Твердь небесная - Юрий Рябинин

За зиму Саломееву удалось привлечь к участию в кружке троих молодых людей, причем каждый из новичков был на редкость ценным приобретением. Один из них, по фамилии Мордер – изгнанный за неблагонадежность из технического училища студент, – жил теперь в Москве нелегально и грезил, как бы только, по его словам, отворить этой стране кровь.Саломеев сразу смекнул, что этот Мордер будет очень полезен в обоих направлениях его деятельности: во-первых, он беспрекословно исполнит любое задание, и чем более дерзкое, чем более «революционное», тем охотнее; а во-вторых, если Саломееву потребуется в очередной раз доказывать полиции, что он не даром кормится от ее щедрот, то лучшего доказательства, как предъявление головой этого инородца – озлобленного ненавистника власти и самого государства, – невозможно и придумать.

Еще одним новым участником стал прапорщик расквартированного в Крутицких казармах Ростовского полка Фердоусенко. Его порекомендовали привлечь к работе товарищи из комитета. При встрече, рисуясь чуть ли не главнокомандующим, этот прапорщик заговорщицки и гневно шипел Саломееву в самое лицо: «Пора распрямлять спину! Время отсиживаться в барсучьих норах прошло! Надо действовать! Действовать! Я подниму солдатские массы! Я приведу под наши знамена тысячи штыков! Мы сметем кучку лакеев денежного мешка!» Это все были штампы из социалистических брошюрок, может быть, и из того же Гецевича, которых Фердоусенко, очевидно, вдоволь начитался. Саломеев понял, что этот офицерик, несомненно, мечтающий о бесподобной наполеоновской карьере, составленной на революционной волне, редкостный пустослов, натуральный долдон, и вряд ли от него вообще следует ожидать сколько-нибудь значительной пользы. Хорошо еще, если вреда не будет. Но наступившее безрыбье вынуждало не отказываться теперь даже от такого балласта.

Впрочем, Саломееву не нужно было мучительно выдумывать, для чего может ему пригодиться такой субъект, – уж его-то я надолго при себе не задержу, решил он.

По-настоящему ценным приобретением был для Саломеева третий новичок – Тихон Клецкин. На первый взгляд могло бы показаться, что если студент и офицер являлись сомнительно полезными участниками организации, то уж какой там пользы ждать от… малограмотного извозчика. Но Саломеев верно рассчитал, кто и каким образом ему сможет послужить. И если первых двух новых товарищей он заранее записал в кредит, приготовив их, как на убой, для расчета по обязательствам перед полицией, то Клецкина Саломеев ставил в самую высокую строку дебета, поскольку отводил ему важнейшую роль в своей антиправительственной деятельности, которую он собирался втайне от охранки и сыска развить с новою силой. Такое значение этому, казалось, незначительному простолюдину Саломеев придавал по ряду причин. Прежде всего, потому, что Клецкин, как Саломеев знал доподлинно, был абсолютно не запятнан какими-либо связями. Какие могут быть связи у двадцатипятилетнего деревенского парня из калужской глуши? Кроме того, Клецкин имел зуб на власть, обошедшуюся, по его мнению, не по-божески сего фамилией: местный земский начальник – сущий мироед!– посадил в тюрьму отца Клецкина за то, что тот всего-то посмел перечить как-то ему.

Познакомился с Клецкиным Саломеев случайно. Осенью он ездил по делам в Калугу и, прогуливаясь по городу, заглянул, между прочим, на базар, чтобы послушать, о чем народ толкует. Здесь он и встретил Клецкина, – тот продавал лошадь.

Разговорившись с ним, Саломеев узнал, что на вырученные деньги малый собирается поехать в Москву и пристроиться к какому-нибудь делу, – он умел по столярной работе и был уверен, что в огромном городе вполне прокормится своим мастерством, вот только бы инструмент хороший справить!Саломеев посоветовал ему лошади не продавать, а ехать на ней в Москву и поступить там в извозчики. Пока еще Саломеев отнюдь не думал вербовать этого парня. Но судьбе угодно было сделать их товарищами.

В последний день, когда он уже собирался распрощаться с тишайшею Калугой, Саломеев неподалеку от вокзала встретил своего знакомца. Клецкин ехал куда-то в нагруженной доверху сеном телеге. Оказалось, он внял случайному совету и теперь держал путь в самую Первопрестольную. Он даже предложил Саломееву не тратиться на билет, а ехать вместе с ним. Саломеев подумал, а почему бы ему действительно не провести несколько дней на душистом сене среди живописных пейзажей, – погода чудесная, дни стоят солнечные, да и опять же полезное общение с простым народом в лице этого калужанина… Одним словом, через минуту Саломеев, свесив ноги, покачивался в крестьянской телеге.

И вот в долгой дороге парень признался, что на самом-то деле планы у него совсем не те, что он поведал давеча на базаре. Он рассказал попутчику в сердцах, что жизни ему нету никакой, хоть в омут сигай: отца посадили, мать померла, невеста его обманула и теперь замужем за другим. Куда ни кинь, всюду клин. И инструмент он хотел заиметь вовсе не столярный. Наслушавшись всяких сплетен-толков, что нынче в России какие-то бедовые люди – революционеры – повсюду стреляют и взрывают начальство, он вздумал как-то разыскать этих удальцов, приобрести у них адскую машину, и ни много ни мало взорвать к ядреной матери земскую управу вместе с ненавистным начальником.

Саломеев просто-таки подскочил на сене, как ужаленный. Вот это случай! Вот это находка! Этот простак из захолустья может стать ему ценнейшим, незаменимым соратником!

Открытие было сделано где-то на полпути между Калугой и Малоярославцем. А в сам Малоярославец спустя несколько часов Тихон Клецкин въезжал уже довольно подкованным социалистом. Он узнал, что в его бедствиях виноват не какой-то мелкий самодур – никчемный земский начальник, а существующий государственный строй. И адские машины подкладывать нужно не под отдельных исполнителей законов, а вернее беззаконий, на которых покоится государственная система, но необходимо решительно взрывать самую эту систему, самое государство, и тогда вместе с ним провалятся в преисподнюю и все беззакония, и все – большие и малые – исполнители, и, разумеется, этот обидевший Тихона чиновник. Вот тогда и наступит настоящее царство добра и справедливости.

Просветив крестьянина таким образом, Саломеев осторожно, будто бы ничего такого конкретного не имея в виду, поинтересовался: а не согласился бы он, когда бы вышел случай, поучаствовать в благородной борьбе со злобными силами, гнетущими простой трудовой люд? На удивление, парень тут же показал недюжинный ум, спросив: неужели от него, темного крестьянина, может быть какая-то польза в этой благородной борьбе? на что еще годен их брат мужик, кроме как урядника поддеть на вилы? Но Саломеев, предусмотрительно и скромно не раскрывая своей роли в революционном движении, заметил, что значение каждого участника борьбы зависит от его руководителя: иногда самый, казалось бы, невеликий, забитый, задавленный жизнью человек может принести огромную пользу, если его действия будет направлять опытный, мудрый и образованный старший товарищ. Понятно, так щедро лестно Саломеев характеризовал самого себя. Тут уж Клецкин без колебаний попросился принять его в революционеры-.да я ж их!., мы ж их!.. – и не в силах выразить охвативших его чувств, он хлестанул кнутом лошаденку, будто вкладывая в удар всю накопившуюся ненависть к несправедливому мироустройству или демонстрируя, как он будет немилосерден ко всем народным захребетникам. Так Саломеевым был завербован новый участник.