Архивариус (СИ) - Игорь Мирецкий

Спустя полчаса Ингви уже мчался на такси по автостраде. Едва забравшись в автомобиль, Мирослава – к его ужасу – стянула с головы парик, изображавший тугую косу до пояса, и растрепала перед зеркалом свои собственные волосы, которые доставали ей всего лишь до плеч.

– Прости, – сказала она. – Если меня увидят соседи, умрут со смеху. Тут так никто не ходит. Я специально вырядилась по-древнему, чтобы тебя сразу не шокировать.

– Как называется этот необычный город? – спросил Ингви.

– Москва. – Она принялась стягивать с себя сарафан. – Но он вообще-то ничем не отличается от любого другого. Они тут на Ремотусе все словно наштампованы.

Ингви взглянул на ее голое тело и сразу убедился, что Голос не соврал... Его собственное преображенное тело отнюдь не перестало вести себя как тело мужчины.

– Моя родня тоже здесь живет?

– Нет, их город где-то в Скандинавском Штате. Но ты... – Мирослава помедлила, – ты сам можешь выбрать, где тебе жить... и с кем...

– О чем ты говоришь? Конечно, я хочу жить с тобой, – поспешил успокоить ее Ингви. – Ты содержишь здесь корчму?

Мирослава пыталась удержаться от смеха, но так и не смогла.

– Прости, я не над тобой смеюсь. Нет, корчму я не содержу. – Она достала из пакета платье и стала надевать его. – Я ученый. Математик и физик.

Сперва Ингви подумал, что ослышался. Но тут же вспомнил, как Мирослава потрясала всех посетителей новгородской корчмы своим необычным дарованием. Приняв заказ от компании хоть из пяти, хоть из двадцати пяти человек, она сразу, за секунду сложив всё в уме, называла точную сумму. Обсчитать ее было не под силу, наверно, даже самому черту. Интересно, развить свои способности к математике и превратиться в ученого ей удалось еще в монастыре?

– Я живу на Ремотусе уже пять лет, – пояснила Мирослава, надевая туфли из другого пакета. – Сразу поняла, что хочу заниматься наукой. В той жизни у меня для этого не было условий... Все знания, приобретенные человечеством в области естественных наук, мне загрузили в мозг так же быстро, как тебе только что загрузили свод местных законов. Это дело секунды. Вот только голова от этого кружилась потом не полчаса, как у тебя, а целый месяц! Я даже на улице несколько раз в обморок падала, прохожие скорую вызывали... Мозгу требуется не просто получить новую информацию, а еще переварить ее, усвоить. Мой, видать, оказался совсем плохо подготовленным для такого. Но в итоге всё встало на свои места.

– И эта наука приносит тебе хороший доход? – поинтересовался Ингви.

Мирослава помедлила с ответом.

– Наука не приносит мне доход.

Такси остановилось возле одного из стандартных жилых небоскребов с зеркальными стенами.

– На что же ты в таком случае живешь? – полюбопытствовал Ингви, выбираясь из автомобиля. – Преображенному телу не нужна еда? Но я вот почему-то чувствую, что не прочь сейчас подкрепиться.

– Расположи правую ладонь у себя перед лицом.

– Зачем? – не понял Ингви.

– Просто сделай, как я сказала. Сам увидишь.

Ингви нехотя последовал ее рекомендации. Ничего не произошло.

– А теперь, – продолжала Мирослава, – мысленно прикажи, смотря на ладонь: «Показать мне мои деньги!»

– Ты решила поиздеваться надо мной?

– Просто делай, что я тебе говорю, – рассердилась Мирослава.

Ингви сделал всё, как было сказано. И чуть не упал от неожиданности. Из ладони, прямо в воздухе, появился светящийся экран с надписью: «100 РЕМО».

– Это еще что за чертовщина?

Экран исчез.

– Твои деньги, – объяснила Мирослава. – А в руку имплантирован микрокомпьютер, который соединен с твоим головным мозгом. Называется «имплант». Пойдем.

Они вошли в подъезд и Мирослава вызвала лифт.

– Каждому в день начисляются сто ремо. Так называются здешние деньги, сокращенно от названия планеты. Других денег на Ремотусе в ходу нет. Это твои первые сто ремо. Завтра увидишь, что начислены еще сто. Это в добавок к тому, что у тебя останется от сегодняшних. Послезавтра – плюс еще сто. И так будет происходить каждый день.

– А что можно приобрести на сто ремо?

– Скажем так, самый сытный обед обойдется тебе максимум в двадцать ремо. Включая любую выпивку.

У Ингви закрались сомнения.

– За что мне дали такие деньги? Как я должен буду их отрабатывать?

