Жизнь с гением. Жена и дочери Льва Толстого - Надежда Геннадьевна Михновец

выяснилось, что появившиеся коммунары работать не умели и не хотели. Несколько месяцев они провели в усадьбе, но в какой-то момент у Толстой и служащих лопнуло терпение, и было решено организовать трудовую сельскохозяйственную артель из служащих. На радость всем, коммунары покинули Ясную Поляну.

В это же время в самой советской стране происходили существенные изменения: 15 марта 1921 года Х съезд РКП (б) отменил политику военного коммунизма и утвердил новую экономическую политику (нэп). Государственные учреждения переходили на самоокупаемость. В начале 1922 года Александре Львовне было понятно, что кредит, ассигнованный Наркомпросом, мал, что составленная смета будет удовлетворена в незначительном размере, а сотрудники Ясной Поляны, снятые Наркомпродом с пайков, должны «найти возможность не только существовать, но и продолжать печатную деятельность исключительно на доходы с земли, сада и огорода Ясной Поляны»[1299].

Н. Л. Оболенский продолжал управлять хозяйством, то есть ничего не делал. Однако в новой экономической ситуации «Оболенский с семьей, часть его помощников должны были потерять должности и уехать»[1300], и в начале августа Оболенского уже не было в Ясной Поляне. «И когда он уехал – я узнала, что он продал все продовольствие, весь урожай этого года в свою пользу, амбары были пусты. Служащих музея, школ (а не деревню) кормить было нечем, – вспоминала Толстая в 1971 году. – Я сказала об этом Луначарскому, Луначарский позвонил в Комиссариат продовольствия, и я получила два вагона[1301]. Там была мука, крупа, рис, соль и пять осетров. Везли мы продовольствие с Сережей Сухотиным[1302] 〈…〉 пять дней. Спали на полу или на мешках с мукой». Еще в Москве Калинин в ответ на просьбу Толстой выделил 20 пудов соли, рассказав ей, что «недавно ездил на юг, прихватил с собой на всякий случай вагон соли». Именно последнее решило ситуацию со свежими осетрами, которые за эти пять дней могли протухнуть в душном вагоне. «Осетров, – продолжала вспоминать Александра Львовна, – мы изнутри натерли солью, отчего ладони болели и потрескались, но привезли осетров в чудном виде. Служащие и все живущие были сыты. Тетенька Татьяна Андреевна была в восторге от осетров. Всего на усадьбе было около тридцати человек, и мы прожили до нового урожая, не голодая»[1303].

Деятельность Александры Львовны, конечно же, не ограничивалась Ясной Поляной. В 1921–1922 годах в Крыму, на Волге, на Урале был страшный голод, это была крупная гуманитарная катастрофа. Решением советского правительства в 1921 году, когда голод охватил обширные территории, особенно Поволжье, был организован Всероссийский комитет помощи голодающим во главе с председателем Президиума московского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов Л. Б. Каменевым. Надежды возлагались на помощь из Западной Европы и США, с сентября начала свою деятельность Американская администрация помощи (American Relief Administration, ARA), в страну стало поступать продовольствие для детей и больных, большую роль в организации помощи сыграл Герберт Гувер[1304] (позднее его деятельность будет важна и для Толстовского фонда).

Часть интеллигенции, включая А. Л. Толстую, откликнулась на общую беду и включилась, желая быть полезными голодающим, в совместную с большевиками работу. Интеллигенция вряд ли знала, что в августе В. И. Ленин выступил за немедленный роспуск этого комитета, за арест и ссылку его лидеров. Александра Толстая приехала на первое заседание, где уже собрались доктора, адвокаты, экономисты, профессора, ученые. На фоне всех внешне выделялась старая революционерка Вера Николаевна Фигнер. Ждали Каменева, но он почему-то не приехал, вместо него появились вооруженные чекисты, которые арестовали всех присутствующих (кроме двух, в их числе В. Н. Фигнер) и доставили в ЧК, кто-то из арестованных отсидел на Лубянке несколько дней, а кто-то и несколько месяцев. Причин ареста никто не объяснял, в прессе же писали о контрреволюционном подполье. Смягчение приговоров оказалось возможным благодаря вмешательству в ситуацию авторитетных лиц. На этот раз Александра Львовна Толстая пробыла в заключении недолгое время и, к счастью, была сразу предупреждена о «наседке», то есть об осведомителе.

В последующие годы Александра Львовна, ранее уже познавшая тюремно-лагерную жизнь, занялась правозащитной деятельностью. «Когда я приезжала в Москву, телефон звонил с утра до вечера. По ошибке арестовали профессора; земский врач находился под угрозой ссылки; схватили заведующего музеем из аристократов; разгоняли бывший монастырь, превратившийся в трудовую коммуну; ссылали кого-то за сатиру против советской власти; священнику грозили расстрелом за слишком сильное воздействие на паству; собирались снести церковь, где венчался Пушкин…» За церковь ходатайствовала у П. Г. Смидовича, заместителя Калинина. Ходила к Енукидзе. Чаще всего обращалась к Калинину и Менжинскому. К последнему однажды пришла вместе с В. Н. Фигнер. Вдвоем хлопотали за арестованных членов издательства «Задруга»[1305]. Причину любезного отношения к себе со стороны Менжинского Александра Львовна объясняла так: «А может быть, этих, у власти стоящих людей, могущих каждую минуту раздавить меня, забавляла моя откровенность, граничащая с дерзостью, которой я сама себя тешила, разговаривая с ними»[1306].

В Ясной Поляне у Александры Львовны было много забот. Она работала в артели, осваивая новые виды сельскохозяйственных работ. Все артельщики знали, что только благодаря собственному труду они смогут прокормиться зимой. «Работали охотно и дружно»[1307], – вспоминала Александра Львовна. Она положительно оценивала опыт тяжелой работы: «Я же и до сих пор с радостью вспоминаю о ней. Легко и просто совершилось для меня это „опрощение“[1308], которого так мучительно и безрезультатно мы добивались в прежние времена. Совершилось просто, потому что это было действительно необходимо»[1309].

Организовала новую яснополянскую школу в одной из частей дома, построенного еще дедом Л. Н. Толстого – Н. С. Волконским[1310]. Здание находилось в очень плохом состоянии, но его смогли подремонтировать, чтобы начались занятия: школьников учили ремеслу и грамоте. Особой популярностью у деревенских ребят пользовались мастерские, где они постигали мастерство столяров и плотников. А. Л. Толстая добилась официального статуса для школы, которую зачислили в сеть школ Главсоцвоса. Ее назначили заведующей школой и определили жалованье. Тогда же не только утвердили штат, но и выделили небольшие деньги на оборудование и постройку новой школы. «Я ушла с головой в это дело, и чем дальше, тем больше оно увлекало меня. Появлялись новые сотрудники; все они, так же как и я, со страстью отдавались новой организации. Мы не считали часов, не жалели сил, с утра до поздней ночи мы вертелись в бешеном водовороте». Раздумывая над причинами такой самоотверженности людей, Толстая пришла к замечательным выводам. Вот ход ее рассуждений:

«Думаю, что ни в одной стране люди