ОНО - Стивен Кинг

Он поспешно передал альбом Ричи.

Следующая картинка оказалась фотографией, под которой Вилл Хэнлон написал: «1933. Отмена закона в Дерри». Хотя никто из мальчиков не знал о законе Уолстеда и об его отмене, по фотографии было нетрудно догадаться, что это был за закон. На фото был изображен киоск прохладительных напитков Уолли-Спа в Хелс-Хафакр, который заполонили плотовщики в белых рубашках с расстегнутыми воротниками, в канотье, некоторые были в футболках или в рыбацких костюмах. Все они с победным видом поднимали вверх стаканы и бутылки. На окне висели два больших плаката: «С ВОЗВРАЩЕНИЕМ, ДЖОН-ЯЧМЕННОЕ ЗЕРНО» и «СЕГОДНЯ ПИВО — БЕСПЛАТНО». Клоун был одет как изысканный денди: белые туфли, гетры, гангстерские брюки. Поставив одну ногу на подножку автомобиля «Рено», он пил из бокала шампанское.

— 1945-й, — сказал Майк.

Опять «Дерри Ньюз». Заголовок: «ЯПОНИЯ СДАЕТСЯ. ВОЙНА ОКОНЧЕНА! СЛАВА БОГУ, ВОЙНА ОКОНЧЕНА!» Парад танцующей лентой двигался по Главной улице, направляясь к Ап-Майл-Хилл. И здесь на заднем плане маячил клоун в серебристом костюме с оранжевыми пуговицами, застывший в матрице точек зернистой газетной вырезки, он, казалось, предупреждал, что ничего не кончилось, никто не сдался, никто не победил, кроме того, он словно предупреждал, что все потеряно. По крайней мере так показалось Биллу.

Билл похолодел. Во рту у него пересохло. Он испугался.

Точки на картинке неожиданно исчезли, и она зашевелилась.

— Это то, что… — начал Майк.

— Пппосмотрите, — сказал Билл. Слова слетали с его губ, как полурастаявшие кубики льда. — Все, ввсе пппосмотрите на это! Они столпились вокруг Билла.

— О, Боже! — прошептала Беверли в суеверном страхе.

— Это Оно! — почти крикнул Ричи, в запале ударив Билла по спине. Он перевел взгляд с белого искаженного лица Эдди на застывшее лицо Стэна Уриса. — Это то, что мы видели в комнате Джорджа! Это точно то, что мы видели…

— Тс-с-с… — сказал Бен. — Слушайте. Он почти прорыдал.

— Господи, вы слышите их, вы слышите, это там! И в тишине, которую нарушал лишь летний ветерок, они услышали оркестр, который играл военный марш. Музыка была тихой от разделявшего их расстояния или от времени… звуки ликующей толпы доносились словно с плохо настроенной радиостанции. Они услышали звуки хлопков, такие тихие, словно кто-то щелкал пальцами.

— Петарды, — прошептала Беверли и потерла трясущимися руками глаза. — Там петарды, правильно?

Никто не ответил. Все жадно смотрели на картинку. Парад развернулся и направился прямо на них, но когда демонстранты достигли крайней границы — в том месте, где, казалось, они вот-вот переступят через край картинки и шагнут в мир, от которого их отделяли тринадцать лет, — они скрылись из виду, словно соскользнули по невидимой горке. Сначала исчезли солдаты первой мировой войны, под плоскими касками их лица казались удивительно старыми, в руках они держали плакаты: «ВЕТЕРАНЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ! ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ, В ДЕРРИ, НАШИ ХРАБРЫЕ МАЛЬЧИКИ», потом исчезли бойскауты, потом — пехотинцы, медсестры, христианский оркестр Дерри, потом ветераны второй мировой войны и за ними — университетский оркестр. Толпа двигалась и менялась, со вторых и третьих этажей выстроившихся вдоль улицы зданий летели телеграфные ленты и конфетти. Клоун пританцовывал на тротуаре, ходил колесом, изображал стрелков и передразнивал салют. Но Билл заметил, что народ сторонится его, но не так, словно они его видят, это совершенно точно, — они обходили его, словно в этом месте дурно пахло.

Только дети действительно видели клоуна, но и они шарахались от него.

Бен протянул руку к картинке, как это сделал Билл в комнате Джорджа.

— НннНЕТ! — закричал Билл.

— Мне кажется, все нормально, Билл, — сказал Бен. — Посмотри. И он на минуту положил руку на защитный пластик на картинке и потом убрал ее. — Но если снять обертку…

Беверли вскрикнула. Когда Бен протянул руку, клоун прекратил фиглярствовать. Он бросился к ним, нарисованный кровавый рот что-то быстро невнятно тараторил и смеялся. Билл вздрогнул, но не выпустил книгу из рук, решив, что, может, он исчезнет, как исчезли парад, и оркестр, и бойскауты, и «кадиллак», в котором восседала «Мисс Дерри» 1945 года.

Но клоун не исчез на той горке, которая как бы определяла границу между тем старым миром и миром сегодняшним. Вместо этого он с ужасающей ловкостью вспрыгнул на фонарный столб на заднем плане в левой части фотографии. Оно по-обезьяньи вскарабкалось по столбу и вдруг прижалось лицом к плотной пластиковой пленке, которой Вилл Хэнлон проложил каждую страницу альбома. Беверли снова закричала. На этот раз закричал и Эдди, хотя его крик был тихим, почти беззвучным. Пластик прогнулся — потом они, обсуждая этот случай, пришли к выводу, что им не показалось, а так и было на самом деле. Билл увидел, как сплющился красный шарик клоунского носа, как всегда сплющивается нос, когда вплотную прильнешь к оконному стеклу лицом.

Убью вас всех! — кричал и смеялся клоун. — Попробуйте остановить меня, и я убью вас всех! Вы не можете меня остановить! Я — оборотень!

На мгновение Оно превратилось в оборотня, в серебристое лицо-луну, выглядывающее на них из воротника серебристого костюма, сверкая обнаженными белыми зубами.

Вы не можете остановить меня, я — прокаженный!

Теперь появилось шелушащееся от гноящихся язв лицо прокаженного, уставившееся на них глазами живого мертвеца.

Вы не можете остановить меня, я — мумия!

Лицо прокаженного постарело и покрылось безжизненными трещинами. Древние бинты наполовину сползли с кожи. Бен отвернулся, его лицо побледнело как творог, одной рукой он вцепился в шею.

Вы не можете остановить меня, я — мертвые мальчики!

— Нет! — заорал Стэн Урис. Его глаза выкатились из орбит, лицо приобрело синюшный оттенок. Шоковое состояние, — непроизвольно подумал про себя Билл, и именно это словосочетание послужит двенадцать лет спустя названием для его романа; он не вспомнит, откуда оно появилось, просто возьмет и назовет так книгу, как обычно писатели подбирают нужное слово в нужное время, словно скромный дар из внешнего пространства, (другого пространства) где иногда встречаются хорошие слова.

Стэн выхватил альбом у него из рук и с грохотом захлопнул его. Так он и держал его закрытым, и от напряжения на его обеих руках от запястья до предплечья вспухли сухожилия. Он посмотрел на всех полубезумным взглядом.

— Нет, — быстро сказал он. — Нет, нет, нет!