НОЧНАЯ СМЕНА. КРЕПОСТЬ ЖИВЫХ. - Николай Берг

- То есть японское оружие - говно?

- Этого я не говорил, не передергивай. Я сказал просто - это не вундервафля, а обычные клинки весьма разных кондиций - до откровенно эрзаца - такого тоже полно. Вот разрекламировано оно - не в меру, потому как в массе европейское и наше оружие - лучше. А реклама - это особ статья, и все японское кстати тоже не в меру разрекламировано. Японские ножи, сюрикены, ниндзя, гейши, харакири, саке с суши… Тут джапы на втором месте после амеров. Что Доктор ухмыляешься, не так что ли?

- Ну, так. Просто вспомнил - у нас тут был в гостях японский профессор, но из таких знаешь, второсортных, не шибко что с него было можно поиметь, вот меня ему в провожатые и выделили, для проформы. Он посмотрел - посмотрел на кучу наших «сушибаров» и сильно удивился. Выразил это деликатно, пояпонски: «Мнение, что достаточно взять в повара какогонибудь азиата, дать ему размороженную рыбу и назвать все это «японской кухней» - ошибочно. Японская кухня - это очень свежая рыба, повар японец, обученный не по книжке, а вживую опытным учителем и еще пара десятков не менее важных условий». И категорически отказался зайти хоть в один. «Я - говорит - вижу, что тут повар - бурят. Вот пусть бы он и готовил бурятскую еду».

А японскую саблю я видал - у старушки, которая меня английскому языку учила. Из трофеев американской армии - она переводчицей была в посольстве в США, там подарили. Боевая такая саблюка, вся в зазубринах, ага. Но в руке не сидит, это есть такое. Неудобная.

- Вот! Потому я лично предпочту нюрнбергский или толедский клинок! Алебарду я себе подобрал - загляденье. Всегда мечтал попробовать себя в такой средневековой зарубе - чтоб глаза в глаза и с хрустом - у кого хребет крепче…

- И, похоже, ничего в тебе не екнет! - грустно както замечает лелеющий маслом и тряпочками новоприобретенный пулемет Серега.

Дункан аж подпрыгивает повторно, словно его оса ужалила.

- А что во мне должно екать? Враг есть враг, его надо уничтожать - и без соплей. Развели антимонии на ровном месте. Ты еще про тварь дрожащую вспомни и пристыди меня.

- Это ты о чем?

- Если человек всерьез считает, что он тварь дрожащая, если не убил себе подобного, то это уже и не человек вовсе.

- А кто?

- Дык тварь! Он же себя сам так посчитал. И всей разницы - дрожащая он тварь, или если убьет кого - так уже недрожащая. Но полюбому - не человек.

- Странно от тебя слышать.

- Убийца типа рассуждать не должен?

- Нет, просто кто сейчас Достоевского читает… А что касается убийцы - так ты ж себя до того тварью дрожащей не считал? Не считал, так что говорить…

- Классику читать надо. Она не зря классика. До нас люди жили в бытовом смысле подругому, а вот проблемыто те же были. И мне стрелять приходилось не по старушкам, а по отморозкам - с автоматами и гранатометами. Те еще твари были. Именно твари. И не дрожащие, такое они «право имели» - закачаешься. И завтра - враг будет что надо, загляденье, без всяких соплей и компромиссов - либо мы их вынесем. Либо они - нас. И никак иначе.

- Ты просто раб системы. Клеврет! - уже откровенно глумясь и лыбясь во весь рот, заявляет Вовка.

- Рабы системы, борцы с системой… Блаблабла! Или точнее - бляблябля! Никогда, бараньи головы, никогда - человеческое общество не будет внесистемно! Такая или другая - но система управления будет! Будут у власти анархисты или еще кто - все равно они выстроят свою систему управления. И не факт, что она будет лучше. Но что будет - стопудово! Чего ухмыляешься?

- Зря кипятишься. Мне вообщето, когда всякие такие вопли о рабах системы слышу - думается, что это точно сказано. Все мы рабы системы. Канализационной системы например, водопроводной системы, отопительной и так далее. Вот сейчас все эти системы гавкаются и мы будем рабами других систем - вместо отопительной системы будет печная, вместо канализационной - люфтклозетная и так далее… Но рабами придется оставаться, потому как полностью свободный человек замерзнет, если до этого в своем дерьме не утонет…

Я вижу, что тут сейчас начнется балаган. Хочется влезть почесать язык, заметив еще, что заодно человек является рабом еще кучи систем - мочеполовой, дыхательной, кровеносной, пищеварительной, но понимаю, что не стоит умничать излишне. Вспоминаю одну непонятную для себя вещь и тихо спрашиваю Сашу:

- Слушай, а что это за ругательства были? Испанские? Ну, эти - раха пелуда и прочие саммордюк?

