Битва за смерть - Олег Синицын

Оба упали в снег.

— Там немцы, — коротко сообщил один из часовых. Второй залег под соседним деревом.

— Появились-таки, — пробормотал Приходько. — А мы уж думали, что насовсем сгинули.

— Где они? — спросил Калинин.

— Там где-то, на обочине дороги. Тоже за деревьями прячутся.

Рядом в снег плюхнулся политрук.

— Что случилось? — спросил он. — Кто стрелял?

— Там немцы, — снова повторил часовой. — Мы сидим с Павликом, охраняем лагерь. Вдруг слышим, как с дороги кто-то по-немецки лялякает! Мы и вдарили по ним очередью…

Солдат вдруг ухмыльнулся:

— Кажется, одного положили!

— Совершенно глупое решение, — рассерженно произнес Калинин. — Вы открыли огонь, обнаружили себя, а что, если их целая сотня?

Политрук едва заметно кивнул, одобряя замечание лейтенанта.

— Нет, — ответил часовой. — Их всего двое. Одного точно положили.

Они замерли, глядя в темноту, которая застилала дорогу. И вдруг оттуда раздалось жалобное:

— Nicht schiesen, bitte… Es friert mich![1]

— Что он говорит? — спросил старшина.

— Вдарить по нему? — предложил часовой, вскидывая пистолет-пулемет.

Зайнулов схватил рукавицей «ППШ» за перфорированный ствол и отвел в сторону:

— Погоди суетиться!

— Он просит, — сказал Калинин, — чтобы мы не стреляли… И еще говорит, что ему очень холодно.

Красноармейцы с удивлением посмотрели на молодого лейтенанта.

— Ты что, по-немецки гутаришь? — спросил Приходько.

— Немного, — ответил Калинин и выкрикнул в темноту: — Heben Sie die Hande und kommen Sie auf das Licht heraus![2]

— Вот так немного! — усмехнулся Приходько. — Ты прямо как ихний Гитлер гавкаешь!

— Nicht schieen! lch komme[3], — жалобным, почти плачущим голосом произнес немец.

— Скажи своему напарнику, чтобы не стрелял, — попросил Калинин часового.

— Павлик! — крикнул солдат. — Не стреляй в ганса!

Из-за деревьев появилась темная фигура с поднятыми руками. Политрук встал, остальные поднялись следом. Немец шел к ним по скрипучему снегу, в темноте было трудно разглядеть его фигуру. И только когда Калинин, Зайнулов, Приходько и часовые приблизились к немцу, а свет керосиновой лампы упал на него, солдаты ахнули. Зайнулов скрипнул зубами, оглядывая противника. Калинин от удивления раскрыл рот.

Немец был голым. На нем не было ни ботинок, ни одежды, ни даже, нижнего белья. Худая фигура покачивалась от измождения, живот был втянут. Сквозь белую кожу выпирали ребра. Ноги и грудь покрыты «гусиной кожей».

— Смотри-ка! — произнес Приходько, указывая пальцем.

Алексей увидел на дрожащих бедрах и по бокам туловища длинные кровавые полосы. Белая, кое-где синеющая кожа была рассечена каким-то острым предметом. Раны запеклись, и кровь больше не текла.

— Господи! — пробормотал Алексей. — Кто его так?

Немец подошел совсем близко. Белесые волосы слиплись и заледенели на лбу, голубые глаза смотрели мимо солдат, в пустоту. Брови и ресницы покрывал иней. Немца колотило от холода. Скрюченная рука прижимала что-то к груди.

— Нелюдь фашистская! — воскликнул часовой и ударил прикладом. Немец опрокинулся навзничь, из разбитой губы хлынула кровь.

— Правильно, — воскликнул кто-то. — Расстрелять сволочь!

Калинин кинулся на солдата. Схватил за отворот шинели. Автомат вывалился из руки часового, вошел дулом в сугроб и замер прикладом вверх.

— Что ты делаешь? — закричал Алексей. — Зачем его бьешь? Он же сдался! Он безоружен! Посмотри на него… посмотри только! Разве он может причинить сейчас вред?

Солдат оттолкнул лейтенанта.

— Он фашист! — огрызнулся часовой. — Враг! Вспомните, как они поступали с нашими пленными. Что вытворяли в захваченных деревнях. У меня фашисты повесили старуху мать! Какой вред она им могла причинить?

— Мы не можем уподобиться гитлеровцам. Мы — бойцы Красной Армии! Мы обязаны вести себя по-человечески, а не как стая шакалов!

Солдат не ответил. До него внезапно дошло, что он спорил с командиром роты — пусть и молодым, неопытным, но командиром! Собравшиеся вокруг красноармейцы понуро молчали. Немец лежал на снегу и плакал. Алексей опустился возле него.

— Дайте кто-нибудь шинель! — попросил он. — Поскорее, он может замерзнуть!

