7 проз - Вячеслав Курицын

______________

* Сейчас наше общество стало терпимее относиться к подобным писателям, к их странным сюжетам и необычным персонажам, к их несколько отличному от общепринятого бытовому поведению. А ведь еще недавно представителям так называемого "андерграунда" приходилось нелегкой ценой доказывать свое право быть не похожими на других, вести свой, особый образ жизни.

Не станем скрывать - мы не являемся особыми поклонниками наиновейших "измов" (да и нельзя, воля ваша, до конца всерьез принимать термины вроде столь модного нынче "постмодернизма", - кажется, ясно, что не бывает "постсовременности", современность - она современность и есть, тут ни убавишь, ни прибавишь, как сказал поэт). Но, полагаем, в основании подлинно демократической культуры должна лежать многовариантность художественного поиска, творческая раскрепощенность. Да, результат не всегда (ох как не всегда) будет утешительным; да, многие покорители авангардистских вершин прокричат в пустоту, не дождавшись чаемого эха; немало будет и тех, кто слишком поздно осознает, что игра цитат, игра ли в цитаты чреваты бесплодным трюкачеством, - все это никак не отменяет необходимости быть терпимыми к чужим (подчас и чуждым) взглядам, никак не исключает той точки зрения, что мир может быть любым, разным, ничуть не противореча при этом авторитету общечеловеческих ценностей.

И хотя не так-то просто распрощаться в два счета с принудительной моралью и идеологическими, эстетическими, этическими, наконец, предрассудками целой эпохи - все же уходит (пусть медленно, со скрипом) былая наша непримиримость. Теперь уже нелегко и представить, какому бдительному надзору подвергалась частная жизнь "андерграунда" - даже не правозащитников, а поэтов, писателей, художников. Припомним: тот факт, что на дружеских литературных вечерах (проходивших на частных квартирах, в тесных комнатках) расчленялись и поедались студентки университета им. П. Лумумбы, рассматривался чуть ли не как преступление против общественной нравственности. Только заступничеством известных деятелей культуры (а ведь многие предпочли тогда отмолчаться) удалось предотвратить увольнение с работы участников остроумного перформанса "быстрые пельмени", отрезавших ночью уши у своих домочадцев. А известный художник К., ныне лауреат всевозможных премий, чья выставка недавно состоялась даже в Пушкинском музее, чудом не был отправлен в психиатрическую больницу только на том основании, что он предпочитал работать кровью христианских младенцев. Того же Сорокина чуть не исключили из комсомола лишь за то, что он, будучи на уборке картофеля, подговорил группу студентов спалить заживо председателя колхоза.

Сейчас обо всем этом вспоминаешь с улыбкой, скорее как о курьезе, но ведь по сей день находятся горячие головы, требующие запретить все, что не укладывается в их представления о норме. Вчера они запрещали джаз, боролись с короткими юбками, длинными волосами и узкими брюками, а завтра, того гляди, объявят чужеземным обычай размазывать экскременты на полотнах в Эрмитаже.

- Мемуары Стефана Георге, - подсказал Красухин. Именно он и решился сформулировать идею. Он предложил устроить Израиль непосредственно в Энске. Убедить старого, подслеповатого Архитектора, будто он уже перенесся в государство смерти. Если Архитектор заявит американскому журналисту (которого, конечно, пришлет Басинский, чтоб засвидетельствовать момент отъезда опального зодчего), инцидент будет исчерпан, а кошмар, в свою очередь, кончится. Многие из отцов не в состоянии постичь путаных речей Красухина. Для особо бестолковых приходится объяснять попроще:

- И да всяк сын божий достичь желает земли обетованной. И да если не идет сын божий в землю обетованную, земля обетованная идет к сыну божьему, аки миленькая. И да обретет он братьев по плоти, то есть израильтян, которым принадлежат установления, и слава, и заветы, и законоположения, и богослужение, и обетования. И да устрояема будет земля обетованная в земле нашей. И придут чужеземцы, и спросят, обрел ли ты мир в сердце своем. И да молвит зодчий: обрящет ищущий. Покой и воля в душе моей. Сгиньте с миром. И да сгинут они, солнцем палимы, и луной палимы, и звездами палимы, и просто так палимы...

Теперь все все поняли. Слушали - постановили.

Петя - в психушке*. Цитаты из Кизи, Формана, Вен. Ерофеева, Стендаля, Дюрренматта, Крайчека, Булгакова, Мерля, Горбунова и Горчакова. У Пети крайне интересный сосед по палате: воплощенная отсылка к легенде о Големе**. Тот самый управдом, что нервничал о Петином отсутствии в ночь сноса Петиного дома. После поедания листовки у него обнаружилось удивительное свойство: стоит управдому съесть какой-нибудь текст, как он начинает - против всякой воли - выговаривать его вслух. Для начала он воспроизвел текст листовки. Управдома, разумеется, пришлось увезти. В больнице, впрочем, он не столько на правах бунтовщика, сколько в качестве феномена.

