Морской волк - Владислав Олегович Савин

Смелкова Анна. Северодвинск

– Ну что ж, чем вы можете быть полезны нашему общему делу, товарищ младший лейтенант госбезопасности?

А что мне ответить? Что я к флоту раньше никакого отношения не имела? И море лишь с пароходика рейсом на Петергоф видела? Разве что отец в Риге мастером был, на Мюльнграбенской верфи, которая еще при царе эсминцы строила? Оттуда он маму мою увез в Питер. Так я и про партизан и подполье лишь в книжках читала, еще полтора года назад.

– Товарищ Кириллов вас рекомендует. Но мне надо знать, что вы умеете. Чтобы знать, что можно с вас спросить, а что с отдавшего вам приказ, неисполненный из-за вашей необученности.

А в самом деле, что я умею? До июня сорок первого – ничего особенного. Отец, хоть и большевик со стажем, но не по линии партийной, а начальник участка на Балтийском заводе. Мама при царе в прислугах ходила у барыни, последние годы в школе учительствовала, немецкий язык. Ну и я, как водится, «Будь готов к труду и обороне». Стрелять метко у меня очень хорошо получалось, что из винтовки, что из нагана, нормативы все сдала. Даже с парашютом, еще до войны, пару раз прыгнуть удалось. Школу закончила в тридцать девятом без медали, но только на «отлично» и «хорошо». Комсомол? А как иначе? После учиться хотелось. Жили мы на Петроградке, улица Плуталова, а в доме соседнем – сам Перельман! Сколько я в его «Дом занимательной науки» ходила. У нас там целый кружок был, кому интересно, школьники и даже студенты! Яков Исидорович нас дома принимал, рассказывал и показывал много. Кто книги его читал, тот поймет, насколько интересно это было.

Например, как приемник детекторный работает? Что, вы собрать его не умеете? Я в четырнадцать лет первый свой сделала. У нас во дворе почти у каждого мальчишки был. Просто ведь совсем!

В университет хотела на матмех поступить или физмат. А вышел – иняз. И мнение общее, что не для девушек это. Хотя летать, как Гризодубова, тоже раньше невозможным казалось. Я ведь и немецкий учила, потому что большинство книг научных и технических на нем, а не из-за Гёте и Гейне. Кто-то может и хотел их в подлиннике прочесть, ну а я – «Диалектику природы» Энгельса. Дал ее мне, на русском, конечно, Яков Исидорович. И там так все объясняется: основы мира с самых простых вещей!

Но в том-то и дело, что перевод. У каждого слова значений много и синонимов… а тут оттенки свои. И в итоге смысл может меняться, не на противоположный, но какие-то детали пропадут. Вот мне и захотелось… Тем более, по математике я подготовиться не успела, а на немецком говорила почти свободно, от мамы научилась, у нее ведь при царе барыня немкой рижской была и маму держала скорее в компаньонках, чем в прислуге. Хорошая была дама, хоть и из благородных. Только сказать об этом нельзя сейчас никому. Два курса отучилась, все было как у всех. И вот – война!

Дядя Саша, товарищ Кириллов, с моим отцом знаком давно был. Я с малых лет помню, как он к нам заходил. То чаще, то реже. Даже когда вдали служил, если в Ленинград приезжал, так в гости непременно. Папа рассказывал, что дядя Саша однажды даже ему предлагал в ГПУ работать, тогда еще не НКВД, так папа ответил, нет, кому-то шпионов и оппозицию ловить, а кому-то и корабли строить. Мне это по душе, а насильно мил не будешь. Дядя Саша понял – в друзьях с папой остался. И даже помог в тридцать восьмом, когда у папы неприятности были.

В военкомат тогда всей группой пошли. Кого-то завернули как негодного по здоровью. Ну а мне, и еще двенадцати, направление дали, в дивизию народного ополчения. Домой забежала попрощаться, и дядя Саша там. Ополчение? В другом месте послужишь! Да ты пойми, дуреха, ты на большее способна, чем войсковым радистом или санинструктором, и неизвестно еще, где труднее будет. Бумаги давай, с военкоматом я сам решу. И добавил под нос: «Отца твоего не сумел уговорить, талант в землю, так может, с тобой выйдет».

Так вот и пошло…

Школа. Учили по шестнадцать часов в сутки. Деревенским проще было, те хоть лес знают. Ну а у меня лишь летом дача за Вырицей. Зато стреляла я если не лучше всех, то в первой десятке точно. Радиодело, немецкий – тоже легко. А вот что-то заметить, оценить, выводы сделать – это, наверное, от общения с Яковом Исидоровичем, который учил, что даже в простых вещах можно неожиданную сторону найти и всегда вопросы задавать, зачем и откуда?

Это заметили. И готовить стали. Уже не просто «поди увидь взорви убей». Как «Таню» – Зою Космодемьянскую. Подругами мы не были, группы разные, но виделись, говорили. Их отряд тогда в подмосковные леса бросили, а меня в Белоруссию. Шестеро нас было, в том числе девушек двое – им незамеченными пройти легче. Парней призывного возраста фашисты сразу хватали. Контакт был… В том-то и дело, что не было его, считай. У лейтенанта Морозова, в нашей Школе служившего инструктором, двоюродная сестра в Минске осталась. И он клялся, что Наташа – наш советский человек! Вот и надо было мне ее найти. Война, сколько людей потерявшихся к родне спешат прибиться… А дальше – по обстановке. Уж очень надо было нам знать, что там делается: и сведения, и с партизанами связь. Ребята в лесу остались, а мы пошли. Мариша на связи должна была быть, если мне зацепиться удастся.

Нет, не предавала! И с немцами не спала! Да, это связано – зацепиться в управе удалось, не так много людей советских готовы были на службу к фашистам, но как выдвинуться, чтоб заметили, чтоб знать больше? Если не через постель, то талантом, усердием, организаторскими успехами! Играла такую мышку зачуханную, синий чулок, которая за пайку, за кусок лишний гору насквозь пророет, но мужчинам абсолютно неинтересную. Ну а начальники везде одинаковы, рады черную работу на кого-то спихнуть. А анализируя данные по жилью, продовольствию для квартирующих и проходящих войск, можно кое-какие выводы сделать!

Первые недели было погано. Что на фашистов работаю, а нашим никакой пользы еще не принесла. Больше всего обрадовалась, когда наши ворота кто-то дегтем ночью облил: есть, значит, в Минске советские люди! Как мы с Маришей и Наташей этих в следующую ночь выслеживали – пацаны оказались, семнадцати лет! В общем, они стали первыми в организации. А дальше – все записано, как было!