Гунны - Владимир Ключников

Все вместе они «через великую Армению вторглись в так называемую Мелитену, потом оттуда устремились на Евфратисию, дошли до самой Келесирии и, промчавшись через Киликию, производили неслыханные человекоубийства»305.

Св. Иероним Стридонский писал: «Вдруг пришел в смятение весь восток, когда разнеслось известие, что из отдаленной Меотиды, лежащей между льдистым Доном и дикими племенами массагетов, оттуда, где ворота Александра кавказскими скалами сдерживают свирепых варваров, – нахлынули толпы гуннов, которые, налетая туда и сюда на своих быстрых конях, всюду разносили опустошение и ужас. <…> Неожиданно появлялись они всюду и, предупреждая молву своею быстротою, не давали пощады ни религии, ни почести, ни возрасту; не имели сострадания к плачущим детям. Не начавшие еще жить умирали насильственною смертию и, не зная своего несчастия, смеялись в руках и среди копий врагов. Общая единогласная молва говорила, что они идут в Иерусалим и стремятся в этот город, чтобы удовлетворить своей страшной жадности к золоту»306.

В другом письме Иероним сообщает: «Осаде подвержена была Антиохия и прочие города, лежащие на берегах Галиса, Цидна, Оронта и Евфрата. Уведены целые толпы пленных; наведен ужас на Аравию, Финикию, Палестину, Египет»307. Отметим, что Иероним знал о набеге не по слухам – он сам в это время находился в Палестине. Беженцы покидали ее на кораблях, несмотря на сильные ветра и опасность морского плавания. Корабль, на котором святой должен был спастись от гуннского нашествия, готовился к отплытию, и Иероним ждал его на морском берегу со своими близкими. Но в последний момент он отказался взойти на борт, его удержали «любовь к святым местам» и «упроченное место»308– Иероним собирался основать в Вифлееме монастырь, что позднее и сделал.

По древним источникам вырисовывается следующий путь гуннов: они переправились через Танаис, прошли через Каспийско-Черноморскую степь, по Дарьяльскому ущелью пересекли Кавказ и через Иберию (Восточная Грузия) вторглись в Армению. Они захватили Каппадокию, дошли до реки Га– лис (современная река Кызылырмак в Турции), разгромили Сирию и Палестину.

Возможно, что в рамках этой же военной кампании гунны совершили и набег на Персию – византийский историк и дипломат Приск Панийский сохранил описание некоего похода, в результате которого гунны были разбиты персами. Правда, Приск говорит о походе в Мидию, но под Мидией в те времена могли понимать самые разные земли: от огромной территории древнего Мидийского царства, которое уже около тысячи лет, как обратилось в прах, до небольшой исторической области на западе современного Ирана309.

В 448 году Приск посетил Аттилу в составе византийского посольства. Присутствовавший тут же римский посол Ромул сказал историку, что Аттила собирается покорять Персию и что путь туда гуннам, по их словам, знаком еще со времен их давнего вторжения в Мидию. Гунны вспоминали, что отправились в этот поход, «когда их родина была застигнута голодом и римляне не оказали им сопротивления вследствие случившейся тогда другой войны». Вероятно, имелась в виду гражданская война Феодосия с Евгением и Арбогастом – она, правда, к тому времени успела закончиться, но имперские войска, как мы знаем от Иеронима, в 395 году еще находились в Италии. Во главе набега были некие Басих и Курсих – Приск называет их представителями «племени царских скифов», но он вообще охотно называл всех гуннов скифами. А под «царскими скифами» он, вероятно, имел в виду правящую гуннскую верхушку310.

Гунны говорили, что они, выступив в поход, «прошли пустынную страну» и «переправились через озеро». Озеро это римский посол отождествлял с Меотидой. Что же касается лежавшей перед озером «пустынной страны» – мы уже отмечали, что степи Юго-Восточной Европы в те годы изрядно обезлюдели, поэтому северные берега Меотиды, по которым гунны могли идти в сторону Таганрогского залива, вполне подходят под это описание. Через пятнадцать дней пути после переправы завоеватели, «перевалив через какие‐то горы, вступили в Мидию». Горами, через которые они перевалили, естественно, был Кавказ, точнее – Большой Кавказский хребет. Перейти через него гунны могли по Дарьяльскому ущелью, которое носило название Сарматские или Аланские ворота311.