______________

* Недавно мы узнали, что правление Союза Российских Писателей (в лицах М. Кудимовой, Н. Кондаковой и А. Иванченко) соорудило постановление, согласно которому за употребление некоторых оборотов и цитат (наиболее затрепанных, изжеванных, утасканных) литератор может быть исключен из СП. Среди таких табу - "Когда б вы знали, из какого сора...", "рукописи не горят", "за мной, читатель", "Эмма Бовари - это я", "А Будду (Христа, Магомета) печатали?", "совы не то, чем они кажутся", унтер-офицерская вдова, парадокс Зенона (Ахилл, догоняющий черепах), рассуждения У. Эко о Лиала, привычка начинать статью фразой "О Бродском (Толстом, Софокле, Чичибабине) писать трудно.." Мы целиком согласны с предложенными мерами. Более того, мы предложили бы еще и список тем, задевать которые - постыдно. Так, авторов, пишущих о психушке для дессидентов как о знаке коммунистического режима, мы не просто выгоняли бы из СП, но и прилюдно секли бы плетьми. Как унтер-офицерскую вдову.

** Впрочем, только один из соавторов считает, что это отсылка к легенде о Големе. Второй же уверен, что здесь уместно вспомнить историю о неком туземном племени, в котором было распространено поверие, что грамотным (т. е. умеющим писать и читать) человек становится после того, как выпил пузырек-другой чернил.

Ушлый Петя использует его способности для самообразования. Понедельник и Вторник передают ему с воли истолченные в порошок страницы "Красного колеса", Петя скармливает порошок управдому, который по ночам транслирует сквозь храп и иные помехи подрывную эпопею. Слышимость не очень хорошая (где-то в окрестностях Энска работает глушилка), и Пете приходится часто регулировать управдома: дергать его за уши, за нос, теребить, трясти за плечи...

Отцы готовятся к операции "Израиль". Про государство смерти ни один черт ничего не знает (цитата из "Белой гвардии"), литература ограничивается санпросветовскими брошюрками о вреде сионизма*. Глумливый Лекух вспоминает некую историю о том, как иудей Абрам, сдавшись на уговоры Джаннотто ди Чивиньи, отбывает к римскому двору, а затем, удостоверившись в порочности тамошнего духовенства, возвращается в Париж и становится христианином история поучительная, но пользы от нее немного.

______________

* Что лишний раз подчеркивает сугубую провинциальность места действия. Известно же, что в СССР антисионистская пропаганда отнюдь не ограничивалась "брошюрками". Она активно велась и через монументальное искусство (вспомним тридцатиметровое изваяние "Тщетно беснующиеся" молотка Э. Неизвестного), и через симфоническую музыку (неофициальное название одной из симфоний Дм. Шостаковича - "Антисионистская"). Кроме того, как известно из трудов все того же М. Золотоносова, антисионистскими и даже антисемитскими мотивами были буквально набиты сочинения Булгакова, Чуковского, Барто, Маршака, Мандельштама, Эренбурга, Бабеля, Гроссмана, Сарнова и других художников слова. Конечно, не было обойдено вниманием и столь любимое нами кино. Вот типичный образчик советского пропагандистского ролика: крупным планом карта мира, на том месте, где находится государство смерти Израиль, карта разрывается изнутри, из полученной щели выползают картавые тараканы и разбегаются по всей карте. В кадре появляется рука с губительной для тараканов прыскалкой, крупный план свидетельствует - "Сделано в СССР" (этот фильм один из нас собственными глазами видел на какой-то гуманитарной тусовке в новосибирском академгородке в самом начале восьмидесятых).

Две или три вещи, толком известные о нем (об Израиле): то, что там есть Гроб Господень (для устройства коего из школы реквизируют методический скелет) и какая-то стена плача, то, что вместо ворон "Моссад" держит птиц Рух, а также то, что на улицах там принято ежедневно убивать по арабу* и по младенцу. Младенцев решено опустить, арабов для заклания нетрудно поймать на городском рынке, но где взять евреев, которых Архитектору желательно увидеть на исторической родине, совершенно непонятно. При последней переписи населения всех евреев записывали русскими или, на худой конец, эстонцами (цитата из Довлатова), официально в городе еврей один - наш Архитектор (ему, как знаменитости, сделали исключение). ГБ начинает поиски евреев, чем, разумеется, приводит в дичайшее смятение все энские еврейские семьи ("начинается!"). Решено попросить евреев во всемогущей Москве. Кибиров сомневается, что в Москве, в почти коммунистическом городе, могут быть евреи, но его утешают: в этом звуке много всего... Красухин звонит своему знакомому в союзное ГБ: