Мемуары графа де Рошфора - Гасьен Куртиль де Сандра

Со мной случилось то, что случается со всеми несчастными: я был брошен теми, кого считал своими друзьями, и через два-три месяца я оказался в такой нищете, что стал стыдиться самого себя. Не зная больше, куда обратиться, я решил поехать к своему отцу в надежде, что он не откажет в помощи тому, кто столько сделал для его семьи, если тот обратится к нему лично, а не письмом. Я с трудом нашел средства, чтобы добраться до него. Надо сказать, что представлял я собой весьма жалкое зрелище. Старые слуги даже не поверили, что это я, когда я приехал, а мои отец и мачеха с трудом узнали меня. Они дали мне поесть, осыпая меня всевозможными упреками и утверждая, что это мое поведение довело меня до подобного состояния. Нищета — это страшная вещь. Она бьет по рассудку так же сильно, как и по организму, а посему я даже не нашел, что им ответить, и если бы я периодически не вздыхал, они вообще подумали бы, что я потерял способность что-либо чувствовать и понимать.

Мне было так плохо в их доме, что если бы я знал, куда податься, то я бы не остался там и четверти часа. К сожалению, выяснилось, что наш бедный кюре умер два года назад, и мне стало казаться, что Небо решило окончательно добить меня своей немилостью. Я старался договориться со своим отцом, просил его помочь мне и одолжить денег, чтобы я мог вернуться в Париж. Я сказал ему, что мое дело ясное, и мне не могут вечно отказывать в правосудии, что травля временна, что кардиналу Мазарини рано или поздно надоест этим заниматься. Я говорил ему еще много подобных вещей, чтобы убедить его в том, что его деньги не пропадут, что я обязательно ему их верну, но он меня резко оборвал.

— Вы, наверное, принимаете меня за идиота, — сказал он. — Идите рассказывать ваши сказки кому-нибудь другому. Я знаю, почему вас лишили ренты, просто ваши кредиторы не хотят иметь дело с человеком, с которым они рискуют все потерять и нажить себе неприятности.

Если бы я мог убить себя, не разгневав Господа, я сделал бы это от отчаяния, охватившего меня после подобных слов. Я стал упрекать его, я стал говорить вещи, не делавшие мне чести, какие нельзя ни при каких обстоятельствах говорить своему отцу.

После этого он и моя мачеха приняли решение, что я не должен больше есть с ними за одним столом, а чтобы у меня не было в этом сомнений, они приказали слуге накрывать мне в моей комнате, да и то лишь после того, как поедят они сами. Таким образом, мне была оказана честь питаться объедками вместе со слугами. Но еще больше меня взбесило злорадство моих братьев, которые так выросли, что считали себя выше всех вокруг. Один из них имел теперь двадцать пять или тридцать собак, пять или шесть отличных лошадей, и это все было получено с моей помощью, но он даже не приглашал меня с собой на охоту.

Так я прожил три месяца в этом доме, где со мной обходились подобным образом, к концу которых я уже не мог терпеть и решил вернуться в Париж. Мне было трудно получить от отца средства на это путешествие, но не отъехал я от него и на два лье, как новый кюре побежал вслед за мной и передал мне десять пистолей. Он сказал, что давно хотел мне их дать, но оставил их на сохранение у одного из друзей, он не мог получить их раньше. Он сказал также, что его предшественник имел столько обязательств передо мной, а он сам имел столько обязательств перед ним, что это и стало причиной того, почему он дает мне эти деньги.

В своей жизни я получал немалые суммы от господина кардинала, но могу вас заверить, что никогда не испытывал таких чувств, какие охватили меня в тот момент. Я сказал кюре, что с радостью приму то, что он мне дает, что Бог еще предоставит мне возможность продемонстрировать ему свою признательность. А еще я сказал, что он буквально спасает мне жизнь. Потом мы стали осыпать друг друга благодарностями, и вслед за этим я продолжил путешествие.

Вскоре я прибыл в Париж и нашел там гражданскую войну в полном разгаре. Принц де Конде двинулся в Сен-Мор, и его двор был не меньшим, чем королевский. Этот принц, который так хорошо послужил кардиналу Мазарини, получил в благодарность тюрьму, из которой он смог выйти лишь по счастливой случайности. После этого он возобновил войну, в которой его поддержало множество людей, ненавидевших Мазарини. Если бы я находился в достойном экипаже, я бы тут же поехал к нему предложить свои услуги, но все у меня так отличалось от того, что было раньше, и мне не оставалось ничего иного, как желать ему успехов в его начинании.