«Между тем, как они пробегали ту землю и производили грабежи, напало на них многочисленное войско Персов, которые множеством стрел (как тучею), покрыли небо над Скифами (гуннами. – Авт.). Устрашенные опасностию, Скифы отступили и перешли опять горы, унося с собою немного добычи; ибо большая часть ее была у них отбита Мидами. Боясь преследования неприятельского, Скифы обратились к другой дороге, ехали [пропуск в тексте] дней по той, где пламя поднимается из скалы подводной, и воротились в свою страну»312. Обратный путь гуннов из Персии, очевидно, пролегал вдоль Каспия, и пламя, которое они видели, было знаменитыми «бакинскими огнями» – выходами горючих газов на Апшеронском полуострове, к северо-востоку от современного Баку313.

По поводу того, когда состоялся «персидский» поход и был ли он частью «восточного» похода, единого мнения нет. Разные исследователи датируют его годами от 395‐го до 441‐го и даже 448 годом314(чего уж совсем не может быть, потому что в 448 году Приску говорили об этом походе, как о происшедшем «давно»315). Известно, что Басих и Курсих, вернувшись из Персии, приезжали «в Рим для заключения военного союза» (под «Римом» Приск, вероятно, имел в виду не город, а империю), и делались попытки связать этот визит с одним из известных гуннских посольств. Но лишь в дошедших до нас отрывках из Приска (которые начинаются 433 годом) упоминается более двадцати дипломатических встреч между гуннами и римлянами, и авторам настоящей книги попытка привязать Басиха и Курсиха к одной из них представляется весьма произвольной. Есть основания думать, что поход гуннов в Персию состоялся, во всяком случае, задолго до того, как византийский дипломат узнал о нем. Ромул говорил Приску, «что уннам не безызвестен этот путь, так как они уже давно делали вторжение в Мидию». Он же сказал, что «римляне не оказали им сопротивления вследствие случившейся тогда другой войны (курсив наш. – Авт.)». Ни Ромул, ни пересказывающий его слова Приск не уточняют, что это была за война, – создается впечатление, что речь идет о событиях, подробности которых стерлись за давностью лет. И наконец, Ромул сообщил, что одной из причин похода был случившийся у гуннов голод. Конечно, голодные годы у людей, ведущих кочевое хозяйство, выпадают достаточно часто, и все же напрашивается мысль связать этот голод с тем, который упомянут у Филосторгия в преддверии похода 395 года.

В таком случае поход Басиха и Курсиха был всего лишь частью «восточного» похода, описанного множеством византийских авторов. Правда, у Приска ни слова нет о вторжении гуннов в Малую Азию и Палестину, а другие авторы, рассказывая о восточном походе, не упоминают Персию. Но противоречия в описании «восточного» похода гуннов у разных авторов, возможно, связаны с тем, что гунны отнюдь не выступали единым фронтом. Их многочисленные орды могли идти разными путями и оседать в разных местах. Соответственно, и изгоняли их из этих мест разные полководцы, причем в разное время. Хотя гунны Приска и жаловались, что вернулись из похода с очень скромной добычей, «так как большая часть ее была отнята мидянами»316, есть основания думать, что они необоснованно прибеднялись. Во всяком случае, Клавдиан сообщал: «Поля обезображены опустошениями, единственная надежда – в открытом море. Каппадокийские матери уводятся [в плен] за Фасис. Захваченный скот, уведенный из родных хлевов, пьет на Кавказе мерзлую воду и меняет пастбища Аргея на скифские леса. Цвет Сирии служит [в рабстве] за киммерийскими болотами, оплотом тавров…»317Интересно, что всех пленников, захваченных в начале своего вторжения в Европу, гунны, по сообщению Иордана, «принесли в жертву победе»318. Действительно, кочевое хозяйство не требует большого количества рабов, тем более что гунны тогда были народом очень мобильным и думали о военных операциях больше, чем о мирном скотоводстве. Но прошло всего лишь около двадцати лет, и теперь любые пленники – и каппадокийские женщины, и «цвет Сирии» – оказались востребованы. Видимо, значительная часть гуннов остепенилась и перешла к жизни более стабильной. А. В. Гадло даже считает, что в эти годы ослабевшие кочевые группы вытеснялись за пределы степи и оседали на землю319, но, вероятно, это происходило не столько с самими гуннами, сколько с завоеванными ими степняками, входившими с состав зарождающейся гуннской державы.