Буддизм - Леонид Сурженко

В христианском учении первоначальные понятия не меняют свой смысл, но по мере познания, по мере духовного роста христианин открывает новые, неведомые ранее грани известного. Процесс этот не менее захватывающ, чем буддийский процесс познания.

Сиддхартха был очарован Раджагрихой. Прекрасный город, многолюдный и красивый, был полон искателей истины. Сама атмосфера Раджагрихи была необычайной: как будто в самом воздухе витал дух святости. Многочисленные отшельники, йоги, различные гуру и мудрые созерцатели встречались на улицах города так же часто, как прекрасные девушки в чертогах дворца Капилавасту. Сиддхартха терялся: к кому же примкнуть? Учений было такое множество, и каждое казалось лучше предыдущего. Сиддхартха старался успеть услышать проповеди самых разных учителей, узнать о самых различных направлениях. Он наблюдал за самыми различными отшельниками, и процесс этот казался бесконечным. Сколько разных учений! И как они различаются между собой! И даже исключают друг друга… Однако Сиддхартха не походил на тех наивных искателей, которые мечутся между различными учителями, не имея решимости или ума выбрать что-то одно. Сиддхартха знал, чего он хочет. Он искал путь освобождения от страданий, и только тот, кто освободился от них, может стать его учителем.

Этот отшельник сразу бросился в глаза Сиддхартхе. Никогда ранее царевич не видел такого презрения к страданиям, такого нечеловеческого терпения, такой силы духа. Не было никаких сомнений, что этот человек – святой, что он победил страдание. Никогда Сиддхартха не был нерешительным, но теперь, когда он принял решение подойти к Учителю, он смешался. Ведь от решения этого человека зависит, сможет ли он достигнуть цели своей жизни. Может быть, он скажет «нет». Что тогда? Искать другого учителя? Но Сиддхартха уже отошёл от первоначального восторга, более прохладно смотрел на отшельников, наводнивших Раджагриху, и теперь ясно видел многие изъяны в их учениях. И только этот человек, святой Арата Калама внушил ему уважение. Сиддхартха глубоко вдохнул, медленно выпустил воздух сквозь прикрытые губы, и шагнул вперёд.

– Учитель! Преклоняюсь перед тобой. Твои проповеди поразили мой разум. Твоя праведность восхитила моё сердце. Я счастлив уже тем, что увидел такого человека. И лишь одна мысль могла бы сделать меня ещё счастливее: что святой Арата возьмёт меня, недостойного, в ученики. Воистину, в таком случае я был бы счастливее любого смертного…

Арата взглянул на красивого статного юношу, склонившегося перед ним. Даже простая одежда отшельника не могла скрыть его благородное происхождение. Но не это удивило отшельника. Благо, немало благородных юношей стремятся покорить свою плоть в рядах отшельников. Но ни у кого из них Арата не видел такого прямого, ясного взора, в котором его проницательный взгляд читал глубокий ум, решительность и великие способности. И ёще – в глазах этого молодого человека, так смиренно преклонившего перед ним голову, Арата видел то, что решило судьбу юноши. Мудрый отшельник прочитал в этих искренних, чистых, и в то же время загадочных глазах, что этот юноша вскоре значительно превзойдёт своего учителя…Это знание было неожиданным и даже пугающим, но Арата знал: плох тот учитель, который не может воспитать ученика, превзошедшего его. Может быть, так угодно богам… Воздев руки, он положил ладони на голову юноши:

– Как тебя звали, юноша? Вступая в нашу общину, ты лишишься имени, потому что с этой минуты ты родишься заново. Назови его, чтобы мы знали, кем был тот, кто станет нашим братом?

Тихим голосом, который, однако, в наступившей тишине ясно слышали все ученики, Сиддхартха ответил:

– Меня звали Сиддхартха, сын Шуддходаны.

Так Сиддхартха стал произвольным тружеником. Теперь его называли Гаутамой. Он сам выбрал это имя, ибо его предок, мудрец Готама, также искал истину. Пусть же в роду Шакьев его поиски не прервутся.

Практика Араты была суровой. Первое время Гаутама едва выдерживал многочасовое сидение под палящим солнцем, ощущая, как вживую сгорает кожа на его плечах, как горят бёдра, как всё плывёт в голове, а внутри всё пересыхает от жажды. Однако нужно было победить тело, чтобы закалить дух. Только изнурениями, только превозмогая боль, можно было подчинить себе тело, отбросить, отдалить страдания. Арата уже не чувствовал боли: он мог сидеть в неподвижности неделями, мог пройтись по горящим углям костра, переносить многодневную жажду и не есть целыми месяцами. Для Сиддхартхи это было непостижимо и величественно. Воистину, этот человек достиг совершенства.

Со временем новичок стал делать успехи. Арата замечал, что на то, на что у других его учеников уходят годы, Гаутама постигает за недели. А то, что пришлось бы иному объяснять месяцами, юноша постигал за несколько минут. Это и радовало учителя, и страшило его. Ведь и его познания и достижения небезграничны, и при таком прогрессе нового ученика просто нечему будет учить… Он просто обойдёт своего учителя. И тогда вряд ли Арата сможет удержать его в общине.

