Буддизм - Леонид Сурженко

И вновь его сердце наполнилось тоской. Он вспомнил лицо спящего сына, так безмятежно улыбающегося во сне… Он вспомнил губы Ясодхиры, её нежные объятия… Он вспомнил печальные глаза отца. Завтра у них будет горе… Как они переживут это? И это горе принесёт им он, он, который никогда, ни за что на свете не допустил бы, чтобы хоть одна слезинка упала с ресниц любимых им людей… Такова ирония богов… Но ведь как можно остаться, как можно дальше жечь эту жизнь, когда конец заранее известен? Он уже видит старость своего отца, но ему придётся увидеть и старость его любимых жён, их увядание, свою старость… Ему придётся перенести ещё много смертей, каждая их которых будет рвать его сердце калёной стрелой… Он просто не может покорно ждать этого. Это не в его силах. Он должен найти средство победить страдание, или же погибнуть молодым, в расцвете сил, не познав позорной немощи старости. Он должен уйти, уйти, пока не поздно. Пока есть решимость и силы. Пока ещё разум не оставил его…

Чандака вернулся быстрее, чем он рассчитывал.

– Идём! – возбуждённо шептал он, – Ворота открыты! Стража забыла закрыть ворота!

Царевич глубоко вздохнул. Вот он – знак. Значит, надо идти. Сами боги указывают ему путь. И он должен слушаться их.

Следуя Восьмеричному пути, буддист обретает Просветление. Но нелёгок Восьмеричный путь. Сам Будда старался не концентрировать внимание практикующих на его трудностях, указывая более на прелести этого пути, на ту великую цель, к которой он ведёт. Приспосабливая буддийское учение к реалиям повседневной жизни, где только возможно, он, однако, указывал, что достижение Нирваны для мирянина сопряжено с огромными трудностями, что путь монаха более эффективен. Однако и для человека, покинувшего мир ради достижения Просветления, процесс религиозного служения вовсе не усеян розами. Однако те достижения, которые он обретает на этом пути, должны, по мнению Будды, значительно перевешивать те трудности, с которыми он сталкивается на своём жизненном пути.

«Представьте, что домохозяин, или его сын, или кто-либо, переродившийся в благородной семье, слышит Дхамму; и, услышав Дхамму, он обретает веру в Татхагату. И, наполненный этой верой, он думает: "Стеснительна жизнь домохозяина, как грязная дорога; а бездомная жизнь – как чистый воздух. Нелегко, живя дома, практиковать праведную жизнь, всецело правильную, всецело чистую, как полированная раковина. Что, если я сбрею волосы и бороду, надену желтые накидки, и, оставив дом, буду странствовать бездомным?" И через некоторое время, отказавшись от малого достатка или отказавшись от большого достатка, отказавшись от малого круга родственников или отказавшись от большого круга родственников, он сбривает волосы и бороду, надевает желтые накидки, и, оставив дом, странствует бездомным.

Оставив, таким образом, мир, он следует монашеским правилам. Он избегает убийства живых существ и воздерживается от этого. Без палки и без меча, добросовестный, великодушный, сострадательный, он желает благополучия всем живым существам. Он избегает воровства и воздерживается брать то, что ему не дано. Он берёт только то, что дано, ожидая, пока оно будет дано; и живёт с честным и чистым сердцем. Он избегает распутства, живя целомудренно, в уединении, сторонясь всеобщего обычая совокупления. Он избегает лжи и воздерживается от неё. Он говорит истину, предан истине, надёжный, заслуживающий доверия, не вводящий людей в заблуждение. Он избегает сплетен и воздерживается от них. То, что услышал здесь, он не повторяет там, чтобы не стать причиной распрей там; то, что услышал там, он не повторяет здесь, чтобы не стать причиной распрей здесь. Таким образом, он объединяет то, что разъединено, а то, что объединено, он поддерживает; согласие радует его, он восхищён и радуется в согласии; и согласие он распространяет своими словами. Он избегает грубой речи и воздерживается от неё. Его слова умиротворяют, приятны для слуха, они наполнены любовью и направлены к сердцу, они вежливы, дружелюбны и приятны для многих. Он избегает пустословия и воздерживается от него. Он говорит своевременно, в соответствии с фактами, говорит то, что полезно, в соответствии с Дхаммой и Винаей; его речь подобна сокровищу, произносится тогда, когда это необходимо, сопровождается аргументами, выдержана и наполнена смыслом.

Он принимает пищу только один раз в день, воздерживается от пищи вечером, не ест во внеурочное время. Он воздерживается от танцев, песен и посещения представлений; воздерживается от принятия цветов, благовоний, притираний, а также украшений и нарядов. Он воздерживается от высоких и мягких кроватей. Он воздерживается от принятия золота и серебра. Он воздерживается от принятия сырого зерна, сырого мяса, женщин и девушек, рабов и рабынь, или коз, овец, птиц, свиней, слонов, коров или лошадей, или земли и имущества. Он воздерживается от выполнения обязанностей посыльного или курьера. Он воздерживается от покупки и продажи вещей. Он воздерживается от использования поддельных металлов, мер и весов. Он воздерживается от извилистых путей взяточничества, обмана и мошенничества. Он воздерживается от калечения, казнения, пленения, нападения, грабежа и насилия.