- Ага, испанские. Раха пелуда - это волосатая жопа, педасо де идиота - кусок идиота, полудурок.

- Ну а третье? Про онаниста чтото?

Саша смущается. Потом говорит:

- Не, Энано Нарис - это поиспански Карлик Нос. Сказка была такая, мы ее поиспански и читали. Просто вспомнил к месту.

А что, неплохо прозвучало…

Холмик амазонки искали долго. Только через четверть часа до сметливой Ирки доперло, что холмик - это убогое возвышение над ровным, как стол полем, по которому наискосок проходила дорога. Треща сухим бурьяном, Ирка и ее напарница расстелили коврики, установили пулемет, Ирка легла, примерилась - как оно получается, получилось неудобно, приклад както не вставал как надо и пулемет на сошках ерзал, потом она пресекла попытку напарницы расстелить вытащенные из рюкзачка простыни на коврики и показала, что их надо накинуть на себя, типо маскировка. Посуетившись, залегли и стали ждать.

- А тебя как зовут?

- Вера. А тебя?

- Ирина.

- Очень приятно.

- Ага. Стрелять доводилось?

- Да, было такое.

- Тогда ладно.

Замолчали. Верка все ерзала, видно мерзла. И еще шумел - шуршал бурьян. И это было неприятно - словно ктото тихо подкрадывается сзади. Решили, что Верка с ружьем будет посматривать назад, а Ирка - вперед. Как ни старалась себя держать в руках Ирка, но мелкая дрожь пробирала, какаято внутренняя, словно тело меленько вибрировало всеми клеточками. Напарница тоже была не в своей тарелке - сидела тихо. Ружье вроде держала цепко, но черт ее знает.

По словам рекомендованной Виктором бабки - девчонка была из новеньких, строптивая, обломать ее не успели, а вот разозлить - разозлили…

И Ирку к слову - тоже.

Верка шмыгала все время носом, и это раздражало Ирку, как зубная боль. Пулемет тоже никак не позволял к нему приноровиться, был неудобен, да еще и темнело быстро - черта лысого тут прицелишься толком. Ирка злилась, хотя и старалась сдерживаться - но не выходило.

- Сколько там фирмачейто получается? - спросила шмыгающую носом напарницу Ирина.

- Всего было 8 парней и 3 бабы. Осталось значит - 5 мужиков и 2 бабы. Ехать будут на двух машинах, вчера напоролись по рассказам покойничков на очередную группу - сегодня остатки добирают.

- А «сотрудников корпорации» значит, сколько было?

- 14 рабов да местных 6 человек.

- Ты что ли бухгалтер?

- Да. А ты как догадалась? - удивилась Верка.

- Ты все цифрами сыплешь, догадаться просто.

Помолчали.

И сквозь шуршание бурьяна донеслось далекое пока урчание моторов.

Едут.

Верка задышала, зашмыгала чаще.

Ирка с трудом удержалась от того, чтобы рявкнуть на напарницу, вместо этого велела взять из футляра маленький китайский биноклик - и смотреть, кто куда кинется из машин.

Дышать стало както тяжело, сердце колотилось как очумелое, и непонятно было - что за ком подступил к горлу.

А потом яркий свет мазанул по дороге, по кустам и из леса выкатились две пары фар, на которые Ирка зря посмотрела - подслепило ее галогенками, да к тому же ездуны перли явно с дальним светом, похозяйски, никого не опасаясь.

Хорошо, ехали они не быстро, и пулеметчица успела опомниться, отвести глаза от фар, проморгаться и уже поделовому ухватиться за свое оружие.

Освещенный снег дал Ирке отличную возможность увидеть и мушку и прицел, совместить одно с другим и, примерно взяв чуток за фарами передней машины - вроде как джипа, она даванула на спуск. И ничего не произошло. Шибануло холодком вдоль по позвоночнику, сейчас проскочат - и все!

Джип уже подставил бочину, в свете фар шедшего за ним фургона был отлично виден, просто загляденье, а не цель.

Тут же пальцы нащупали еще какуюто выпуклую пимпу - и Ирка вспомнила, что кроме спуска надо давить одновременно еще и на чертов предохранитель. И надавила.

Пулемет саданул ее довольно чувствительно в плечо и заколотил так, что у нее мелькнуло в голове совершенно неуместное: «Боже, как у меня щеки трясутся!»

Немного оглохшая и чуть ослепшая от грохота и всполохов пламени Ирка отдернула палец - Дегтярев послушно замолчал.

- Черт, это я ж полдиска выпулила! - ужаснулась про себя.

Джип светил фарами, стоял совершенно неподвижно посреди дороги, а вот фургон шустро пытался развернуться, резко сдав задом и прикрыв от огня кабину кузовом. Спохватившись, Ирина долбанула несколькими короткими очередями по грузовику, надеясь, что пули достанут через кузов до водителя.