Эта мысль была для Араты горькой полынью. За время подвижничества он успел привязаться к замечательному юноше. Да и его ученики полюбили былого Сиддхартху. Пока Гаутама – его ученик, но Арата знал, что это продлиться недолго. Не таков был характер у этого, внешне абсолютно послушного и смиренного юноши, чтобы остановится на своём пути. Поэтому отшельник решил сделать ему встречное предложение.

Однажды вечером, когда дневные бдения были закончены и уставшие ученики укладывались на ночлег, Арата подозвал Сиддхартху и пригласил его сесть. Разговор предстоял серьёзный, и учитель задумался, подыскивая нужные слова. Наконец он вымолвил:

– Ты достиг больших успехов, Гаутама! Очень больших. Вскоре ты станешь равен мне, и мне нечему будет тебя учить. Но даже теперь ты сможешь учить других. У меня много учеников, Гаутама! Мне трудно уследить за всеми. Я хочу, чтобы ты помогал не.

Сиддхартха только уважительно склонил голову. Не удовлетворённый этим, Арата продолжал:

– Я хочу, чтобы ты управлял общиной так же, как я. Разве это не прекрасно? Самый молодой ученик становится учителем! Любой из моих учеников только и мечтает об этом.

Сиддхартха молча улыбнулся, долгим взглядом посмотрел на своего учителя, и вдруг тихо, но удивительно проникновенно сказал:

– Учитель! Ты предлагаешь мне управлять общиной на равных с тобой. Но ведь я ничего не достиг! Чему же я буду учить других? Разве готов я нести твоё учение, не постигнув его конечной цели? Мне рано ещё учить других, учитель! Я всего лишь твой учений.

Арата скорбно молчал. Да, пришло время расставания, он это чувствовал. За мягкими словами этого юноши скрывалась огромная сила, большое понимание. Теперь он должен набраться решимости, чтобы сказать ему правду. Не то, чтобы он не понимал, что Гаутама сам чувствует, что ему уже тесно в рамках его учения, но он должен был признать это сам. И Арата вновь заговорил:

– Мне нечему тебя больше учить, Гаутама! Мне нечего тебе больше дать. Я могу лишь разделить с тобой хлеб и свой авторитет…

По лицу Сиддхартхи пробежала тень, но он тотчас же вновь улыбнулся – улыбнулся немного печальной, но такой же приятной улыбкой, которая всегда освещала его уста.

– Я ведь не за властью и не за хлебом пришёл сюда. И то, и другое у меня были. Я пришёл, чтобы разгадать секрет смерти и страданий. Но раз и ты, учитель, не смог передать его мне, значит, и твоё учение неполно. Я очень благодарен тебе: благодаря твоей практике, я познал, что значит управлять телом, что дух стоит над плотью, что человек может победить себя. Но я не вижу, как можно победить смерть… Я должен продолжать поиски, учитель. Я должен найти истину. Для этого я оставил всё…

Арата смотрел прямо в лицо Сиддхартхи. В его глазах стояли слёзы…

– Ты прав… Иди. Иди, Гаутама, ибо ты уже более мудр, чем твой учитель. Я не могу больше тебя учить, но может быть, вскоре ты станешь учить меня. Я выдал всё…

С этими словами великий отшельник привлёк к себе Сиддхартху и крепко его обнял. Всей душою своею он чувствовал боль, ибо даже его закалённое сердце плакало, предвидя, что такого ученика у него больше никогда не будет…

Буддийскую литературу можно разделить на три достаточно чётко разграниченных раздела. Это, в первых, доктринальная литература, предназначенная для всех буддистов в целом. В ней очерчены основные черты буддийского учения, которые должен знать как буддист-монах, так и буддист-мирянин. В канонической литературе этот раздел представлен Сутра-питакой. Во вторых, это специальные буддийские психотехники и йогические практики, которые должны предназначались для достижения особых состояний сознания. Только в подобных состояниях и возможно было обрести понимание, ибо в обычном своём состоянии человеческое сознание слишком слабо и мятежно для усвоения истины. Первоначально эти психотехники открывались лишь монахам, однако со временем их стали практиковать и многие миряне. В наше время буддийские и йогические практики не являются секретом ни для кого. Каждый, кто найдёт в себе терпение покопаться в библиотеке или Интернете, может обнаружить множество руководств по медитации или йоге. Другое дело, что осваивать эти упражнения самостоятельно, без помощи опытного учителя большей частью бесполезно, а иногда и опасно. Этот раздел в буддийском каноне представлен Винная-питакой. И, наконец, в третьих, буддийская литература представлена философскими трудами. На этом, третьем разделе, представленном в каноне Абхидхарма-питакой, мы остановимся подробнее. Ибо именно на поле философии вклад буддизма в мировую культуру огромен.