Красноармейцы молча стояли вокруг и не спешили помочь командиру. Холодные отблески костра играли в глазах. Между солдат мелькнул усмехающийся старшина. Легкий холодок пробежал по спине Алексея при виде его, но сейчас беспокойство доставлял не Семен Владимирович.

— Дайте же шинель! — умолял Калинин. — Неужели вы не понимаете, что можете оказаться в такой же ситуации!

— Вы что, не слышали приказ командира? — грозно спросил политрук. — Совсем разболтались!

Через минуту кто-то принес немецкую шинель. Нашлись и старые поношенные валенки, взятые из обоза. Закутывая пленного в сизое сукно, Калинин разглядел предмет, который немец держал в скрюченных пальцах, — единственную вещь, которая была при нем. В его руке оказалась целая, ненадкушенная булочка с маком. Половина точно такой же сейчас лежала в вещмешке Калинина.

Алексей поднял глаза на политрука. Тот кивнул, показывая, что заметил.

— Значит, немцы прошли через деревню, — сказал лейтенант. — Старухи обманули нас.

— Это неважно, — ответил политрук. — Важно узнать, что произошло с их подразделением. Он единственный, кто может рассказать об этом. Возможно — единственный, кто вообще остался в живых.

— Ему нужен фельдшер, — прошептал Алексей. — Бедняга скорее всего обморозился.

— Я приведу его, не беспокойся, — пообещал Зайнулов и удалился.

Алексей наклонился к дрожащему пленному. Тот по-прежнему плакал, размазывая кровь по подбородку. Калинин протянул носовой платок. Немец испугался этого движения, отпрянул. Но затем взял платок из рук Алексея и прижал к разбитой губе.

Калинин обернулся к солдатам.

— Ему нужна кружка горячего чая! — громко произнес он. — Сделайте кто-нибудь чай!

— Вон чайник на костре висит, — крикнул кто-то. — Пущай сам наливает!

— Дайте кружку, — попросил Калинин.

— Пущай из носика пьет!

Калинин поднялся и ткнул пальцем в первого попавшегося красноармейца, молодого парня с простым лицом:

— Дай немцу свою кружку!

— Ни за что не дам! — упрямо ответил тот. — Не хочу, чтобы он к ней своими фашистскими губами прикасался! Меня всю оставшуюся войну тошнить будет!

Алексей повернулся к Приходько и с мольбой посмотрел на него. Не говоря ни слова, Николай снял с пояса свою кружку и отдал лейтенанту. Калинин принял ее с благодарностью.

Не снимая чайника с жерди, он плеснул в кружку кипятку и подал немцу. Тот дрожащими руками поднес ее к заледеневшим губам и принялся жадно хлебать.

— Wie heiet du?[4] — спросил Калинин. Немец не ответил. Словно не слышал. Алексей повторил вопрос, но так и не добился ответа. Он подумал, что сейчас лучше не трогать пленного.

Подошел фельдшер — пожилой белорус с длинными усами, опускающимися на подбородок. Попросил у Калинина спирт, чтобы растереть несчастного. Красноармейцы долго возмущались по этому поводу, особенно когда Алексей отдал медику флягу и воздух наполнился специфичным запахом.

Солдаты постепенно расходились. Время было позднее. Ушли и старшина с Приходько, ушел фельдшер. Немец лежал возле догорающего костра, закутанный в три шинели. От удара прикладом у него раздулась нижняя губа. Алексей смотрел на пленного и не видел в нем врага. Его вполне можно принять за обычного деревенского парня откуда-нибудь из средней полосы России, если не обращать внимания на чужой покрой шинели и на немецкие знаки отличия. Немец лежал под сосной. На высоте полуметра над его головой торчал топорик, которым рубили дрова. Его оставил кто-то из солдат.

— Хотите еще чаю? — спросил Калинин по-немецки.

Немец кивнул.

— Хотите чаю? — снова спросил Калинин. Немец недоуменно замер, затем кивнул повторно.

Это походило на издевательство, Алексею за свои слова было стыдно, но он решил попытаться.

— Я не слышу ответа, — мягко произнес лейтенант. — Вы хотите чаю или нет?

— Да, — ответил немец.

Это было первое осмысленное слово, произнесенное им. Алексей облегченно вздохнул. Некоторые люди от пережитого шока теряют речь.

— Как вас зовут?

Немец вдруг засуетился. Зашевелились руки, скрытые под шинелью.

— Снег! — произнес он. — Много снега!.. Снег ревет!

Политрук наклонился к Калинину:

— Что он говорит?

— Ерунду какую-то, — ответил Алексей. — Что-то про снег.

Он снова заговорил с пленным:

— Меня зовут Алексей Калинин, я учусь в Московском университете и собираюсь стать историком.

Немец вопросительно уставился на лейтенанта.

— Как вас зовут? — спросил Алексей.

— Штолль… — судорожно произнес немец. — Янс…