Он довольствуется накидкой, защищающей его тело, и чашей для подаяний, с помощью которой он поддерживает свое существование. Куда бы он ни пошёл, он обеспечивает себя при помощи этих двух вещей, подобно крылатой птице, несущей с собой в полёте свои крылья. Одаренный этой благородной "группой добродетели" он чувствует в своём сердце безупречное счастье».

Так описывает буддийскую практику сам основатель этого учения. Не проповедуя в открытую отшельничество, он, тем не менее, убеждает, что для настоящей практики она необходима. Всеми силами пытаясь помочь мирянам улучшить их жизнь, он признаёт, что мирская жизнь лишь отвлекает от Истинного Пути, что мирянин помимо своей воли вынужден накапливать карму, которая заставит его перерождаться ещё не раз.

Однако и монашеская жизнь не является панацеей. Не каждый монах достигнет Нирваны. Ибо Восьмеричный путь суров, и даже жесток. Он не прощает ошибок, ибо прощение – удел личности, но не безличного закона. Для кармы все равны, и закон кармы не знает исключений. И нет никаких помощников на пути, ибо и боги также подчинены карме. А идею единого бога, Бога – Творца Будда отвергал. Себя не считая богом, но лишь Просветлённым, он не допускал и существование личного Творца, или Ишвары, который управлял бы всей сотворённой вселенной: «Кто сотворил наши жизни? Разве это Ишвара, личный творец? Если бы Ишвары бал творцом, то все живущие существа должны были бы молча подчиниться мощи сотворившего их. Они были бы как сосуды, сделанные рукой горшечника. Если бы это было так, то каким образом явилась бы возможность применять добродетель? Если бы мир был сотворён Ишварой, то в нём не должно было бы существовать ни горя, ни бедствий, ни греха, ибо как чистые, так и нечистые деяния должны были бы от него. Если же нет, то должна существовать другая причина, кроме него, и тогда он не будет Самосущим. Итак, вы видите, что мысль об Ишваре опрокинута». Исходя из не существования личного Творца, Будда отрицал и необходимость в поклонении ему: «Если существует Бог, какую надежду можешь ты писать умилостивить его гимнами и поклонами? Поступки, совершённые тобою, есть поступки этого высшего существа… Если Бог делает и всё то, что худо, какую заслугу ты видишь в нём для твоего почитания? Если, ненавидя зло, он не способен выявить зло, то нелепо говорить, что всё сущее творение Бога. Мощь Бога должна быть основана на законе или же быть подчинена другой причине. В первом случае она является средством закона, во втором мы должны назвать её рабством, а не владычеством».

Доводы действительно очень убедительны. Однако, как же решает этот вопрос христианство? Ведь стержнем этой религии является вера как раз в единого Бога-Творца, что и провозглашается Христом в его первейшей заповеди.

А подобную проблему христианские богословы решают следующим образом: Творец вселенной, единый и Всемогущий Бог создал сей мир и человека, создал их отдельными существами, со своей волей, своими чувствами и своим мышлением. Он постановил законы природы, управляющие органической жизнью и различными явлениями на Земле. Однако, несмотря на то, что всё сущее есть творение Бога, однако ни Природа, ни люди не являются частицами самого Бога. Человек лишь создан Творцом «по образу и подобию своему», однако если в индуизме человек признаётся частью Брахмы, ибо Брахма есть всё и он находится всюду, то в христианстве творения не являются частью Творца, они являются именно его творениями. Поэтому человек обладает возможностью самостоятельно мыслить, чувствовать, действовать. Оттого в мире и имеется зло. Плохо это или хорошо, но Творец создал свои творения такими, и они обладает свободой воли. Что касается всемогущества Бога, то оно признаются христианами в полном объёме: однако это всемогущество не означает, что Бог должен вмешиваться в дела своих творений. Однако примерами этого вмешательства полон как Ветхий, так и Новый заветы, что доказывает, что всемогущество Божие есть факт, и что для Бога в действительности не может быть препятствий. Присутствие же в мире зла лишь подтверждает наличие свободы воли человека, тот великий дар, полученный им из рук Творца, и до конца ещё не осознанный человечеством. В самом деле: разве можно было бы говорить о какой-то свободе воли, свободе выбора, если бы возможности этого выбора не существовало бы в природе… Выбор между сиюминутным и вечным, чем, собственно, и является выбор между Добром и Злом, и есть та единственная свобода, которой наделён человек. Уничтожив зло, Творец бы уничтожил и саму возможность выбирать.