, но пока тоже воздержусь, — сообщил я, прислушиваясь к сигналам организма. Вроде бы, на слово водка «изнутри» реакции не последовало. Может, немножко можно? А то так и ладно, обойдусь. И «отмазка» для товарищей теперь есть.

Бабушек на лавочке у подъезда на этот раз не было, потому что по вечернему времени их сменили подростки, возившиеся со старым велосипедом. Завидев двух подходивших милиционеров, они сразу притихли.

Глянул на пацанов, на всякий случай вложив во взгляд толику строгости. Но я промолчал, а вот Саня спросил:

— Угнали у кого?

— А чё?! Наш это велик! — возмутился один из ребят. — Кого хошь спрашивайте — не угоняли.

Приятель пришел к нему на помощь:

— Миха его из старых великов собрал, со свалки.

Я бы поверил. Рама погнута, проржавела, на колесах не хватает половины спиц, а руль, словно его кто-то жевал. Кожа на седле протерта, пружины торчат. Вот этот у парней точно никто не угонит. Зато если наш легендарный «гаишный» старшина Катяшичев увидит парней на таком велике – пиши пропало.

Спросить, что ли – на месте ли Бурмагин? Но эта шантрапа, в отличие от бабушек, могла и не знать. Или не сказать. Тем более не скажут – трезвый нынче охотник или пьяный? Если он пьяный, то разговора не получится. Хуже бывает только в одном случае – если мужик с похмелья. Поэтому я не пошел с утра, и не стал затягивать визит до позднего вечера. Шестнадцать часов – самое то. Даже если Бурмагин и пьет, он еще адекватен.

Квартира двадцать восемь отчего-то оказалась на третьем этаже, хотя я думал, что она должна бы быть на втором.

Я нажал на кнопку звонка. Ноль реакции.

— Чего ты жмешь-то? — сказал за моей спиной Барыкин. — Не видишь, проводок оторван?

И впрямь. Провод был словно откушен. Не иначе, кто-то похулиганил,

— Дай-ка я, — отодвинул меня Саня и пару раз стукнул кулаком по двери. — Эй, хозяин, открывай!

— Чё нада? Кто там?— донеслось изнутри.

Чуть было не брякнул: «Открывай, свинья, медведь пришел!» (Это как-то внук выдал, вернувшись из детского садика), но напарник меня опередил и, не мудрствуя лукаво, ответил в тон:

— Сто грамм!

Послышался скрип ключа, дверь приоткрылась.

Я помог, (не скрою, не слишком вежливо), двери открыться полностью и узрел следующий «натюрморт»: Бурмагин – крепкий мужичок, ростом слегка пониже меня, но шире в плечах, со щетиной, уже начинающей превращаться в бороду, голый по пояс и в старых трениках, с вытянувшимися коленками, вытаращил на меня глаза так, словно увидел привидение.

Сколько раз авторы вставляли в свои тексты фразу, украденную у классика. Но я не могу подобрать других слов, кроме тех, что написал Николай Васильевич. Немая сцена.

Наконец, мужичок совладал с языком и почти нечленораздельно прохрипел:

— Откуда?…

В принципе, для того, чтобы недостающие проценты вошли в «соточку» моей уверенности, что ножом меня пырнул именно он, достаточно. А ещё я понял, почему у фигуранта в явке с повинной, о которой мне рассказывали в СИЗО, была кличка «Босой». Бурмагин, несмотря на нестарый ещё возраст, был лыс, как яйцо. Причёска, в отличие от долее поздних времен, совсем непопулярная. И таким несчастным как бы в насмешку, случалось, давали кличку «Босой».

Так, начало обнадёживающее, подумал я. «Босой» в шоке. Никаких сомнений, что это он меня подрезал и теперь пребывает в полном недоумении. Мой приход для него сигнал, что милиции всё известно. Он понимает и свой прокол, если не дурак: уж слишком его реакция соответствует фактическому признанию вины. Теперь нельзя позволить ему очухаться, а то вывернется, замулит, ничего мол не знаю. А что у меня на руках, какие доказательства, кроме внутреннего убеждения? – Ничего. Значит, полный вперед: только блеф и напор.

Я показал Бурмагину кивком головы – вперед на кухню. Сам бегло осмотрелся.

Квартира у Бурмагина двухкомнатная, «хрущоба», с тесной прихожей и микроскопической кухней, дверь в ванную комнату приоткрыта.

Комнаты я осматривать не стал, только заглянул – мало ли, вдруг там кто-то засел? Но кроме дивана, шкафа да тряпок на полу ничего нет.

Кухня полупустая. Нет ни холодильника, ни типичного для наших квартир шкафа-пенала. Стол, пара табуретов, несколько ящиков из-под вина. Видимо, используются вместо сидений. На полу гора мусора, состоявшая из окурков, рваных газет, подсолнечной шелухи. На грязной и закопчённой газовой плите кастрюли, успевшие покрыться коростой. На столе, понятное дело – немытые тарелки, грязные стаканы, окурки. А по грязной столешнице неспешно шествовал здоровенный таракан.

В общем и целом, все, что я увидел, можно охарактеризовать одним словом – срач. Жаль, это слово в обиход войдет позже, поэтому вслух я его постараюсь не произносить.

А ведь несмотря на беспорядок, кухня не производила впечатления «убитой». Если прибраться, выкинуть мусор, полы и стены отмыть, плиту как следует отскрести, жить можно. Видел я квартиры, в которых хозяева годами не прибирались, а просто копили мусор. Вот там, чтобы привести помещение в «божеский» вид, одной только уборкой не обойтись. Как минимум нужен косметический ремонт, а максимум – перестилать сгнившие полы, все шпатлевать, менять кафельную плитку, если, конечно, достать такой дефицит получится. В общем – все выкинуть, оставив лишь стены, а потом все сделать заново.

Значит, Бурмагин пьет не так и давно. Может быть пару месяцев, может и три. А если мебель отсутствует, то это значит, что мужик пропивает свое имущество.

— Садись! – я указал на табурет и велел Бурмагину вытянуть ноги вперед. Из этого положения у него не получится быстро вскочить, захоти он сделать мне какую-нибудь бяку. А вот мне из-под него табуреточку очень даже удобно выбить будет, если что. Санька-то рядом, но не настолько, чтобы немедленно прийти на помощь. Сам садиться не стал – я должен доминировать (всего этого молодой Лёха Воронцов, конечно, ещё не знал, но знал я поживший и повидавший).