Тем временем Парламент вновь начал действия против Мазарини, и тот даже вынужден был покинуть королевство, чтобы спастись от преследований народа, который требовал его отставки. Увидев в этом удачное стечение обстоятельств для себя лично, я обратился ко двору с прошением, в котором я изложил все обстоятельства своего дела, рассказав обо всех несправедливостях, которые обрушились на меня в последнее время. Мне ответили, и мое дело было решено в мою пользу. В результате справедливость была восстановлена, и я получил сразу весьма значительную сумму, и я тут же отправил двадцать пистолей нашему кюре, вернув, таким образом, его деньги и дав ему еще десять пистолей в знак благодарности.

К сожалению, бегство первого министра представляло собой лишь гримасу, которая должна была позабавить народ. У него еще оставалось много людей в Совете. Принц де Конде, в свою очередь, имел мощную поддержку в Парламенте и среди народа. Его репутация, базировавшаяся на большом количестве одержанных им побед, притягивала к нему людей. Он был возмущен тем, как с ним обошлись, но его главным побудительным мотивом было желание сделать себе еще лучшую карьеру, чем у него была, что и показало его дальнейшее поведение. Одновременно со старанием показать всем, что непримирим с Мазарини, он тайно вел с ним переговоры, что говорило о том, что, если удовлетворят его требования, он не только готов поддержать его, но и даже восстановить с ним дружеские отношения. Не знаю почему, но их переговоры не увенчались успехом, а амбиции принца были таковы, что он выдвигал все новые и новые требования по мере того, как удовлетворялись предыдущие. В результате я узнал, что кардинал отправлял ему много раз сообщения о том, что его требования выполнены, но это приводило к еще большей смуте. Чтобы рассказать обо всем, что происходило, нужно быть историком, а не человеком, который всего лишь пишет свои воспоминания, а посему я ограничусь лишь тем, что скажу, что после многочисленных поездок туда-сюда противники вновь взялись за оружие. Принц де Конде контролировал много крепостей, и он послал туда своих людей, чтобы возглавить оборону в случае осады, особенно в Монтрон, находившийся в самом сердце Франции и выглядевший по тем временам неприступным. Я не мог оставаться безучастным в этой войне, и я обратился к господину де Бофору, который сначала был на ножах с принцем де Конде, а теперь помирился с ним при посредничестве герцога Орлеанского.

Надо сказать, что герцог Орлеанский окружил себя такими людьми, как кардинал де Рец[49], герцог де Роан[50] и Шавиньи, а эти трое имели каждый свой личный интерес, и они много раз мешали заключить мир, что им было нетрудно сделать, так как принц де Конде не решался им противоречить. Кардинал Мазарини, вернувшись ко двору, увидел, что готовы начаться большие волнения, решил предпринять последнее усилие и удовлетворить герцога Орлеанского и принца де Конде, если они не станут слишком сильно потакать тем, кто собрался вокруг них. Он сказал принцу де Конде отправить к нему одного из своих людей, которому он доверяет, но который еще не участвовал в переговорах, чтобы это не выглядело подозрительным для тех, кто желал помешать их успешному завершению. Принц де Конде вызвал одного из своих дворян и дал ему письменные рекомендации, сообщив кардиналу, что не стоит слишком долго думать и что он не хочет сворачивать со своих позиций. Это было довольно жестко, так как после этого кардиналу оставалось лишь одно: выбрать либо мир, либо войну. В результате он подписал договор, сказав этому дворянину, что он просит принца де Конде сказать герцогу Орлеанскому, интересы которого также не были забыты, чтобы тот ничего не говорил своей жене[51], потому что она всегда сможет их предупредить, а те сделают все, чтобы помешать договору.

Если бы принц де Конде последовал этому совету, это позволило бы избежать многих неприятностей, но он отнесся к этому несерьезно. Он ознакомил с договором жену, а она — кардинала де Реца, герцога де Роана и Шавиньи. Эти три господина спросили, о чем он думал, когда его подписывал, ведь все преимущества в нем находятся на стороне принца де Конде, что именно он приобретает главные милости притом, что он и так уже имеет очень много в стране, и его амбиции чрезмерны. Короче говоря, они попросили его еще раз подумать над подписанием или разрывом этого договора, от чего зависит благополучие государства и мир во всем мире.