Второй пол - Симона де Бовуар

от нее большой затраты сил. Три проститутки, о которых шла речь выше, неординарны, они умны, восприимчивы, чувствительны. Они, без сомнения, отдавали себе отчет в том, что, как только их перестанет защищать рутина ремесла и как только клиент перейдет из разряда обыкновенного, типичного клиента и примет индивидуальный облик, они тут же станут жертвой чьей-то совести и свободного каприза, и речь уже будет идти не о простой купле-продаже. Впрочем, есть проститутки, специализирующиеся на «фантазиях», и оплачиваются они дороже. Во враждебном отношении проституток к клиентам проявляется еще и классовое чувство. Хелен Дейч пространно изложила историю некоей Анны, хорошенькой белокурой проститутки, по возрасту совсем ребенка, которая, будучи, как правило, нежной, милой, испытывала приступы бешенства при виде определенного типа мужчин. Она выросла в рабочей семье; отец пил, мать постоянно болела; это несчастное супружество привило ей ужас перед семейной жизнью, и она ни за что не соглашалась выйти замуж, хотя, несмотря на ее ремесло, ей неоднократно делали предложения. Местные парни ее совратили; ей нравилось ее занятие; но когда, заболев туберкулезом, она оказалась в больнице, у нее стала развиваться безумная ненависть к врачам; «респектабельные» мужчины ей были отвратительны; вежливость, сочувствие доктора для нее были непереносимы. «Что, мы не знаем, что ли, как с них легко слетает маска любезности, достоинства, самообладания и вместо этого появляется грубое животное?» – говорила она. В остальном же была уравновешенной, психически здоровой. Вот только сочинила историю про ребенка, который якобы воспитывался у кормилицы, а так не лгала. Умерла она от туберкулеза. Еще одна молоденькая проститутка, Джулия, которая с пятнадцати лет отдавалась всем встречавшимся с нею мальчишкам, любила только слабых, бедных, несчастных мужчин; с ними она была мила, нежна, а на остальных смотрела как на «диких животных, заслуживающих самого худшего обращения». (У нее был сильно выраженный комплекс на почве несостоявшегося материнства; слова «мать», «ребенок» и созвучные с ними вызывали у нее припадки неконтролируемой ярости.)

Бо́льшая же часть проституток морально адаптируется к своему уделу; это совсем не означает, что у них наследственная или врожденная порочность, аморальность, – они просто чувствуют себя, и не без оснований, частью общества, требующего от них именно таких услуг. Они прекрасно знают, что назидательные речи полицейских, регистрирующих их, чистейшее пустословие, а возвышенные чувства, афишируемые клиентами за стенами борделя, их мало смущают. Мария-Тереза объясняет булочнице, у которой она живет в Берлине:

По мне, все хороши. Пусть только платят денежки, мадам… Да, правда, потому что спать с мужчиной бесплатно, просто так, ни за что, с какой стати, он все равно скажет о вас, что вы проститутка; когда же он вам заплатит, то хоть и сочтет вас проституткой, зато хитрой; ведь как получается: когда вы требуете денег у мужчины, то можете быть уверены, что он вам на это ответит: «Я не знал, что для тебя это работа» или «А у тебя есть еще кто-нибудь, другой мужчина?» Вот так. Так что за плату ли, бесплатно ли, получается одно и то же. «Да, конечно, – отвечает она. – Вы правы». А я ей говорю дальше: вы полчаса простоите в очереди только за талончиком на обувь. Я же за полчаса успею с одним переспать. Вот у меня и туфельки на ногах; а если жить с кем-то, тут иначе, надо уметь запудрить мозги, охмурить, за это тебе еще больше платят. Видите, получается, что я права.

Нет, не моральная и не психологическая сторона жизни отягощают существование проститутки. Ее материальное положение в большинстве случаев плачевно. Обираемые сутенером и держательницей публичного дома, проститутки никогда не чувствуют себя уверенно, а три четверти из них вообще не имеют своих денег. Доктор Бизар, лечивший, по его выражению, легионы проституток, говорит, что приблизительно 75 % из них лет пять спустя после освоения ремесла подхватывают сифилис; особенно легко, пугающе легко заражаются неопытные несовершеннолетние проститутки; среди них примерно четверти необходима операция из-за осложнений после перенесенной гонореи. Одна из двадцати заболевает туберкулезом, 60 % становятся алкоголичками или наркоманками; 40 % умирают, не дожив до сорока лет. Нужно добавить, что предпринимаемые ими меры предосторожности не всегда надежны, и время от времени они беременеют, а аборт делают, как правило, в ужасных условиях. Проституция низкого пошиба – тяжелое ремесло, при котором женщина подвергается сексуальному и экономическому угнетению, испытывает произвол полиции, терпит унизительный медицинский контроль, капризы клиентов, не защищена ни от каких инфекций, ни от каких болезней, а также и от нищеты; при котором она в полном смысле слова низведена до уровня вещи[425].

От рядовой проститутки до знаменитой гетеры – дистанция огромного размера, у этой лестницы множество ступенек. Основное различие между ними состоит в том, что проститутка выступает на торгах как представительница некоей общей категории себе подобных и в силу существующей в этой среде конкуренции обречена оставаться на жалком жизненном уровне, тогда как гетера делает ставку на свою особенность: если ей удается добиться успеха, она может рассчитывать на высокое положение. Красота, обаяние, сексапильность необходимы для достижения этой цели, но и их недостаточно: нужно, чтобы ее выделило общественное мнение. Ее стоимость выявляется через желание мужчины, но она получает признание лишь тогда, когда мужчина открыто, перед всем миром назовет эту стоимость, провозгласит ее цену. В веке минувшем это были дом или дворец, экипаж, жемчуга – свидетельства власти «кокотки» над своим покровителем, которые возводили ее в ранг дамы полусвета; она удерживалась в своем высоком положении до тех пор, пока мужчины продолжали разоряться ради нее. Социальные и экономические перемены привели к исчезновению такого типа женщин, как Бланш д’Антиньи. Нет больше «полусвета», среды, в которой она могла бы утвердить свою репутацию. Честолюбие находит другие пути для самоутверждения и признания. Последнее воплощение гетеры – это кинозвезда. Имея в качестве опоры мужа – таково строгое требование Голливуда – или солидного, серьезного друга, она появляется на экране и далее роднится со своими героинями – Фриной, Империей, Золотой Каской. Она предлагает мужчинам женщину их мечты, а они за это отдают ей состояние и создают славу.

Грань между проституцией и искусством всегда была хрупка, поскольку красота и сладострастие как-то двусмысленно соединяются; на самом деле не красота пробуждает желание; эта платоновская теория любви предлагает похоти свои лицемерные оправдания. Фрина, обнажающая грудь перед ареопагом, позволяет созерцать чистую идею. Показ неприкрытого тела становится зрелищем, явлением искусства; американские «бурлески» сделали из раздевания драму. «Обнаженное тело невинно, целомудренно», – заявляют старые господа и под видом коллекционирования «художественно выполненных ню» собирают порнографические фото.