– Никак, – ответила Мирослава, когда дверца лифта открылась на ее этаже. – Каждый житель Ремотуса получает на свой имплант сто ремо в день, ничего для этого не делая. А если человек работает, то ничего не получает за свой труд.

– Работает бесплатно? Как раб?! Но кто же принуждает его к этому?

– Нет, не как раб. Никто не принуждает. Это долго объяснять, потом сам поймешь.

Мирослава приложила правую руку к двери, перед которой они остановились, и оба зашли в квартиру.

– Вон тот шкаф в углу называется атомным синтезатором. Ты говорил, что голоден? Пойдем, я научу тебя им пользоваться...

* * *

Мысль посетить Землю пришла к Ингви уже на пятый день после воскрешения.

Интересно, если отмерить половину расстояния между местом крещения Иисуса и Иерихоном, то удастся, хотя бы теоретически, найти в каменистой земле свои собственные кости? Или они уже полностью истлели?

А тот рунический камень, который, как рассказали родители, они воздвигли на Фюне, возле своего хутора, в память об ушедшем на Святую Землю и не вернувшемся сыне? Он-то должен лежать где-то там в земле до сего самого дня?

Безусловно, заняться такими поисками на Земле ему никто не позволил бы. Да и территории, отведенные там под Музей, скорее всего не совпадут с местами, о которых Ингви думал больше всего. Может быть, весь остров Фюн представляет из себя сплошные ряды небоскребов наподобие тех, что он видит здесь, в ремотусианской Москве? И такие же точно достижения цивилизации давно погребли под собой место его захоронения возле Иордана?

Но совершить экскурсию по Музею – нетронутыми следам ушедших эпох, сохраненных то там то сям по всей Земле, – непременно следовало.

– Сколько стоит телепортация на Землю? – поинтересовался он у Мирославы в тот же вечер, как только она пришла домой с работы.

– Сто тысяч ремо.

– Сколько?!

– Сто тысяч, – повторила она, сняв туфли и закинув их в атомный синтезатор. – Это в оба конца. Билет только туда не продают. Земляне строго следят, чтобы никто не загостился у них слишком долго. Им там, как ты понимаешь, самим места не хватает.

Ингви быстро прикинул, что копить ему пришлось бы тысячу дней. То есть около трех лет. Но это если ничего не есть и не пить. А если каждый день тратить что-то на себя, но жить экономно...

Нет, об экономии можно забыть. Мирослава с какой-то стати рассматривала его кровные сто ремо как часть их «семейного бюджета». А тратился семейный бюджет в основном на то, чтобы заказывать себе в атомном синтезаторе – и там же гробить – по несколько новых платьев за день, а также на кучу сверкающих побрякушек столь же недолговечного пользования.

Семьдесят лет монашеской жизни не прошли для нее бесследно...

– Но почему так дорого? – спросил Ингви. – Это специально сделали, чтобы все с Ремотуса не побежали на Землю?

– Нет. Просто для искривления пространства требуется слишком много энергии. Это я тебе как физик говорю. Ты в курсе, сколько стоит телепортация даже из одного города Ремотуса в другой?

– Не-а. Сколько?

– Две тысячи ремо.

– Ну ни фига себе...

– Да, – согласилась Мирослава, – мало кто пользуется. Но бывает, что ждать самолета у человека совершенно нет времени.

– А если полететь на Землю на космическом корабле? Сколько тогда будет стоить?

– Всего в два раза дешевле телепортации. Пятьдесят тысяч. Зато времени уйдет... – Мирослава присвистнула. – Семь лет будешь лететь туда и столько же обратно.

– Нда, – пробормотал Ингви. – Уж легче поднакопить еще пятьдесят тысяч. А что, неужели некоторые соглашаются просидеть четырнадцать лет в какой-то консервной банке?

– Человека погружают в сон на всё время полета. Так что, по сути, для него это воспринимается как мгновенное перемещение из Ремотуса на Землю. Но я тебя не отпущу, слышишь? Даже не мечтай. Я-то тут что без тебя четырнадцать лет делать буду?!

– Ну что ты, что ты, – обнял ее Ингви, – я просто так спросил.

И всё-таки не удержался:

– А ты не хотела бы посетить Землю? Мы бы могли с тобой вдвоем накопить на космическое путешествие. Да, проспали бы каждый по четырнадцать лет. Но разве это так страшно, когда впереди вечность?

– Ну, – задумалась Мирослава, – может быть... Когда-нибудь.

Она немного помолчала в его объятьях.

– А насчет того, что впереди вечность... – вновь заговорила она. – Это не факт. Тоже как физик тебе говорю.