Не та профессия. Тетрология (СИ) - Афанасьев Семён

У них это регулярно встречалось даже т а м . Помнится, я в своё время несказанно удивлялся, когда оборванный, не умеющий писать‑читать, обычный уличный пацанёнок бойко говорил на паре, а то и тройке языков, как на родных. В зависимости от страны проживания, такой среднестатистический мальчишка‑белуджи вполне сносно и бегло тарахтел (кроме своего языка) также на урду, на пенджаби, на пашто, либо – на фарси и даже на арабском.

_________

Примечание.

Реальность. Не выдумка. Белуджи действительно минимум билингвы, не смотря на всю внешнюю неказистость в родной среде обитания.

_________

Пацан, видимо, уже имевший подобный опыт общения с другими народами, сразу после обрыва коммуникации на его языке, бодро здоровается по‑арабски, причём в «расшитой» форме, демонстрируя, что говорить с ним можно.

Я только было набираю воздуха, чтоб ответить, как в разговор врезается подвинувшая своего коня ближе Разия. Парень, предсказуемо, из нас двоих тут же выбирает её, перестаёт понимать по‑арабски и в дальнейшем общается только на фарси (ну или дари, но это одно и то же). Бросая украдкой многозначительные взгляды на Разию, под хихиканье Алтынай (видящей всё со стороны) и хмурые ответные реплики Мазияра.

Посланец от Бехроза гнался за нами потому, что должен был передать извинения своего какого‑то там «вождя», за задержку с прибытием. Он поначалу слёзно взмолился (приняв Разию за Алтынай): мы должны повернуть обратно, вернуться в город и приставить к оговоренной работе со стадами его соплеменников. Поскольку… далее полился длинный перечень трудностей, постигших их народ за последнее время.

Разия, вежливо дослушав все сентенции до конца, коротко отбоярилась чем‑то типа того, что она ничего не решает. На вопрос, кто же решает, парню указали на Алтынай. И далее он уже «подметал пол шапкой» перед ней.

Итогом недолгого разговора через переводчика‑персиянку стало то, что Алтынай, я, Разия и Мазияр с Актаром повернули обратно (в сопровождении дежурного десятка, пересевшего на коней получше прочих).

Сразу возле города нас уже встречают многочисленные соплеменники «гонца»; и Алтынай убывает ещё на половину дня – доверять им стада, показывать землю, и что‑то ещё в этом духе.

По взаимному согласованию, я остаюсь в городе и с ними не еду: в скоте и выпасе не понимаю. На коне сижу так, что Алтынай только опозорю. Просто ехать рядом и кивать головой, не понимая предмета беседы, будет непродуктивно.

Послонявшись по базару, перекинувшись парой слов с уже многочисленными знакомыми, неожиданно сталкиваюсь с лекарем Файзуллой в лавке, торгующей фарфором.

После полагающихся приветствий, получаю от доктора приглашение отобедать вместе у него дома, которое тут же принимаю.

_________

– Благодарю за потрясающий приём, но эта перемена блюд явно лишняя! – я уже давно наелся, но на дастархане появляется новое блюдо с мясом и овощами.

– Я, с вашего разрешения, всё же отведаю, – смеётся врач. – Стыдно признаться, но в отличие от вас я ещё не насытился.

Поесть Файзулла не дурак. Впрочем, при его роде занятий, плюс при постоянной ходьбе пешком, толстым он не выглядит (он, как и я, перемещается по городу исключительно на своих двоих).

– Я, честно говоря, пригласил вас в том числе перемолвиться о делах, – Файзулла, отодвинув опустевшее блюдо складывает руки перед собой.

– Внимательно вас слушаю.

– Перед тем, как поделюсь своими заботами, я бы хотел сразу оговориться: никаких личных целей не преследую, собственных интересов защитить не пытаюсь, поскольку хороший врач абсолютно при любой власти живёт одинаково.

После такого вступления мне остаётся только убрать обратно руку, протянутую за изюмом:

– Чтоб ненароком не подавиться, – поясняю Файзулле. – Пожалуйста, продолжайте.

– Вы знаете, кем является девушка, с которой вы последний раз были у меня? – рубит доктор в лоб.

