Греховные радости - Пенни Винченци

— Слушай, Кендрик, нам надо поговорить.

Кендрик беспокойно посмотрел на нее.

— Я, вообще-то, собирался…

— Ничего ты не собирался, — решительно возразила Энджи. — А если и собирался, то это может подождать. Кендрик, я догадываюсь, что ты должен обо мне думать, и, наверное, на твоем месте я думала бы то же самое. Для тебя вся эта ситуация — один сплошной кошмар. Мне она тоже особого удовольствия не доставляет. Ты, конечно, думаешь, что я сама все это устроила и теперь получаю то, что заслужила. — Она поглядела на Кендрика и вдруг широко улыбнулась. — Что ж, это так. Однако все же на подобное я не рассчитывала.

Кендрик смущенно уставился себе под ноги.

— Но дело в том, что пройти через все это нам предстоит вместе. После того как твой отец… умрет… — она заставила себя произнести это слово, понимая, что должна вынудить его смотреть правде в глаза, — можешь больше никогда в жизни со мной не встречаться. Пожалуйста. Мне было бы жаль, потому что ты мне нравишься… впрочем, это все несущественно. Но… на протяжении ближайших двух-трех лет или того времени, пока все это будет продолжаться, отцу будет гораздо легче и лучше, если он будет видеть, что мы все ладим между собой. Ты, конечно, считаешь, что все было бы намного проще, останься он по-прежнему с вашей матерью, и тут ты прав, однако жизнь такова, какова она есть. Сегодня с твоим отцом я, и я хочу сделать все, что в моих силах, чтобы ему было хорошо. Я… — Она ненадолго замолчала. — Я люблю его, Кендрик. Очень люблю. Если бы мы могли стать с тобой друзьями или хотя бы притвориться, будто мы ими стали, жизнь для всех нас была бы значительно легче. Что ты об этом думаешь?

Кендрик молчал. Потом проговорил:

— Я… я не знаю. А можно мне еще вина?

— Можно, — с улыбкой ответила Энджи. — Пей хоть всю бутылку. Или даже весь погреб. Я тебе честно и открыто говорю, Кендрик: хочу купить твою дружбу.

Он застенчиво улыбнулся в ответ:

— Спасибо. Мне хватит просто еще одного бокала.

Выпил он его довольно быстро; Энджи наполнила бокал снова.

— Как Георгина? — спросила она, словно продолжая начатый разговор. — Мне она в этот раз показалась какой-то усталой.

— Да, верно. Она в эти каникулы очень много работает. И об отце ей тоже надо беспокоиться; знаете, ведь все заботы падают главным образом на нее.

— Он же не инвалид, — живо возразила Энджи.

Как это похоже на Георгину: делать спектакль из своей заботы о совершенно нормальном и здоровом человеке. Георгина всегда раздражала ее. «Ей бы мои проблемы», — думала Энджи.

— Нет, но ему немного одиноко, — очень серьезно произнес Кендрик. — Георгина считает, что должна быть с ним как можно больше. Шарлотта и Макс постоянно в Лондоне. Ее это очень тревожит.

— Ну, я его довольно часто вижу, — сказала Энджи, не совсем уверенная, стоит ли продолжать разговор в этом направлении, — и мне он кажется вполне довольным жизнью. Конечно, он какой-то рассеянный. Но он всегда таким был. Так или иначе, — добавила она, стараясь не создавать впечатления, будто бы вовсе не сочувствует Георгине, — жаль, что девочка так устает. Надеюсь, это лето для вас обоих складывается неплохо.

— О да, — ответил Кендрик. Он успел осушить уже и третий бокал вина. — Э-э… дело в том, что мы… ну, дело в том… Энджи…

«Господи, сможет он когда-нибудь это произнести или нет», — устало подумала Энджи.

— Да, Кендрик? — подбодрила она.

— Дело в том, что мы бы хотели… обручиться. Но нам кажется, что раз папа так болен, а Александру так… ну, одиноко, то, наверное, сейчас для этого не самое подходящее время. А вы как думаете?

— Я думаю, — осторожно проговорила Энджи, — что время для этого просто прекрасное, лучше и быть не может. Твой отец будет в восторге, я уверена. А с Александром ты мог бы переговорить сам. Попроси у него официально руки Георгины. Ему это понравится. Он очень старомодный человек. А если хочешь, чтобы за тебя как следует замолвили слово, попроси меня. У меня с Александром замечательные отношения.

— Спасибо, — отозвался Кендрик. — Большое спасибо. Я вам очень благодарен.

Его бледное лицо раскраснелось, глаза блестели. И хотя он по-прежнему избегал смотреть прямо в глаза Энджи, тем не менее она чувствовала, что одержала весьма значительную победу.

Одержать победу над Мелиссой ей помог Макс. За эти последние, такие трудные недели отношения между Энджи и Максом стали более близкими; он был потрясен и очень расстроен болезнью Малыша и однажды вечером пригласил Энджи поужинать вместе с ним и Томми.

— Не могу, — отказалась Энджи, — я не могу вечерами оставлять Малыша одного.

— А почему нет? — спросил Макс. — Ничего с ним не произойдет. Перебьется. Мне он вообще кажется совершенно здоровым человеком. Попроси бабушку, пусть она сделает ему ужин. И тебе самой нужна передышка, выглядишь ты ужасно.

— Спасибо, — ответила Энджи. Но все же пошла.

Ее тронуло то, как они оба с ней держались и как изо всех сил старались подбодрить ее. Они заказали угловой столик в маленьком итальянском ресторанчике, в котором явно очень часто бывали; когда Энджи пришла, на столе ее уже дожидалась бутылка шампанского.

— Конечно, мы не можем себе этого позволить, — весело согласился Томми, когда она начала было протестовать, — но это за счет заведения, а вы ее заслуживаете.

Томми был набит анекдотами и всякими интересными и смешными историями, а Макс рассказывал занятные случаи из своего последнего опыта ученичества в «Мортонсе». Они расспрашивали ее о состоянии ее собственного дела, о том, как она ухитряется им заниматься, когда у нее столько других проблем; говорили, что считают ее удивительнейшей женщиной; спрашивали, не могли бы они чем-нибудь ей помочь. Энджи ответила, что пока нет, ничем, но ей очень приятно знать, что в случае необходимости есть к кому обратиться. Все они довольно крепко выпили и принялись обмениваться непристойными шутками; потом Томми настоял на том, чтобы отвезти ее домой на такси, и, когда они остановились, немного не доехав до самого дома (на случай, если Малыш будет смотреть в окно), Томми поцеловал ей руку и заявил, что она мужественная женщина. Входя в дом, Энджи ощущала такой прилив бодрости и энергии, какого не испытывала уже очень и очень давно.

В середине августа она позвонила Максу и сказала: «Помнишь, ты когда-то говорил, что хотел бы мне помочь. Есть возможность».

Она рассказала ему о Мелиссе: о том, что та постоянно груба с ней, что от нее нет никакой помощи, что она плохо ведет себя не только по отношению к ней, Энджи, но и по отношению к отцу, отвергает любые предложения дружбы, не желает даже садиться вместе со всей семьей ужинать, а если не может открутиться, то сидит молча, всячески показывая, что не желает участвовать ни в каких разговорах, и к тому же всякий раз, когда Кендрик отправляется с Георгиной «проведать дорогого дядю Александра», просит, чтобы и ее тоже взяли в Хартест.