– Более чем, – киваю. – Только не смогу озвучить: извините, там не мои тайны, не мне распоряжаться чужими  знаниями.

– Не надо говорить, я вам сам скажу. Она – специалист по опросам и допросам, которая умеет отлично определять, о чём думает собеседник. Родом из Исфахана, что автоматически исключает её связь с какими‑либо столпами власти Султаната. И в лояльности к нынешней власти её подозревать не стоит. Но дело не в этом, я и сам более чем сдержанно отношусь ко всем туркан, – врач откровенно смотрит мне в глаза. – Дело в том, что таких специалистов, как она, не просто мало. Их как бы не единица в каждом государстве, и просто так они нигде не появляются.

Я никак не комментирую, ожидая развития «вводных». Файзулла продолжает:

– Поскольку я и сам учился на её родине, и нас безо всяких допусков можно считать одним народом, у меня тоже есть друзья на той стороне . Не планируя ни ногтем влезать в ваши с сестрой дела, хочу спросить: вам известно, что корпус армии Шаха на той стороне  увеличен вдвое за последние несколько месяцев?

– Нет, именно этого я не ведал, – вежливо роняю в ответ, поскольку подобное лишь подозревал (не зная наверняка).

– Лично мне, от моих друзей там , – неопределённый кивок в сторону запада, – доподлинно известно: они готовятся взять эти земли под своё крыло. И когда я говорю «готовы», я имею ввиду не гипотетическую возможность, а прямое намерение. Повторюсь: я ничего не понимаю в управлении территориями. Но если это каким‑то образом может помочь вам подготовиться и принять меры, я бы предложил лично вам считать все мои личные возможности вашими, хоть они и не велики.

– Гхм… благодарю за предупреждение в любом случае, – на моём лице, надеюсь, эмоции никак не отражаются. – Могу встречно поинтересоваться, а что побудило вас начать этот разговор? Ведь вы, как сами сказали, один с ними  народ. С чего вам предупреждать туркан? Не сочтите за подозрения либо неприязнь, любезный Файзулла! – поднимаю ладони, останавливая уже готового ринуться в диспут собеседника. – Ваше предупреждение имеет огромный смысл, и ваши возможности могут быть совсем не такими незначительными, как это кажется лично вам… Но мне просто хотелось бы понять ход ваших мыслей. Как другу. Тем более что о Разие вы всё поняли верно, за исключением мотивов её пребывания тут.

– Мои резоны более чем просты. Больница. – Простенько отвечает врач. – Ваша сестра – единственный наместник, который самым первым делом озаботился строительством больницы , лично ей не несущей никакой зримой выгоды. А не возведением собственных дворцов.

Лично я б мог с ним очень поспорить и на тему политического пиара, и на тему того, что Алтынай и в юрте или шатре чувствует себя ничуть не хуже; но здесь и сейчас, пожалуй, он более чем прав.

– Я видел немало управляющих территориями, – продолжает Файзулла. – И здесь, и по ту сторону границы . О простом народе мало кто из них думал столь глубоко. Не сочтите за похвальбу либо желание подольститься; это мнение обычного жителя этого города. И меня не может не волновать вопрос, а что дальше будет со всем нами?

– Насколько я понял, вы начали с того, что хорошему врачу ничего не грозит при любой власти? – смеюсь.

– Мне не грозит. А родственникам моих жён – тут уже вопрос. – Спокойно парирует он. – Либо моим друзьям. Либо товарищам друзей. Я могу у вас поинтересоваться вашими дальнейшими планами в этой провинции? Под «вашими» планами я понимаю скорее Ханшайым. Извините.

– Гхм… почтенный Файзулла, вы сейчас с простецким видом задаёте такие вопросы, которые в иных местах…

– Знаю. – Нетерпеливо перебивает доктор. – Но вы с сестрой не такие. Именно потому и спросил. Я хоть и не эта ваша Разия, но в людях тоже кое‑что понимаю. Вы будете защищать земли от Ирана? Если да, то не следует ли самим радеющим за будущее гражданам позаботиться о формировании и обучении ополчения? Все те, кто говорит на пашто и дари, на многое способны даже в такой роли.